Миткевич, Владимир Фёдорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Фёдорович Миткевич
Дата рождения:

22 июля (3 августа) 1872(1872-08-03)

Место рождения:

Минск, Российская империя

Дата смерти:

1 июня 1951(1951-06-01) (78 лет)

Место смерти:

Москва, РСФСР, СССР

Страна:

Российская империя Российская империя → СССР СССР

Научная сфера:

физика, электротехника

Альма-матер:

Петербургский университет

Награды и премии:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Премия имени В. И. Ленина

Владимир Фёдорович Миткевич (1872—1951) — русский и советский учёный-электротехник, доктор наук, профессор, академик Академии наук СССР (1929). Заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1938), лауреат Сталинской премии (1943).





Биография

В 1895 году окончил физико-математический факультет Петербургского университета.

В 1901 году предложил для преобразования переменного тока в постоянный схемы однофазного двухполупериодного выпрямителя (двухполупериодный с двумя обмотками) и трёхфазного однополупериодного выпрямителя (однополупериодный с нулевым выводом).

Предложил для преобразования переменного тока в постоянный схему выпрямителя, широко известную, как «двухполупериодный выпрямитель со средней точкой» («двухфазный четвертьмостовой параллельный») и схему трёхфазного выпрямителя («трёхфазный четвертьмостовой параллельный»).

Исследования природы электрической дуги в 1903—1905 годах привели к разработке метода окисления азота воздуха электро-дуговым способом и к созданию (совместно с химиком А. И. Горбовым) первой в России электрической печи для получения азотной кислоты («печь Горбова-Миткевича»).

В 1902—1938 годах преподавал в Петербургском (Ленинградском) политехническом институте, с 1906 года — профессор. С 1907 года начал читать курс теоретических основ электротехники и курс теории переменного тока. Одновременно, с 1912 года, преподавал на Высших женских политехнических курсах.

Участник разработки плана Государственной комиссии по электрификации России.

В 1927 году избран членом-корреспондентом АН СССР, в 1929 году — академиком.

С 1938 года работал в учреждениях АН СССР.

Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Награды и премии

Научные труды

  • Курс переменных токов. — П., 1910. — 412 с.
  • Магнетизм и электричество. — П., 1912. — 258 с.
  • «Основные физические воззрения» (1931 г. – 1-е издание, 1936 г. – 2-е)
  • Теория переменных токов. — Л., 1933. — 217 с. — 1250 экз.
  • Физические основы электротехники. — Л., 1933. — 459 с. — 7200 экз.
  • Магнитный поток и его преобразования. — М.—Л., 1946. — 358 с. — 3000 экз.
  • Электрическая энергия. — М.—Л., 1946. — 312 с. — 10000 экз.
  • Избранные труды. — М.—Л., 1956. — 267 с. — 3000 экз.

Семья

Жена — Екатерина Григорьевна Миткевич.

В 1921 году Екатерина Григорьевна оказывала поддержку взятой в заложники советской властью семье генерала А. Н. Козловского, одного из руководителей Кронштадтского восстания — передавала продукты в «Кресты», посылки в тюрьму-колонию Холмогоры, просила власти отдать ей на попечение малолетнюю дочь Козловских[1].

См. также

Напишите отзыв о статье "Миткевич, Владимир Фёдорович"

Примечания

  1. [lib. rus.ec/b/257421/read В. П. Наумов, А. А. Косаковский (сост.) Кронштадт 1921 Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 г РОССИЯ. XX ВЕК ДОКУМЕНТЫ. Под общ. ред. А. Н. Яковлева. ISBN 5-89511-002-9]

Литература

  • Владимир Фёдорович Миткевич. — М.—Л., 1948, — 36 с. — 2000 экз.
  • Биографический словарь деятелей естествознания. — 1959. — Т. 2 — С. 40—41
  • Григорьев С. В. Биографический словарь. Естествознание и техника в Карелии. — Петрозаводск: Карелия, 1973. — С. 158—159. — 269 с. — 1000 экз.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Миткевич, Владимир Фёдорович

– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.