Миусская операция

Миусская операция
Основной конфликт: Великая Отечественная война
Дата	17 июля — 2 августа 1943 года
Место	Донецкий бассейн, СССР
Итог	Безуспешная
Противники
СССР Германия
Командующие
Ф. И. Толбухин Э. Манштейн
Силы сторон
271 790 человек к началу операции - 11 дивизий, 5 батальонов штурмовых орудий
Потери
общие по сов.данным: 61 070 человек, из них 15 303 – безвозвратные, 45 767 человек – санитарные общие по нем.данным: 21 369 человек, в том числе 3 289 убитыми, 2 254 пропавшими без вести, 15 817 ранеными; общие по сов.данным: около 35 000 человек

Миусская операция (Миусская наступательная операция, наступательная операция на р. Миус) (17 июля — 2 августа 1943) — фронтовая наступательная операция войск советского Южного фронта против немецких войск в Донбассе.

Силы сторон и план операции

Ещё в 1942 году германское командование приступило к созданию оборонительного рубежа, известного как Миус-фронт, на подступах к Донбассу по территориям Ростовской, Ворошиловградской и Донецкой областей. На этом рубеже немецкие войска остановили советское наступление во время Ростовской операции в феврале 1943 года, после чего он непрерывно совершенствовался и достраивался. К июлю 1943 года Миус-фронт имел три оборонительные полосы. Первая — на западном берегу Миуса на глубину до 21 километра. Вторая — по берегам рек Еланчик и Крынка на глубину до 11 километров. Третья — по рекам Кальмиусу и Грузской на глубину до 7 километров. Каждая оборонительная полоса имела от 1 до 3 линий траншей. Между полосами имелись промежуточные и отсечные оборонительные рубежи. Общая протяженность всех траншей в системе Миус-фронта превышала 18 тысяч километров. Между ними располагались минные поля с плотностью до 1800 мин на один квадратный километр. На один километр фронта приходилось по 12-15 дотов и дзотов, в своем большинстве железобетонных. Были подготовлены «волчьи ямы», дно которых было утыкано острыми штырями, эскарпы, противотанковые рвы, подвижные бронированные щиты с амбразурами для ведения огня. Общая глубина обороны составляла 40-50 километров.

Оборону Миус-фронта в полосе предстоящей операции занимал 6-я армия (командующий — генерал-полковник Карл-Адольф Холлидт) из состава группы армий «Юг» (генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн), а также 4-й воздушный флот (командующий — генерал-фельдмаршал авиации Вольфрам фон Рихтгофен). Непосредственно против войск Южного фронта в полосе 180 километров оборонялись три немецких армейских корпуса, объединявших 11 дивизий и 5 батальонов штурмовых орудий из состава 6-й армии. Кроме того, в донбасскую группировку противника входила 1-я танковая армия.

Ставка Верховного Главнокомандования поставила перед командованием Южного фронта (командующий генерал-полковник Ф. И. Толбухин) задачу целью сковать, а при благоприятных условиях во взаимодействии с войсками Юго-Западного фронта разгромить донбасскую группировку гитлеровцев, не допустив переброску её сил в район Курского выступа, где шли решающие сражения Курской битвы.

В состав Южного фронта входили:
• 51-я армия (генерал-лейтенант Г. Ф. Захаров),
• 5-я ударная армия (генерал-лейтенант В. Д. Цветаев),
• 28-я армия (генерал-лейтенант В. Ф. Герасименко),
• 44-я армия (генерал-лейтенант В. А. Хоменко),
• 2-я гвардейская армия (генерал-лейтенант Я. Г. Крейзер, с 30 июля — генерал-лейтенант Г. Ф. Захаров),
• 8-я воздушная армия (генерал-лейтенант авиации Т. Т. Хрюкин).

Общая численность войск фронта составляла к началу операции 271 790 человек. Главный удар наносили 5-я ударная и 28-я армии в центре из района Куйбышево — Дмитровка в направлении Успенской, Артёмовки, Фёдоровки. При благоприятном развитии операции эти армии должны были наступать через Амвросиевку и охватить с севера таганрогскую группировку противника. Для развития успеха в резерве фронта находилась 2-я гвардейская армия с приданными ей двумя механизированными корпусами (2-й гвардейский и 4-й мехкорпус), её ввод в бой планировался в полосе 28-й армии. Вспомогательные удары — частью сил 51-й армии на правом крыле (в направлении Красный Луч — Сталино) и 44-й армией на левом крыле фронта (севернее Матвеев-Кургана).

С аналогичными целями на Юго-Западном фронте в это же время проводилась Изюм-Барвенковская наступательная операция. Действия Южного и Юго-Западного фронтов координировал представитель Ставки Верховного Главнокомандования Маршал Советского Союза А. М. Василевский.

По утверждению Манштейна, немецкая воздушная разведка установила подготовку советских войск к предстоящему наступлению.

Ход операции

Наступление советских войск началось 17 июля 1943 года после мощной артиллерийской подготовки. Сражение с первых часов приобрело исключительно упорный характер. Многие мощные узлы обороны и оборонительные сооружения оказались не подавленными артиллерией. Немецкие войска оказывали упорное сопротивление. Кроме того, немецкое командование сразу ввело в бой большие силы авиации, которая эшелонами бомбила наступающие войска и подходящие к месту сражения резервы. Не способствовали успеху и условия местности — левый берег Миуса господствовал над правым, а многочисленные балки затрудняли использование танков.

Тем не менее, на направлении главного удара войскам Южного фронта удалось вклиниться в немецкую оборону, прорвать первый оборонительный рубеж и захватить небольшой плацдарм (глубиной 5-6 километров, по фронту до 35 километров) на реке Миус в районе Степановка, Мариновка. Противник оказал упорное сопротивление, и, опираясь на мощную систему обороны, остановил советское наступление. В последующие дни на достигнутом рубеже велись исключительно упорные бои — советские войска непрерывно атаковали врага, немецкие части отбивали их удары и сами непрерывно контратаковали. К месту прорыва перебрасывались подкрепления — к 19 июля немецкое командование дополнительно ввело в бой 4 дивизии из резерва армии: 16-ю танково-гренадёрскую дивизию, 32-ю, 111-ю, 336-ю пехотные дивизии и унтер-офицерскую школу 6-й армии (БИРЮЗОВ), а 20 июля — 24-й танковый корпус из состава 1-й танковой армии. Срочно были переброшены и несколько авиационных групп с Курского направления, а с неатакованных участков фронта — переброшено большое количество немецкой артиллерии.

Советское командование также ввело в бой фронтовой резерв — во второй половине дня 17 июля началась переброска на плацдарм 2-й гвардейской армии. В связи с неудачными действиями 28-й армии, фронтовой резерв Толбухин решил вводить в бой в полосе 5-й ударной армии. Но ввод в бой 2-й гвардейской армии и её мехкорпусов был организован неудачно: они атаковали по мере переправы частей через Миус, подход войск к переправам и переправа производились под непрерывными бомбежками немецкой авиации, движение частей армии было сразу установлено немецкой разведкой. Мощного удара не получилось, армия «завязла» в обороне врага, сумев продвинуться только на несколько километров и освободив три села. Несмотря на упорство сражения, ни одна из сторон не могла добиться успеха.

Уже 19 июля немецкое командования контратаковало с юга советский плацдарм силами 16-й танково-гренадерской и 23-й танковой дивизий. Эта атака была отбита. Новый контрудар 20 июля также удалось отразить, но и наступавшие советские войска врагу удалось сковать. В этих боях противник потерял до 100 танков и штурмовых орудий.

Только 21 июля (из-за трудностей с переправой через Миус и сосредоточением на плацдарме) удалось ввести в бой советский 4-й механизированный корпус, уже понёсший существенные потери от ударов немецкой авиации. 22 июля советские войска возобновили наступление и продвинулись ещё на несколько километров, но прорвать немецкую оборону не смогли — по-прежнему шло «выдавливание» противника. 23 июля наступление советских войск было остановлено противником. Последняя попытка советского наступления 25 июля окончилась вообще без каких-либо результатов и со значительными потерями.

Чтобы не допустить прорыва обороны на реке Миус, 28 июля 1943 года к плацдарму был переброшен 2-й танковый корпус СС (3-я танковая дивизия СС «Тотенкопф», 2-я танковая дивизия СС «Дас Райх», 3-я танковая дивизия). Эти дивизии прибыли из-под Курска. К названным танковым дивизиям добавилась оперативная группа «Кемпф», а также 4 авиационные группы из-под Курска и с Таманского полуострова.

30 июля противник нанёс сильный контрудар этими силами (в бой введено единовременно до 258 танков и около 100 штурмовых орудий) в полосе сильно ослабленного в предыдущих боях 31-го стрелкового корпуса 5-й ударной армии и соседних частей 28-й армии. Также 294-я пехотная и 15-я авиаполевая дивизии атаковали части 2-й ударной армии. Наступавшим частям 24-го немецкого танкового корпуса удалось потеснить расположение советских войск, при этом четыре стрелковых полка были окружёны. 2-й немецкий танковый корпус СС только на одном участке смог незначительно вклиниться в советскую оборону, на остальных участках его наступление было отбито с большими потерями (91 танк и свыше 900 человек). Ожесточенное сражение продолжалось всю ночь и следующие сутки. Стороны непрерывно контратаковали друг друга; позиции, высоты и населённые пункты неоднократно переходили из рук в руки. Но непосредственная угроза переправам и как следствие — окружения советских войск на плацдарме — со стороны немецкого 24-го танкового корпуса сохранялась.

По категорическому требованию И. В. Сталина 31 июля ценой больших усилий войска фронта попытались вывести из окружения окружённые полки, но спасти удалось только один из них — остальные к тому времени почти полностью погибли. 1 августа непрерывные немецкие атаки продолжались, продвижение врага развивалось, хотя и очень медленно из-за сопротивления советских войск, но безостановочно. Немцы ввели в бой практически все боеспособные танки — 400—500 единиц. Командующие армиями были вынуждены начать частичный отвод войск за Миус по своей инициативе. Видя невозможность восстановления позиций и чтобы не допустить уничтожения войск на плацдарме, командующий фронтом Ф. И. Толбухин вечером 1 августа обратился в Ставку за разрешением на отвод войск за Миус. Разрешение было получено, эвакуация была выполнена в сложной обстановке под прикрытием усиленных арьергардов основными силами в ночь на 2 августа, а к 17-00 2 августа переправились и прикрывавшие отход части.

На вспомогательных направлениях наступление советских войск было отбито: 51-я армия продвинулась 17-го июля на несколько километров, но 20-го июля немецким контрударом отброшена в исходное положение. Последующие атаки до 27 июля успеха не имели. Аналогично так же завершился удар и в 44-й армии.

Примерно таким же образом завершилось наступление и соседнего Юго-Западного фронта (Изюм-Барвенковская наступательная операция).

Итоги операции

Таким образом, в Миусской операции советские войска не смогли прорвать Миус-фронт и нанести поражение противнику. Занятый в начале операции и удерживаемый с тяжелыми потерями плацдарм пришлось оставить. Однако вторая цель операции была достигнута: Южный фронт своими активными действиями сковал 6-ю армию и 1-ю танковую армию противника в Донбассе, не позволил ему перебросить отсюда ни одной дивизии под Курск. Более того, немецкое командование оказалось вынуждено направлять резервы из-под Харькова на направление отвлекающего удара. К Миусу было стянуто большое количество вражеских войск, в том числе и с Курского направления (2-й танковый корпус СС). Хотя изначально немецкое командование планировало иначе — так, 16-я моторизованная и 23-я танковая дивизии к началу операции уже начали выдвижение с Миуса под Харьков. Это безусловно облегчило успех советского наступления в Белгородско-Харьковской операции. Кроме того, «опыт этой операции был обобщён и учтён советским командованием при проведении Донбасской операции 1943 года, в ходе которой оборона противника на реке Миус была успешно прорвана».

Потери сторон

Общие потери советских войск составили 61 070 человек, из них 15 303 — безвозвратные, 45 767 человек — санитарные. Манштейн в своих мемуарах утверждает, что в сражении на Миусском плацдарме советские войска потеряли около 18 000 только пленными, 700 танков (что даже больше заявления немецкого командования того времени — в 1943 году немцы заявили об уничтожении 585 советских танков), 200 орудий и 400 противотанковых орудий. По данным Типпельскирха, только пленных немцы взяли на Миусском плацдарме около 18 тысяч (в некоторых немецких изданиях приводится более точная цифра — 17 762). По мнению Б. Соколова, «истинные безвозвратные потери должны составить около 51 628 убитых и пропавших без вести, а общие потери — около 97 395» (впрочем, он постоянно завышает потери советских войск).

Немецкая 6-я армия по собственным данным в период с 17 июля по 2 августа потеряла 21 369 человек, в том числе 3289 убитыми, 2254 пропавшими без вести и 15 817 ранеными. Потери в танках и штурмовых орудий превысили 300 единиц (Жирохов). Общие потери немецких войск по оценке советского командования (Бирюзов) составили около 35 000 человек.

Причины неудачного исхода операции

Основные причины кроются в ошибках командования Южного фронта. Оно недооценило силу немецкой обороны, хотя имело о ней достаточное представление. Основные причины:
1. Нанесение двух главных и двух вспомогательных отвлекающих ударов (распыление сил).
2. Запоздалый и плохо организованный ввод в сражение соединений 2-й гвардейской армии.
3. Предпринимаемые по инициативе Ф. И. Толбухина попытки возобновления наступления в кратчайшие сроки без достаточной подготовки.
4. Не учитывались большие трудности снабжения сразу трёх советских армий на насквозь простреливаемом плацдарме (как следствие — постоянный недостаток боеприпасов в сражающихся войсках, перебои с питанием и горючим).
5. Колебания советского командования после 30 июля относительно судьбы плацдарма до тех пор, пока 1 августа падение плацдарма не стало неизбежным. Здесь доля вины лежит и на И. В. Сталине, отдавшем личный приказ о спасении окруженных полков без учета общей ситуации на плацдарме, что на сутки затянуло сражение и вызвало очень большие потери 1 августа.
6. Недостаточная разведка неприятельских позиций, неспособность артиллерии и авиации в ходе артподготовки подавить огневые точки врага.
7. Немецкая авиация в ходе сражение завоевала и удерживала господство в воздухе, нанося большой урон советским войскам, атакуя выдвигающиеся резервы и срывая подвоз боеприпасов и снабжения.
8. Плохая связь штаба фронта со штабами армий и штабов армий — со штабами корпусов, что мешало оперативно реагировать на немецкий контрудар.
9. Умелое сосредоточение войск противника и переброска им крупных соединений с других участков фронта (Южный фронт провёл всю операцию только имеющимися к её началу средствами и в ходе сражения усилен не был).

В то же время советские войска в ходе операции проявили упорство в наступлении и обороне, массовый героизм, стойкость в исключительно сложной обстановке.

Литература

• Великая Отечественная война 1941—1945. Энциклопедия. Главный редактор профессор, генерал армии Козлов М. М. Москва, Советская энциклопедия, 1985. — С.450.
• Ершов А. Г. Освобождение Донбасса. М., Воениздат, 1973. — С.111-117.
• Миус-фронт в Великой Отечественной войне. 1941—1942 гг., 1943 г. / Г. Г. Матишов, В. И. Афанасенко, Е. Ф. Кринко. — Ростов-на-Дону : ЮНЦ РАН, 2010. — 216 с.
• Жирохов М. Битва за Донбасс. Миус-фронт, 1941—1943 (Глава 4: Прорыв Миус-фронта летом 1943 года. Июльское наступление).
• Исаев А. Прорыв Миус-фронта июль-август 1943 года. «Фронтовая иллюстрация», 2006, № 3. М.: Издательство «Стратегия КМ», 2006.
• Матишов, Г. Г. Миус-фронт в Великой Отечественной войне. 1941/1942 г.г. 1943 г. / Г. Г. Матишов, В. И. Афанасенко, Е. Ф. Кринко. — Ростов-на-Дону: изд-во ЮНЦ РАН, 2010. — 216с
• Толубко В. Ф. Барышев Н.И. На южном фланге. Боевой путь 4-го гвардейского механизированного корпуса (1942–1945 гг.).. — М: Наука, 1973. — 400 с.
• Бирюзов С. С. Когда гремели пушки. — М.: Воениздат, 1961. — Глава «Освобождение Донбасса».
• Соколов Б. Красная армия против войск СС. — М. : Яуза, Эксмо, 2008. — Глава «Сражение на Миус-фронте и контрудары под Богодуховом».

Отрывок, характеризующий Миусская операция

– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.