Митридат Пергамский

Митридат Пергамский (др.-греч. Μιθριδάτης ὁ Περγαμηνός; ум. ок. 46 до н. э.) — малоазийский военачальник, галатский тетрарх, царь Боспора в 47/46 до н. э.

Его отцом был Менодот, из рода галатских тетрархов, а матерью Адобогиона, наложница Митридата Эвпатора. По словам Страбона, родственники матери дали ребенку имя Митридата, приписывая ему царское происхождение . Автор «Александрийской войны» пишет, что помимо царского происхождения, Митридат получил и царское воспитание, так как Эвпатор еще мальчиком забрал его из Пергама и много лет держал в своем лагере .

Митридат был влиятельным лицом в провинции Азия, принадлежал к местной высшей знати, и был известен знанием военного дела и мужеством . Будучи греком по происхождению, он пользовался значительным влиянием у греческих общин Малой Азии. В 59 до н. э. он был одним из главных свидетелей обвинения на процессе Луция Валерия Флакка, обвиненного в разграблении провинции в бытность её наместником. По словам Цицерона, Митридат заявлял, что Флакк хочет устранить его как опасного свидетеля, и потому ходил по Риму в панцире .

В начале Александрийской кампании Цезарь поручил своему другу Митридату набрать в Сирии и Киликии подкрепления. Тот быстро собрал крупные силы и, выступив из Сирии, по суше достиг Пелусия, с помощью флота окружил его, и взял штурмом за один день, преодолев упорное сопротивление защитников. После этого он двинулся на Александрию. Царь Птолемей XIII попытался помешать его соединению с Цезарем, и атаковал Митридата в Дельте, но передовой отряд египтян был отброшен с большими потерями. Затем войска Птолемея осадили лагерь Митридата. Цезарь выступил ему на помощь, и сумел объединить войска до подхода основных сил противника. В последовавшем сражении египетская армия была разбита .

Иосиф Флавий сообщает, что в этом походе Митридату значительную помощь оказал правитель Идумеи Антипатр, который привел к нему в Аскалон 3 000 своих воинов, и убедил своих арабских союзников, а также Ямвлиха, вождя эмисенов, и Птолемея, правившего Итуреей, предоставить вспомогательные войска. По словам Иосифа Флавия, Антипатр первым ворвался в Пелусий, а затем, командуя правым крылом армии, спас Митридата от разгрома в битве у так называемого Иудейского лагеря в Дельте. Ссылаясь на не дошедшие до нас исторические сочинения Страбона и Азиния Поллиона, Флавий пишет, что в походе участвовал и первосвященник Гиркан .

После разгрома Фарнака II в битве при Зеле Цезарь сделал Митридата тетрархом галатского племени трокмов, а также назначил его царем Боспора вместо Фарнака . Боспорское царство еще предстояло завоевать, так как власть там захватил наместник Фарнака Асандр, убивший своего господина. Митридат двинулся берегом Черного моря через Колхиду (вероятно, еще осенью 47 до н. э.), по пути разграбил святилище Левкотеи в земле мосхов, которое до этого уже грабил Фарнак , но если и смог овладеть Боспором, то ненадолго . По словам Страбона, его низложил Асандр , ставший в 47/46 до н. э. новым боспорским царем. По-видимому, тогда же Митридат был убит .

Литература

• Анохин В. А. История Боспора Киммерийского. — Киев: Одигитрия, 1999 — 254 с. — ISBN 966-95501-3-9

Отрывок, характеризующий Митридат Пергамский

– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.