Митино (деревня, Москва)
| Митино | |
| История | |
|---|---|
| Первое упоминание | |
| В составе Москвы с | |
| Статус на момент включения |
деревня |
| Расположение | |
| Округа | |
| Районы | |
| Станции метро | |
| Координаты |
55°50′47″ с. ш. 37°21′41″ в. д. / 55.84639° с. ш. 37.36139° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.84639&mlon=37.36139&zoom=14 (O)] (Я) |
Ми́тино — бывшая деревня, вошедшая в состав Тушинского района Москвы в 1985 году. В ходе начавшегося массового жилищного строительства в начале 90-х годов на территориях, переданных в административное подчинение столицы (в том числе и где располагалось Митино), деревня была полностью снесена. В настоящее время на территории бывшей деревни находится одноимённый район.
История
Первое упоминание (как Митин починок) о деревне датируется 1389 годом в завещании Дмитрия Донского. В течение следующих 250 лет в сохранившихся исторических документах Митино упоминается только однажды — в 1417 году в завещании Василия I. Начиная с 1623 года Митино упоминается как пустошь, однако уже к середине 17 века в документах зафиксировано описание его как достаточно крупной деревни в составе монастырской вотчины Чудова монастыря. В 1654 году в окрестностях Москвы началась эпидемия чумы, из-за которой в течение следующих двух лет умерло практически всё население деревни. После эпидемии в течение 150 лет Митино было пустошью и только в 1810-х годах появились сведения о достаточно крупной деревне с таким названием. По имеющимся документам установить точную дату возрождения деревни не удалось, однако предположительно это произошло в 1800-х годах. В первой половине 19 века Митино перенесли на Пятницкое шоссе (в настоящее время Митинская улица). В 1879 году в Митине открыли четырёхклассную школу, в которой обучались и дети из окрестных деревень. В 1926 году в деревне был создан колхоз, который после Великой Отечественной войны стал частью колхоза «Завет Ильича». Когда в конце 30-х годов 20 века вокруг Москвы начали создавать систему противовоздушной обороны города рядом с Митино были расквартированы штаб и тыловые подразделения 251 зенитного полка и штаб 7 прожекторного полка. Впоследствии во время Великой Отечественной войны эти подразделения осуществляли оборону Москвы от налётов вражеской авиации. После окончания войны рядом с деревней расположились подразделения Путиловско-Кировского полка, находившиеся в Митине до 1992 года, пока полк не сменил дислокацию на новое место — город Валдай[1][2][3].
С момента своего возрождения численность населения в Митине постоянно росла вплоть до конца 60-х годов 20 век, когда достигла своего максимального значения — около 800 человек[1]. На момент включения деревни в состав Москвы в Митине проживало 498 человека[3].
Напишите отзыв о статье "Митино (деревня, Москва)"
Примечания
- ↑ 1 2 Аверьянов, 2008, с. 264-266.
- ↑ Марина Елисеева. [old.redstar.ru/2008/12/10_12/2_01.html В ракетном дозоре]. Красная звезда (10 декабря 2008).
- ↑ 1 2 [lawru.info/dok/1984/09/19/n851455.htm Решение Исполкома Моссовета и Мособлисполкома от 19.09.1984 N 2608-1192 «Об утверждении акта о передаче территории некоторых населенных пунктов Московской области, переданных в административное подчинение Московскому городскому Совету народных депутатов»]. Lawru.info (6 апреля 2000).
Литература
- Аверьянов К. А. История московских районов: Энциклопедия. — М.: Астрель, АСТ, 2008. — С. 830. — ISBN 978-5-17-029169-4.
Отрывок, характеризующий Митино (деревня, Москва)
Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
