Митральеза

Митралье́за (фр. mitrailleuse, от фр. mitraille — картечь; в России картечница) — изначально — употреблявшееся во второй половине XIX века французское название скорострельного многоствольного артиллерийского орудия, которое вело залповый огонь патронами винтовочного калибра и имело полностью ручную перезарядку.

Это название отражало тактические, а не технические характеристики оружия, — оно должно было своим действием заменить стрельбу картечью из артиллерийских орудий, ставшую затруднительной после введения нарезных стволов, но само по себе вело огонь не картечью, а обычными пулями.

Впоследствии во французском языке словом mitrailleuse стал называться (и поныне называется) любой пулемёт.

В английском языке этот термин утвердился лишь в своём изначальном значении, для обозначения ведущего огонь залпами многоствольного орудия винтовочного калибра.

В русском языке употреблялись как оригинальный термин «митральеза», так и его калька — картечница, изначально обозначавший то же самое артиллерийское орудие, но впоследствии также применявшийся и по отношению к ранним пулемётам. Так, именно «картечницей» (или, в официальных документах, «скорострельной пушкой») именовали пулемёт Гатлинга с механическим приводом. В 1880-гг. стал употребляться, поначалу для того же орудия Гатлинга, вновь изобретенные термин пулемёт (возможно под влиянием одного из французских названий митральезы - canon à balles, «пулевая пушка»). Появившийся тогда же пулемёт Максима, использовавший автоматику перезаряжания на основе отдачи ствола с коротким ходом, в свою очередь поначалу называли «автоматической картечницей» или «одноствольной автоматической митральезой».

Закрепившись за изобретенным Х. Максимом автоматическим оружием, термин «пулемёт» вытеснил старую терминологию по отношению к скорострельному оружию, но для образцов с механическим приводом часто сохраняют их историческое наименование.

История

Многоствольные системы залпового огня — прообразы митральез — использовались уже в 1476 году в Пикардии генералом Коллеони. Однако вплоть до середины XIX века, то есть — до появления оружия, заряжающегося с казенной части при помощи унитарного патрона — такие системы были малоэффективны из-за длительного времени, необходимого на перезаряжание.

В 1846 вышел трактат по артиллерии, где предлагалось закрепить на общей раме несколько малокалиберных ружейных стволов (6-24 шт.). Через несколько лет (1851), бельгийский фабрикант Монтиньи создал многоствольное орудие, реализовавшее эту идею. Используя дальнейшие разработки в области вооружения, Монтиньи доработал своё оружие и продемонстрировал его в 1859 Наполеону III, после чего Франция приняла эту систему, названную митральезой на вооружение своей армии.

По сравнению с выстреливаемой из обычного артиллерийского орудия картечью, митральеза имела намного большую дальность ведения эффективного огня, а также более высокую скорострельность. Кроме того, картечь сильно изнашивала стволы современных нарезных орудий, вследствие чего по мере эволюции артиллерии выходила из употребления. При этом потребность в огневом средстве, способном обеспечить массированный огонь по наступающим в плотном строю подразделениям пехоты и кавалерии сохранялась.

Во франко-прусской войне 1870—1871 применялось несколько образцов митральезы. Наиболее усовершенствованной из них была митральеза системы французского конструктора Ж. Б. Вершера де Реффи, имевшая 25 неподвижных стволов 13-мм калибра и производившая до 200 выстрелов в минуту. Эта митральеза состояла на вооружении так называемых митральезных батарей (по 6 митральез в батарее).

Опыт войны, за редким исключением, не дал удачных случаев применения митральезы — отчасти вследствие того, что французы не разработали эффективную тактику их применения: они просто устанавливали батареи митральез в несколько рядов, не проводя никакой предварительной разведки местности и не выбирая особо опасные направления, где следовало ожидать массированные атаки неприятеля. Открытое расположение митральез (по аналогии с обычными пушками) делало их очень уязвимыми от ответного артиллерийского огня. В результате новый и потенциально перспективный вид оружия не сыграл какой-либо существенной роли.

Окончательно же «похоронило» митральезу в роли пехотного оружия введение шрапнельных снарядов к обычным артиллерийским орудиям, более эффективно решавших ту же самую задачу. Появившиеся намного позднее пулемёты, хотя поначалу и названные по инерции мышления «автоматическими картечницами», были уже по сути совершенно иным видом оружия, что стало особенно ясно когда их стали монтировать не на облегчённых артиллерийских лафетах, а на более лёгких станках, или снабжать сошками.

Последняя известная модель митральезы, созданная в 1907 британским майором Фицджеральдом, имела восемь стволов (в виде блока 2×4) и развивала скорострельность до 68 выстрелов (8 залпов) в минуту. Естественно, её характеристики не шли ни в какое сравнение с уже широко распространившимся в то время пулемётом Максима, имевшим скорострельность до 450 выстрелов в минуту, обслуживавшимся всего двумя бойцами и обладавшим существенно меньшей массой и большей маневренностью.

Тактическая роль

С точки зрения развития военной техники, митральезы считаются предшественниками пулеметов, однако это является истиной лишь отчасти.

На деле митральезы рассматривались как разновидность артиллерии и действовали в составе артиллерийских подразделений, с использованием для них соответствующих тактических приёмов. По габаритам и массе они также близко соответствовали артиллерийским орудиям тех лет. При этом их дальнобойность была намного ниже, чем у полевой артиллерии: предельная дистанция стрельбы составляла порядка 3 500 м, а реально митральезы использовались на расстоянии не более 2 000 м, — но при этом, как правило, и не менее 1 500 м, ввиду опасения поражения расчёта из стрелкового оружия на меньшей дистанции. На таком расстоянии наведение снабжённых примитивными прицельными приспособлениями митральез на цель было сопряжено с исключительно большими трудностями, что и обуславливало низкую эффективность, в сочетании с очень узким сектором обстрела, невозможностью быстрого перевода огня с цели на цель и длительной перезарядкой. Низкая мобильность, в свою очередь, делала использование митральез для непосредственной огневой поддержки пехоты — то есть в роли, позднее исполняемой пулемётом — малоперспективным.

Также митральезы крупного калибра (25…37 мм) были введены на флоте в качестве «противоминного» (предназначенного для отражения атак миноносцев) оружия, причём здесь они имели ощутимо больший успех, чем на суше. Но и флотские митральезы были позднее вытеснены шрапнелью (так называемыми «сегментными снарядами» к обычным морским орудиям).

Конструкция

Отличительной особенностью митральезы является наличие нескольких неподвижных стволов, закреплённых вместе на общем основании (лафете). Стрельба из неё велась либо залпами — одновременно из всех стволов, либо, на поздних моделях, поочерёдно с некоторой задержкой. В остальном конструкция могла варьироваться в зависимости от конкретного образца. Ниже приведены данные об устройстве наиболее «классических» французских митральез систем Монтиньи и Реффи.

После каждого залпа митральеза перезаряжалась вручную сменной обоймой в виде стальной плиты, удерживающей патроны за их закраины (были варианты с 25, 30, 37 и другим количеством патронов в каждой обойме).

Для перезарядки на ранних моделях использовалась большая рукоятка с винтом в задней части оружия. С её помощью общий для всех стволов затвор отводился назад до упора и в специальные пазы на нём вставлялась плита-обойма с патронами, одновременно происходило взведение расположенных в нём спусковых механизмов всех стволов. Вращением рукояти в противоположном направлении затвор приводили в крайне переднее положение, в ходе чего патроны досылались в патронники блока стволов, а обойма плотно прижималась к казённому срезу блока для предотвращения прорыва пороховых газов. Теперь оружие было готово к ведению огня.

После выстрела затвор снова отводили назад, при этом происходила единовременная экстракция всех стреляных гильз из патронников; гильзы удалялись вместе с обоймой, после чего её заменяя новой и повторяли описанные выше действия для следующего выстрела.

Ранние модели стреляли залпом сразу изо всех стволов, для чего использовался специальный спусковой рычажок. Однако быстро выяснилось, что при такой залповой стрельбе из-за минимального рассеивания пули ложатся слишком кучно, что приводило к нерациональному расходу боеприпасов (даже на большой дистанции отдельный человек нередко поражался сразу несколькими пулями, а на малой — даже и несколькими десятками). Поэтому был разработан спусковой механизм, приводимый в действие вторым, расположенным сбоку, воротком, и позволявший стрелять отдельными короткими залпами, при каждом из которых выстреливал один ряд патронов в обойме начиная с верхнего.

Кроме того, на поздних моделях вместо винта с рукояткой для открывания и закрывания затвора был введён специальный рычаг, который запирал затвор по принципу кривошипного механизма, — что сразу позволило поднять скорострельность, так как операции с рычагом отнимали существенно меньше времени, чем уходило на откручивание и закручивание винта.

Скорострельность очень сильно зависела от выучки расчёта и при слаженных его действия составляла до 4-5 обойм в минуту для системы с винтом и до 8-9 для системы с рычагом, — то есть, в итоге порядка 100…300 выстрелов в минуту. Естественно, здесь речь идёт об общей скорострельности оружия; темп стрельбы непосредственно при отстреле каждой обоймы был намного выше, основное же время уходило на перезарядку.

Расчет митральезы состоял из 6 человек, из них непосредственно стрельбу производили двое, остальные были необходимы для подноса патронов, перезаряжания и т. п.

В дальнейшем многие конструкторы создавали свои варианты митральез; например, в Англии были приняты митральезы системы Гарднера с 2 и 5 стволами винтовочного калибра, которые имели боепитание от расположенного сверху многорядного гравитационного магазина и привод от воротка, а также 2-, 4- и 5-ствольные системы Норденфельта с таким же магазином, но приводом от рычага-качалки. Ни одна из них не получила действительно широкого распространения.

Иногда к этой же категории оружия относят и оружие, созданное Гатлингом в Америке — также имевшее механический привод, но при вращающемся блоке стволов. Однако «митральезой» оно никогда не называлось (правда, в России и митральезы, и «гатлинги» называли общим термином — «картечница»).

История

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Первые машины, приспособленные для ускорения стрельбы, так называемые рибодекены, встречаются в XIV в. Рибодекен (фиг. 1) состоит из нескольких орудий малого калибра, укрепленных на оси с двумя колесами. К тележке его прикреплен щит с алебардами и копьями, на концах последних видны зажигательные составы. В XVI в. появляются органы, сороки (у нас). Идея их устройства та же (фиг. 2). Несколько стволов малого калибра помещены на лафете в один ряд. Затравки всех стволов соединены жёлобом, так что выстрелы производятся залпами. Они служили для защиты дефиле. Действие их было слабое и стрельба велась с перерывами во время заряжания. В XVII в., когда появились лёгкие пушки, стреляющие картечью, когда были введены мушкеты и ускорено заряжание их, то есть в эпоху развития картечного и ружейного огня, органы вышли из употребления, так как действие пушечной картечи было сильнее, а легкость их в сравнении с пушками не имела значения благодаря введению легких пушек. В середине XIX в. с развитием ружейной техники (введение нарезного ружья, заряжающегося с казны, унитарного патрона, капсюля — всё это способствовало увеличению скорости огня) вновь появляются машины, приспособленные для быстрой и автоматической стрельбы — картечницы, митральезы. Во время североамериканской войны (1860-64 гг.) употреблялась картечница, состоящая из 20 стволов, причём она имела приспособления для рассеивания выстрелов в горизонтальной плоскости. Скорость её огня — 175 выстрелов в 1 мин. В кампанию 1870—1871 гг. французы имели картечницу Монтиньи, измененную Реффи. Скорость стрельбы — 150 выстрелов в 1 мин. В 1867-72 гг. у нас вводится картечница системы Гатлинга (Американская), измененная Горловым. Эта картечница, наз. у нас скорострельной пушкой, имеет 10 ружейных стволов 4,2 лн. калибра, укрепленных неподвижно на валу. На том же валу укреплены неподвижно приёмник (цилиндр, на наружной поверхности которого 10 желобов для помещения патронов, падающих из патронных пачек и стрелянных гильз, выталкиваемых из ствола выбрасывателем) и замочный цилиндр с 10 замками внутри него. Оси стволов, соответствующих желобов приёмника и замков составляют одну линию. Все действия, необходимые для производства выстрела, происходят при вращении рукоятки, от которой двумя коническими зубчатыми колесами это движение передается валу и всем частям, неподвижно укрепленным на нем. В каждый момент стреляет только один ствол, подходящий в одно определенное положение. Особые выступы замков, вращающихся вместе с замочным цилиндром, ходят по винтовым пазам взводного спирального поддона, неподвижно укрепленного в раме. Вследствие этого при вращении вала каждый замок последовательно отходит назад, экстрактор замка выбрасывает гильзу, попадающую в жёлоб приёмника, новый патрон падает в жёлоб приёмника, замок досылает патрон из приёмника в ствол, взводится и производит выстрел. Картечница даёт до 400 выстрелов в 1 мин. Предельная дальность её — 700 саж. Возится она на колесном лафете (сист. Фишера), запряженном 4 лошадьми. При каждой артиллерийской бригаде в 1872 году было сформировано по одной 8-ми орудийной батарее, вооруженной такими пушками. Скоро, однако, картечницы выходят из употребления благодаря сложности их конструкции, затруднительности пристрелки, вследствие трудности корректирования стрельбы (падение пуль значительно менее заметно, нежели снарядов), а главное вследствие неправильного употребления их наряду с пушками. С пехотой и кавалерией они не могли действовать, так как были слишком тяжелы для этого. Поэтому наши скорострельные батареи были расформированы перед русско-турецкой войной, а картечницы были переданы в крепости, где они могут значительно усилить оборону рвов. После кампании 1870-71 гг. была значительно усовершенствована шрапнель, благодаря чему пушка могла дать около 600 пуль и осколков в 1 минуту (считая 2 выстрела в 1 мин.).

Образ в искусстве

• В фильме «Военный фургон» (1967 г.) показан фургон на конной тяге для перевозки золота: бронированный, с башней, на которой установлена митральеза-своеобразный прообраз танка.
• В фантастическом фильме «Дикий, дикий Запад» (1999 г.) картечница установлена на паровом танке и «шагающем пауке».
• В фильме «Пулемёт Гатлинга» также показано использование митральезы американских войск против индейцев.

См. также

• Ружьё Пакла
• картечница Гатлинга
• Мортирная батарея Нартова

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?v=497Htfzz1nc Устройство и действие митральезы Монтиньи (видео).]
• [www.victorianshipmodels.com/antitorpedoboatguns/Mitrailleuse/montigny.html Устройство и принцип действия.]
• [www.zbroya.com.ua/rewmag/2001-1/2001_1_6.htm ОРУЖИЕ И ОХОТА. 2001, № 1.]
• [www.weaponplace.ru/42-lineynie_1067-mm_kartechnitsi.php Митральеза(картечница)]
• [www.rumbur.ru/history/1735-mitraleza-predshestvennica-pulemeta Митальеза-предшественница пулемёта.]

Отрывок, характеризующий Митральеза

Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.