Митчелл, Томас (актёр)

Томас Митчелл
Thomas Mitchell
Студийная фотография 1953 года
Дата рождения:	11 июля 1892(1892-07-11)
Место рождения:	Элизабет, США
Дата смерти:	17 декабря 1962(1962-12-17) (70 лет)
Место смерти:	Беверли-Хиллз, США
Гражданство:	США США
Профессия:	актёр, сценарист
Карьера:	1923—1961

Томас Митчелл (англ. Thomas Mitchell; 11 июля 1892 — 17 декабря 1962) — американский актёр, драматург и сценарист, лауреат премии «Оскар» в 1940 году за лучшую мужскую роль второго плана в фильме «Дилижанс».

Биография

Томас Митчелл родился в городе Элизабет в штате Нью-Джерси в семье ирландских иммигрантов. После окончания средней школы он пошёл по стопам отца и старшего брата и стал репортёром в газете. Однако вскоре он перешёл от написания газетных колонок к созданию комических театральных номеров.

В 1913 году Митчелл дебютировал в качестве актёра в театральной компании Чарльза Кобёрна. К 1920-м годам он стал довольно успешным актёром, исполняя уже крупные роли на Бродвее. В 1923 году дебютировал в кино в небольшой роли в картине «Шестицилиндровая любовь». Большим прорывом для него стал роль в фильме Фрэнка Капры «Потерянный горизонт» в 1937 году, после чего Митчелл стал очень востребован в Голливуде. В том же году он получил номинацию на премию Американской киноакадемии за роль в фильме Джона Форда «Ураган».

В последующие несколько лет Митчелл появился во многих культовых фильмах XX века — в одном 1939 он снялся в пяти таких картинах. Хотя в те годы он, вероятно, наиболее запомнился по роли отца Скарлет О’Хары в «Унесённых ветром», триумфальной для него стала роль в вестерне Джона Форда «Дилижанс», которая принесла ему премию «Оскар» в номинации «Лучший актёр второго плана».

В последующие два десятилетия Митчелл оставался востребован в Голливуде. В 1953 году за свои роли в театре и на телевидении актёр был удостоен премий «Тони» и «Эмми», став при этом одним из немногих актёров, получивших, как называют её в США, тройную корону («Оскар», «Тони» и «Эмми»). В 1950-х он много снимался на телевидении, а завершил свою карьеру на театральной сцене ролью лейтенанта Коломбо, которого спустя несколько лет сыграл Питер Фальк в одноимённом телесериале.

Томас Митчелл скончался 17 декабря 1962 года от опухоли кости в Беверли-Хиллз в возрасте 70 лет. За два дня до этого из жизни ушёл актёр и режиссёр Чарльз Лоутон, с которым Митчелл играл в картине «Горбун из Нотр-Дама». Актёр был кремирован, а его прах хранится в одной из капелл Лос-Анджелеса. За свой вклад в киноиндустрию и телевидении актёр удостоен двух звёзд на Голливудской аллее славы.

Избранная фильмография

• 1937 — Потерянный горизонт / Lost Horizon — Генри Барнард
• 1937 — Уступи место завтрашнему дню / Make Way for Tomorrow — Джордж Купер
• 1937 — Ураган / The Hurricane — доктор Керсейнт
• 1939 — Дилижанс / Stagecoach — док Бун
• 1939 — Только у ангелов есть крылья / Only Angels Have Wings — «Малыш» Дэбб
• 1939 — Мистер Смит едет в Вашингтон / Mr. Smith Goes to Washington — «Диз» Мур
• 1939 — Унесённые ветром / Gone with the Wind — Джеральд О’Хара
• 1939 — Горбун из Нотр-Дама / The Hunchback of Notre Dame — Клопен
• 1940 — Наш городок / Our Town — доктор Фрэнк Ф. Гиббс
• 1940 — Долгий путь домой / The Long Voyage Home — Алоизиус «Дриск» Дрисколл
• 1942 — Жанна Парижская / Joan of Paris — отец Антуан
• 1942 — Чёрный лебедь / The Black Swan — Том Блу
• 1944 — Вильсон / Wilson — Джозеф Тумулти
• 1944 — Тёмные воды / Dark Waters — Мистер Сидни
• 1946 — Тёмное зеркало / The Dark Mirror — лейтенант Стивенсон
• 1946 — Эта прекрасная жизнь / It's a Wonderful Life — дядя Билли Бейли
• 1948 — Серебряная река / Silver River — Джон Плато Бек
• 1952 — Ровно в полдень / High Noon — мэр Джонас Хендерсон
• 1956 — Пока город спит / While the City Sleeps — Джон Дэй Гриффит
• 1961 — Пригоршня чудес / Pocketful of Miracles — Генри Г. Блейк

Награды

• Оскар 1940 — «Лучший актёр второго плана» («Дилижанс»)
• Эмми 1953 — «Лучший актёр»
• Тони 1953 — «Лучший актёр в мюзикле» («Хэйзел Флагг»)

Ссылки

• [ibdb.com/person.php?id=8875 Томас Митчелл] (англ.) на сайте Internet Broadway Database

Отрывок, характеризующий Митчелл, Томас (актёр)

«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.