Митавский дворец
| Дворец | |
Митавский (Елгавский) дворец
| |
 Митавский дворец. Фасад со стороны внутреннего двора | |
| Страна | Латвия |
| Город | Елгава |
| Архитектурный стиль | Барокко |
| Автор проекта | Франческо Бартоломео Растрелли |
| Основатель | Эрнст Иоганн Бирон |
| Строительство | 1738—1772 годы |
Митавский или Елгавский дворец (нем. Mitauburg, латыш. Jelgavas pils) — крупнейший по размерам барочный дворец Прибалтики, построенный в XVIII веке по проекту Бартоломео Растрелли как парадная городская резиденция герцогов Курляндии и Семигалии в их столице — Митаве (ныне Елгава).
Содержание
История
Дворец был заложен Эрнстом Бироном на равнинном острове между рекой Лиелупе и её притоками в 1738 году. Строительство велось на месте разобранной резиденции прежних курляндских герцогов из династии Кетлеров, предшественником которой был средневековый замок Ливонского ордена. Одновременно Растрелли проектировал загородную резиденцию Бирона в Руэнтале.
В связи с опалой Бирона в 1740 году все строительные работы были свёрнуты, хотя дворец не был ещё подведён под кровлю. Строительство было возобновлено после возвращения Бирона из ссылки в 1763 году. Помимо Растрелли, после смерти своей покровительницы Елизаветы потерявшего заказы в Петербурге, к достройке герцогской резиденции был привлечён датский архитектор Северин Йенсен, придавший ему некоторые черты классицизма.
После завершения строительства в 1772 году престарелый герцог не прожил в Митавском дворце и полугода. В 1779 году его преемник, Пётр Бирон, принимал во дворце знаменитого графа Калиостро. После аннексии герцогства Россией в 1795 году Митавский дворец часто менял владельцев. На протяжении многих лет в нём находили пристанище бежавшие из революционной Франции аристократы, в том числе в 1798—1800 годах Людовик XVIII со своим семейством. Здесь же Мария Тереза Французская сочеталась браком с герцогом Ангулемским. 
Внутреннее убранство дворца, над которым по заказу Бирона работали Ф. Х. Баризьен, Иоганн Михаэль Графф и итальянский художник д’Анджели, погибло в 1918 году, когда Митавский дворец был разграблен и сожжён отступавшими частями Бермондта-Авалова. Реставрировался для нужд будущего вуза во времена независимой Латвии в 1936—1939 гг., тогда же на месте бывших конюшен был возведён лабораторный корпус, закрыв таким образом квадрат двора со стороны города. В 1939 году во дворец въехала Елгавская сельскохозяйственная академия. Ещё сильнее пострадал дворец в ходе военных действий 1944 года. Реставрация, производившаяся также для нужд восстанавливаемого вуза в 1956—1964 гг., практически не затронула интерьеров. В 1961 г. в здание въехала Латвийская сельскохозяйственная академия, ныне Латвийский сельскохозяйственный университет[1][2].
Архитектура
Митавский дворец не принято относить к художественным удачам Растрелли. В литературе отмечается сухое однообразие фасадного решения, которое лишено ритмического разнообразия и пластического богатства, свойственного растреллиевским постройкам елизаветинской эпохи. Вместо продольной архитектор смещает акцент на поперечную ось симметрии. Что также нетипично для Растрелли, в Елгаве отсутствует дворцовый парк, а перспектива парадного двора не замкнута, а раскрыта на городскую панораму.
О первоначальных интерьерах Митавского дворца не сохранилось подробных сведений. Очевидно, при отделке фасадов использовались фестоны, маски и лепные детали, предназначенные для Рундальской резиденции. В декоративном оформлении этих дворцов можно найти много общего. Наибольший исторический интерес представляет усыпальница курляндских герцогов, устроенная на юго-востоке цокольного этажа в 1820 году. Внутри неё расположен 21 саркофаг, выполненный для герцогов рода Кетлеров с 1569 по 1743 годы.
Напишите отзыв о статье "Митавский дворец"
Литература
- [books.google.com/books?as_brr=0&q=елгавский+дворец&btnG=Search+Books Елгавский дворец на Google Books]
Примечания
| ||||||
Отрывок, характеризующий Митавский дворец
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
