Митрофанова, Ольга Даниловна

Ольга Даниловна Митрофанова

О́льга Дани́ловна Митрофа́нова (род. 25 августа 1930) — российский лингвист-русист, доктор филологических наук, член-корреспондент АПН СССР (1990).

Окончила Московский государственный педагогический институт имени В. И. Ленина (ныне — Московский педагогический государственный университет). В Научно-методическом центре русского языка при МГУ имени М. В. Ломоносова, впоследствии преобразованном в Институт русского языка имени А. С. Пушкина, работает с 1968 года. В разные годы занимала должности заведующего сектором обучения студентов-нефилологов, начальника научного отдела, первого проректора и проректора по научной работе. В настоящее время — профессор кафедры теории и практики обучения РКИ.

Область научных интересов: стилистика современного русского языка, научный стиль речи, методика преподавания русского языка как иностранного, общее языкознание и русская лингводидактика.

Почётный доктор университета в Брно (Чехия) и Хэйлунцзянского университета (Китай). Награждена орденом «Знак почёта», почётными знаками и медалями Болгарии, Венгрии, Финляндии, Германии.

Основные работы

• Язык научно-технической литературы. 1973.
• Научный стиль речи: проблемы обучения. 2 издания: 1976, 1985.
• Методическое руководство для преподавателей русского языка иностранцам (в соавторстве). 4 издания: 1976, 1978, 1984, 1988.
• Методика преподавания русского языка как иностранного (в соавторстве). 1990.

Автор учебников русского языка для школ ГДР, для лицеев, гимназий и университетов Финляндии, для факультетов повышения квалификации.

Отрывок, характеризующий Митрофанова, Ольга Даниловна

– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.