Мисьонес (провинция)

Мисьонес
исп. Misiones

Герб Флаг
Страна	Аргентина
Статус	провинция
Включает	17 департаментов
Административный центр	Посадас
Официальный язык	испанский
Население (2010)	1 101 593 (9-е место)
Плотность	36,96 чел./км² (4-е место)
Площадь	29 801 км² (1,07 %, 21-е место)
Часовой пояс	UTC-3
Код ISO 3166-2	AR-N
[www.misiones.gov.ar/ Официальный сайт]

Мисьонес (исп. Misiones) — провинция в северо-восточной части Аргентины, в Аргентинской Месопотамии, на границе с Парагваем и Бразилией. На юге граничит с провинцией Корриентес.

Провинция была названа в честь миссий иезуитов, находившихся в регионе. Из 15 миссий в Аргентине одиннадцать располагались в Мисьонес, четыре из них были внесены в список Всемирного наследия ЮНЕСКО: Сан-Игнасио-Мини, Нуэстра-Сеньора-де-Санта-Ана, Нуэстра-Сеньора-де-Лорето, Санта-Мария-ла-Майор.

Главной достопримечательностью провинции являются водопады Игуасу на севере провинции, на границе с бразильским штатом Парана. Водопады Игуасу также внесены в список Всемирного наследия ЮНЕСКО с 1984 года.

В Мисьонесе находятся остатки одного из последних внутриатлантических дождевых лесов.

Географическое положение и климат

Провинция Мисьонес ограничена по территории реками Парана и Уругвай и Игуасу. Только на северо-востоке есть небольшой отрезок суши на границе с Бразилией.

Территория покрыта холмами и горами. В южной и центральной части находится горная страна Сьерра-де-Мисьонес, на севере с востока на запад тянется Сьерра-де-ла-Виктория. Самая высокая гора, Серо-дель-Ринсон (843 м), находится вблизи города Бернардо-де-Иригоен. Железо, содержащееся в породе скал, придает им красноватый оттенок.

За исключением сельскохозяйственных угодий вся провинция покрыта тропическими и дождевыми лесами. Для защиты богатой флоры и фауны был создан национальный парк Игуасу. Здесь находятся водопады Игуасу, излюбленное туристическое место и один из самых крупных водопадов мира. Водопады относятся частично к Мисьонес, частично к бразильскому штату Парана.

Климат — субтропический, влажный, с небольшими перепадами температур в течение года. Температура летом составляет 26 ºС, зимой — 15-17 ºС. Среднегодовое количество осадков 1500—1800 мм.

История

Местные племена индейцев гуарани жили на этой территории задолго до прибытия конкистадоров.

Первым европейцем, посетившим провинцию, стал Себастьян Кабот в 1527 году, сплавлявшийся по Паране и открывший водопад Апипе. Альвар Кабеса де Вака достиг водопадов Игуасу.

В XVII веке сюда пришли миссионеры- иезуиты, построившие ряд поселений, самым известным из которых был Сан-Игнасио-Мини. Через несколько лет таких поселений стало уже 30, и в них индейцев гуарани, долгое время бывших жертвами джунглей и эксплуататоров-европейцев, обучали вести сельское хозяйство и ремеслам на процветание миссии. Но в 1759 году правительство Португалии по настоянию маркиза де Помбаля, ярого противника иезуитов, приказало закрыть все миссии. Тем временем маркиз уговорил папу римского Климента XIV распустить орден иезуитов, что и произошло в 1773 году.

В 1814 году Хервасио Посадас, глава Объединенных провинций Аргентины, включил Мисьонес в состав провинции Корриентес. В то время Аргентина считалась независимой, но формально оставалась территорией Испании. Тем не менее, Аргентина не могла контролировать Мисьонес, на который претендовали несколько стран, и имевший эффективное самоуправление, пока в 1830 году аргентинские войска не вошли в Мисьонес.

В 1838 году Мисьонес оккупировал Парагвай, на том основании, что коренное население провинции было индейцами гуарани, основной этнической группы, населяющей Парагвай. В 1865 году Парагвай вновь вторгся на территорию Мисьонес, что привело к войне с Тройственным альянсом. Согласно подписанному в 1876 году мирному договору, побежденный Парагвай отказывался от своих территориальных притязаний на Мисьонес.

В 1876 году президент Николас Авельянеда вместе со своим близким другом Пьетро Канестро обнародовали закон об иммиграции и колонизации. Этот закон поощрял иммиграцию европейцев-колонистов на огромные, неосвоенные территории Аргентины. Таким образом, возник 29 сентября 1919 года город Эльдорадо, основанный Адольфо Швельмом и порт на Нижней Паране. Его сельскохозяйственные и экспериментальные фермы, плантации апельсиновых и грейпфрутовых деревьев и мате, мельницы и сушилки для чая характерны для данной местности.

Мисьонес принял большое количество иммигрантов из Европы, отчасти переселившихся сюда их Южной Бразилии и Буэнос-Айреса, отчасти прямо из Восточной Европы (поляки и украинцы). С тех пор началось экономическое процветание Мисьонеса.

Мисьонес вновь приковал к себе внимание национальных политиков при строительстве дамбы гидроэлектростанции на реке Парана, принадлежащей Парагваю и провинции Корриентес. После запуска гидроэлектростанции воды Параны вышли из берегов в районе Мисьонеса и затопили территорию. Результатом стало распространение таких заболеваний, переносимых москитами, как: лейшманиоз, желтая лихорадка, лихорадка денге и малярия. Теперь построено две дамбы, одна в верхнем (Итайпу), расположенная в Бразилии и Парагвае, а другая в нижнем течении (Якирета).

Население

В Мисьонес проживает 1 101 593 человек (оценка 2010). Большинство жителей — потомки иммигрантов. Это итальянцы, немцы, испанцы, поляки, украинцы, французы, швейцарцы, русские, шведы, датчане, арабы и японцы.

Уровень неграмотности составляет 8,6 %.

Крупные города

Посадас — столица провинции с населением около 280 000 жителей, административный и промышленный центр.

Обера — город с населением около 60 000 жителей в центральной части.

Эльдорадо — бывшая немецкая колония на северо-западе провинции, около 50 000 жителей.

Пуэрто-Игуасу — пограничный город вблизи национального парка Игуасу на границе с Бразилией, главные отрасли — торговля и туризм, около 35 000 жителей.

Административное деление

Провинция Мисьонес разделена на 17 департаментов, состоящих из 75 общин (муниципалитетов).

Конституция провинции была принята 21 апреля 1958 года и признает автономию общин. Общины делятся на категорию I (более 10 000 жителей) и категорию II (от 5 000 до 10 000 жителей).

Департаменты провинции Мисьонес
№	Наименование	Оригинальное наименование	Население, тыс.жит. (2001 г.)	Население, тыс.жит. (2010 г.)	Территория, км²	Плотность, чел./км²	Административный центр
1	<center>Вейнтисинко-де-Майо	<center>Veinticinco de Mayo	<center>27,2	<center>27,8	<center>1639	<center>16,9	<center>Альба-Поссе
<center>2	<center>Апостолес	<center>Apostoles	<center>38,0	<center>42,2	<center>1068	<center>39,6	<center>Апостолес
<center>3	<center>Гуарани	<center>Guarani	<center>57,8	<center>67,9	<center>3314	<center>20,5	<center>Эль-Собербио
<center>4	<center>Игуасу	<center>Iguazu	<center>66,5	<center>82,2	<center>2769	<center>29,7	<center>Пуэрто-Эсперанса
<center>5	<center>Каингуас	<center>Cainguas	<center>47,3	<center>53,4	<center>1608	<center>33,2	<center>Кампо-Гранде
<center>6	<center>Канделария	<center>Candelaria	<center>22,3	<center>27,0	<center>875	<center>30,9	<center>Санта-Ана
<center>7	<center>Посадас (Капиталь)	<center>Posadas(Capital)	<center>284,3	<center>324,8	<center>965	<center>336,5	<center>Посадас
<center>8	<center>Консепсьон	<center>Concepcion	<center>9,1	<center>9,6	<center>726	<center>13,2	<center>Консепсьон-де-ла-Сьерра
<center>9	<center>Леандро-Н.Алем	<center>Leandro N. Alem	<center>41,7	<center>45,1	<center>1185	<center>38,0	<center>Леандро-Н.Алем
<center>10	<center>Либертадор-Хенераль-Сан-Мартин	<center>Libertador General San Martín	<center>42,4	<center>46,6	<center>1524	<center>30,6	<center>Пуэрто-Рико
<center>11	<center>Монтекарло	<center>Montecarlo	<center>34,1	<center>36,7	<center>1723	<center>21,3	<center>Монтекарло
<center>12	<center>Обера	<center>Obera	<center>95,7	<center>107,5	<center>1620	<center>66,4	<center>Обера
<center>13	<center>Сан-Игнасио	<center>San Ignacio	<center>55,0	<center>57,7	<center>1607	<center>35,9	<center>Сан-Игнасио
<center>14	<center>Сан-Педро	<center>San Pedro	<center>23,7	<center>31,1	<center>3407	<center>9,1	<center>Сан-Педро
<center>15	<center>Сан-Хавьер	<center>San Javier	<center>19,2	<center>20,9	<center>536	<center>39,0	<center>Сан-Хавьер
<center>16	<center>Хенераль-Мануэль-Бельграно	<center>General Manuel Belgrano	<center>33,5	<center>42,9	<center>3275	<center>13,1	<center>Бернардо-де-Иригойен
<center>17	<center>Эльдорадо	<center>Eldorado	<center>67,7	<center>78,2	<center>1960	<center>39,9	<center>Эльдорадо

Экономика

Несмотря на относительно неблагоприятные климатические условия, сельское хозяйство составляет 10 % экономики провинции. Прежде всего, это производство чая мате, цитрусовые, в небольших количествах табак, сахарный тростник, рис и кофе.

Лесная промышленность занимается добычей ладана и эвкалипта.

Развивается туризм.

Ссылки

• [www.misiones.gov.ar/turismo/ Туристическая информация о провинции]  (исп.)

Отрывок, характеризующий Мисьонес (провинция)

– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.