Благовещенский Митрофанов монастырь
| Монастырь | |
Благовещенский Митрофановский мужской монастырь
| |
| |
| Страна | Россия |
| Город | Воронеж |
| Конфессия | Православие |
| Епархия | Воронежская и Борисоглебская епархия |
| Тип | Мужской |
| Дата основания | 1836 |
| Дата упразднения | 1929 |
| Статус | утрачен |
Благовещенский Митрофанов монастырь — православный мужской монастырь, существовавший в Воронеже на месте главного корпуса Воронежского государственного университета.
Основан 1 сентября 1836 года на основе архиерейского подворья после канонизации в 1832 году первого воронежского епископа Митрофана и обретения его мощей, на конце Ново-Московской улицы.[1] До 1918 года имел статус 1-классного, кафедрального необщежительного монастыря.
Здания монастыря снесены полностью в 1950-е годы.
История
Обитель была открыта 1 сентября 1836 года Высочайшим соизволением как «Кафедральный Митрофанов Благовещенский монастырь»[2]. В состав монастыря были включены архиерейский дом и кафедра епархиального воронежского архиерея.
Архитектурный комплекс монастыря составлял единую архитектурную композицию с впоследствии утраченным Благовещенским собором. Строительство каменного Благовещенского собора велось при деятельном участии и финансовой поддержке епископа Митрофана. Поэтому новый монастырь и получил своё название по имени главного храма и епископа. Колокольня собора вместе монастырем составила единую композицию. В проектировании этого архитектурного ансамбля, сложившегося в конце XVIII — начале XIX века, если верить местной традиции, принимал участие известный архитектор Д. Кваренги. В монастырь в августе съезжались тысячи людей для поклонения мощам Святителя.
XX век
До революции на площади находилось кольцо конно-железной городской дороги. В 1920 году на месте бывших торговых лавок был устроен сквер (просуществовал он недолго). Когда сажали деревья, обнаружили кирпичное подземелье под площадью. В это время в самом монастыре жизнь ещё текла привычным чередом, но в соседних зданиях находились места для заключенных (лагеря). Во время Гражданской войны здания монастыря сильно пострадали, некоторые стали жилыми. В 1927 году их попытались реконструировать.
По смерти митрополита Владимира (Шимковича) (архиепископ Воронежский с 8 августа 1923 года), в январе 1926 года, новым предстоятелем епархии стал Петр Зверев, который под давлением властей сделал местом своего пребывания Алексеево-Акатов монастырь (а не Митрофанов монастырь). В 1929 году обитель была окончательно закрыта, рака мощей Митрофана была передана в музей. В 1920-х годах было запланировано провести к площади трамвайные пути, но к тому времени монастырь уже перестал быть центром города. По сообщениям в газете «Коммуна»[3] от 8 мая и 2 декабря 1930 года следовало, что в промежутке улиц Плехановской и Володарского строится «жилищный комбинат» со столовой, детскими яслями, залом заседаний и общественными комнатами. В 30-х годах XX века в зданиях монастыря были и студенческие общежития, и областной архив, и архивное управление.
Во время Великой Отечественной войны монастырский комплекс пострадал из-за обстрелов и оккупации немцами правого берега Воронежа. Колокольня использовалась как пункт наблюдения за советскими войсками. Она была разрушена практически до основания. Колокольня располагалась когда-то у юго-западного угла главного корпуса ВГУ. После войны, как и другие храмы Воронежа, Митрофановский использовался под жильё. В конце 40-х годов этот район называли «Старым городом».
Изначально на месте Митрофановского монастыря в послевоенные годы планировался к возведению мемориал памяти Великой Отечественной. Проект был разработан академиком архитектуры Л. В. Рудневым. Предполагалось построить музей с ротондой и высокой башней в память о колокольне. Но в 1950 году председателем горисполкома Н. В. Бельским, главным архитектором города Н. В. Троицким был подписан акт о строительстве на Митрофановской площади здания Воронежского Государственного Университета; площадь была переименована в Университетскую, все остававшиеся сооружения монастыря снесены.
Интересные факты
Летом 1891 года в монастырском саду помощником садовника работал писатель А. М. Горький.[4]
Напишите отзыв о статье "Благовещенский Митрофанов монастырь"
Примечания
- ↑ [0voronezh.ru/?p=30 Митрофановский монастырь]
- ↑ Павловский А. А. Всеобщий иллюстрированный путеводитель по монастырям и святым местам Российской империи и Афону. Нижний-Новгород, 1907, стр. 148.
- ↑ [www.communa.ru/ Газета «Коммуна»]
- ↑ [www.liveinternet.ru/users/victory_b/post114979041 Митрофановский мужской монастырь]
См. также
Ссылки
- [www.temples.ru/card.php?ID=9715 Воронежский Благовещенский Митрофанов мужской монастырь на сайте «Храмы России»]
Отрывок, характеризующий Благовещенский Митрофанов монастырь
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
