Dassault Mystère IV

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Мистэр IV»)
Перейти к: навигация, поиск
MD.545 Mystère IV
«Мистэр» IV A № 121 в авиационном музее Норвича, Великобритания
Тип истребитель-бомбардировщик
Производитель Dassault Aviation
Первый полёт 28 сентября 1952
Начало эксплуатации 1953
Основные эксплуатанты ВВС Франции
ВВС Индии
ВВС Израиля
Единиц произведено ~400
 Изображения на Викискладе
Dassault Mystère IVDassault Mystère IV

Дассо MD-454 «Мистэр» IV (фр. Dassault MD-454 Mystère IV) — французский истребитель-бомбардировщик, разработанный на основе ранней модификации «Мистэр» II. Совершил первый полёт 28 сентября 1952 года, состоял на вооружении с 1953 года. Всего построено около 400 самолётов. Поставлялся на экспорт в Индию и Израиль, применялся в нескольких вооружённых конфликтах.

Выкаченный из ангара в Истре в августе 1952 года, новый Mystere IV внешне был во многом похож на Mystere IIС, однако были и весьма существенные отличия: усиленный, более длинный фюзеляж овального поперечного сечения; модифицированное хвостовое оперение с цельноповоротным стабилизатором; новый более мощный французский ТРД Hispano-Suiza Verdon (первые 50 самолётов получили двигатель Rolls-Royce RB.44 Tay), а стреловидность крыла по линии 1/4 хорд возросла с 30° до 38°.

Первый Mystere IV поднялся в воздух 28 сентября 1952 года, а первый серийный самолёт ВВС Франции получили в июне 1954 года. Серийный Mystere IVA отличался от Mystere IV внедрением 60 различных инженерно-конструкторских решений, наиболее заметными из которых были более высокий киль и увеличенный надфюзеляжный гаргрот, а также удлинённая хвостовая часть фюзеляжа. США профинансировали французам закупку 225 самолётов Mystere IVA (кроме того, ВВС Франции разместили самостоятельный заказ на 16 самолётов), а ещё 170 машин были поставлены на экспорт — 110 для Индии и 60 для Израиля. Всего в 1954—1958 годаx был выпущен 421 самолёт Mystere IVA, окончательной c6opкой занимался завод «Dassault» В Mepиньяке. Caмолёты Mystere IVA принимали yчастиe в 6оевыx oпepaцияx, проводимых каждым его эксплуатантом, например, французские самолёты принимали участие в Суэцком кризисе в ноябре 1956 года.

Получив опыт эксплуатации самолётов Toofani (Ouragan), ВВС Индии заказали в общей сложности 110 самолётов Mystere IVA. Первые машины поставлены в 1957 году в 1 -ю эскадрилью. Самолёты приняли активное участие в индо-пакистанской войне 1965 года — 3-я и 31 -я эскадрильи использовали их как ударные. Последний самолёт списан из 31-й эскадрильи в 1973 году.

Израиль приобрёл 60 истребителей Mystere IVA; первые 24 самолёта, поставленные в мае 1956 года в 101-ю эскадрилью, успели принять участие в боях на Синае и сбили 7 машин противника. Остальные 36 самолётов прибыли в августе, включая один самолёт-разведчик, — из них в декабре сформировали 109-ю эскадрилью. После поступления в войска в 1960-е годы Mirage III, самолёты Mystere стали использовать как истребители-бомбардировщики. В 1970-х годах они покинули службу.

Mystere IVA служил в BBC Франции длительное время — 7-я истребительная эскадра эксплуатировала их в качестве учебных даже после перевооружения на Jaguar, а Школа подготовки лётчиков истребительной авиации в Туре летала на Mystere IVA до 1984 года. Серийный Mystere IVA был вооружён двумя 30-мм пушками DEFA 551 (внизу носовой части фюзеляжа), в качестве опции под фюзеляжем за пушками можно было подвесить блок MATRA на 55 НАР, а на четырёх подкрыльевых пилонах — 500-кг или 250-кг бомбы, либо 480-литровые баки с напалмом, либо блоки MATRA на 19 НАР, либо шесть 105-мм НАР.

Mystere IVB отличался от Mystere IVA изменённой конструкцией и формой носовой и хвостовой частей фюзеляжа, а также двигателем Hispano-Suiza Avon. Кроме того, канал воздухозаборника проходил прямо под кабиной, а не обходил её, раздваиваясь, как ранее. Это привело к тому, что носовая стойка шасси теперь убиралась назад по полёту, разворачиваясь на 90°, и укладывалась в нишу под каналом воздухозаборника. Хвостовую часть фюзеляжа пришлось удлинить, чтобы вместить двигатель с форсажной камерой.

Первая партия из шести машин была заказана в декабре 1952 года, а первый полёт Mystere IVB совершил 16 декабря 1953 года. Причём первые самолёты имели некоторые различия. Рассматривалась возможность постройки серийного варианта с ТРД SNECMA Atar 101G. В рамках реализации программы Mirage в 1956 году Mystere IVB прошёл серию летных испытаний с реактивным ускорителем SEPR под хвостовой частью фюзеляжа. Созданный на базе Mystere IVB, вариант Mystere IVN имел удлинённую переднюю часть фюзеляжа, в кабине по схеме тандем располагались пилот и оператор РЛС. Самолёт получил носовой обтекатель в стиле F-86D. Прототип оснащался двигателем Avon RA.7R, но серийные образцы данного всепогодного истребителя получили двигатели SNECMA Atar 101G с форсажной камерой, а также отличались размещёнными в фюзеляже пусковыми установками НАР.
Лётчиком-испытателем самолёта был русский пилот Константин Розанов.





Тактико-технические характеристики

Технические характеристики

  • Экипаж: 1 человек
  • Длина: 12,89 м
  • Размах крыла: 11,12 м
  • Высота: 4,46 м
  • Площадь крыла: 32 м²
  • Масса пустого: 5870 кг
  • Масса снаряжённого: 7750 кг
  • Масса максимальная взлётная: 10 200 кг
  • Двигатель: Испано-Сюиза «Вердон» 350 (1×34,4 кН)

Лётные характеристики

Вооружение

  • Пушки: 2×30 мм (DEFA), боекомплект — 150 сн/ствол
  • Боевая нагрузка — до 1000 кг на 4 точках подвески

Главные эксплуатанты

Франция Франция
Индия
Израиль Израиль

Боевое применение

Напишите отзыв о статье "Dassault Mystère IV"

Примечания

  1. Jonathan Feldman. Universities in the Business of Repression: The Academic-Military-Industrial Complex in Central America. South End Press, 1989. стр.180


Отрывок, характеризующий Dassault Mystère IV

Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.