Миус-фронт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Миус-фронт» — укреплённый оборонительный рубеж вермахта во время Великой Отечественной войны на западном берегу реки Миус. Создан в декабре 1941 года.

Советские войска дважды пытались прорвать рубеж «Миус-фронта»: с декабря 1941 по июль 1942 года, и с февраля по август 1943 года. Им это удалось лишь в августе 1943 года в ходе Донбасской наступательной операции, когда войска Южного фронта прорвали немецкий рубеж обороны в районе посёлка Куйбышево[Прим. 1]. По некоторым данным, общие потери РККА на «Миус-фронте» (убитые, раненые, пленные и пропавшие без вести) составили более 800 тысяч человек[1].





Описание укреплений

Основная линия обороны начиналась у побережья Азовского моря к востоку от Таганрога, затем проходила по реке Миус, что и дало название всей линии.

Глубина укреплений линии местами доходила до 11 километров. Вдоль р. Миус линия проходила по правому, то есть высокому берегу реки. Также были использованы частые обрывы, высоты, овраги и скалы, характерные для данного участка Донецкого кряжа. В том числе, в систему обороны входил курган Саур-Могила — господствующая высота вблизи с. Сауровка в Шахтёрском районе Донецкой области[Прим. 2].

Всего для обороны было задействовано порядка 800 населённых пунктов в полосе шириной 45-50 километров. Вторая линия обороны проходила по правым берегам рек Крынка и Мокрый Еланчик и через населённые пункты Красный Кут, Мануйловка, Андреевка. Третья линия обороны проходила по правому берегу реки Кальмиус, к востоку от Сталино, Макеевки и Горловки. Однако эти укрепления в боях задействованы не были.

Для сооружения укреплений использовались рельсы, лес со складов на шахтах, разбирались дома местных жителей. В постройках оборонительной линии участвовало гражданское население, включая женщин, детей и стариков[2].

Были сооружены цепи дотов и дзотов, пулемётные гнезда и артиллерийские позиции. Были заминированы поля, прорыты траншеи, противотанковые рвы и выставлены проволочные заграждения. Ширина минных полей была не менее 200 метров. Плотность дотов и дзотов доходила до 20-30 на квадратный километр.

Осень 1941 — весна 1942

На рубеж р. Миус немецкая армия (танковая группа Клейста) вышла в середине октября 1941: 17 октября пал Таганрог. Наступившая осенняя распутица и истощение запасов горючего заставили задержать продвижение[3]. Командующий группы «Юг» фельдмаршал Герд фон Рундштедт полагал, что в преддверии зимы продолжать наступление не следует. Поэтому было начато сооружение линии укреплений на р. Миус.[4]. Однако Гитлер настоял на продолжении наступления, и 17 ноября танки Клейста двинулись на Ростов-на-Дону. После недели упорных боев оборона Красной Армии была сломлена, и в ночь на 20 ноября немецкие войска вошли в город.

В полном соответствии с предсказанием Рундштедта, сил для удержания города не хватило и уже 28 ноября советские войска под командованием С. К. Тимошенко после упорного и кровопролитного боя вновь заняли Ростов-на-Дону. Рундштедт запросил разрешения Гитлера отвести войска на подготовленный рубеж обороны на р. Миус, но разрешения не получил. Тем не менее, приказ к отходу был отдан, за что в тот же день Рундштедт был отстранен от командования. Новый командующий группой «Юг» Вальтер фон Райхенау, прибыв на место, подтвердил приказ к отступлению. Рубеж Миуса части 17-й полевой армии удерживали всю весну следующего 1942 вплоть до начала наступления на Кавказ[Прим. 3].

Зима 1942/43

Оборона вермахта на Миус-фронте продолжалась до июля 1942, когда после провала наступления Красной Армии под Харьковом немецкое командование начало наступление на Кубань и Кавказ. 24 июля части 17-й армии вновь вошли в Ростов. На этот раз советские войска не смогли удержать город, что было отмечено в тексте известного приказа НКО № 227 — «Ни шагу назад!».

После окружения 6-й армии Паулюса под Сталинградом в декабре 1942, группировке вермахта на Кубани и Северном Кавказе (группа армий «А») грозило окружение, поскольку части Красной Армии, находившиеся в районе Сталинграда, оказались намного ближе к Ростову-на-Дону, через который проходила связь группы с остальными частями Восточного фронта.

Приказ Гитлера на отступление с Кавказа последовал 27 декабря 1942, когда силы Красной Армии уже находились в опасной близости к Ростову. Упорные бои на подступах к городу продолжались в течение января 1943. Вермахту всё же удалось сдержать натиск Красной Армии: 1-я танковая переправилась через Дон и избежала окружения. После этого немецкие войска оставили Ростов-на-Дону (освобожден 14 февраля 1943) и вновь отошли на линию Миус-фронта, где и закрепились до лета 1943[5].

Прорыв Миус-фронта

Подготовка к прорыву Миус-фронта была начата в мае 1943 года. В наступлении участвовали соединения Южного фронта.

17 июля — 2 августа

17 июля советские войска внезапной атакой трех гвардейских мехкорпусов (с севера на юг: 1-й, 4-й и 2-й г.м.к.) при поддержке 31-го гвардейского пехотного корпуса прорвали фронт 6-й армии вермахта на глубину до 10 км и заняли плацдарм на западном берегу Миуса в районе сел Степановка и Мариновка. Для ликвидации угрозы, немецкое командование срочно перебросило танковые части с других участков южного направления. Из-под Харькова были переброшены танковые дивизии СС «Дас Райх» и «Тотенкопф», несмотря на то, что бои за Харьков ещё продолжались[6]. Была выведена из резерва 6-й армии и направлена на Миус-фронт недавно переформированная 23-я танковая дивизия[7]. Южный фланг выступа прикрывала 294-я пехотная дивизия.

В результате упорных боев с участием крупных танковых и моторизованных сил с обеих сторон, к 2 августа противнику удалось ликвидировать прорыв и вновь выйти на рубеж р. Миус в районе сел Куйбышево — Дмитровка. К концу июля на Миус-фронте наступило затишье[8][Прим. 4].

18 — 31 августа

18 августа было начато наступление войск Южного фронта. Предварительно была проведена 70-минутная артподготовка в которой участвовали 1500 артиллерийских орудий и миномётов. После артподготовки части 5-й ударной армии стали наступать. Атаковали танки, перед ними шли сапёры, которые показывали проходы в минных полях, так как из-за пыли и дыма обзор был затруднён и танкисты не видели вешек, установленных сапёрами. За танками шла пехота. С воздуха атаку поддерживали «Илы» — штурмовики 7-го авиационного корпуса. Миус-фронт был прорван на глубину 8-9 километров.

19 августа у села Куйбышево 4-й гвардейский механизированный корпус под командованием генерал-лейтенанта Т. И. Танасчишина выдвинулись за линию фронта на 20 километров. Их танки подошли к Амвросиевке. В основном же прорыв составил 24 километров в глубину и до 16 километров по фронту приблизившись ко второй линии обороны.

20 и 21 августа в результате контратак немцев советские войска немного отступили. 22-26 августа германское командование перебросило из Крыма 13-ю танковую дивизию[9]. Собрав подразделения с соседних участков фронта, немцы попытались фланговыми ударами окружить наступавших.

В ночь на 24 августа советские войска пошли в атаку и заняли сёла Артёмовка, Кринички, хутор Семёновский. Была занята дорога на Таганрог, что лишило германские войска возможности перебрасывать резервы.

27 августа была освобождена Амвросиевка, сёла Большое Мешково и Благодатное.

Штурм Саур-Могилы советскими войсками был начат 28 августа 1943 года. В штурме участвовали части 96-й гвардейской стрелковой дивизии, которой командовал гвардии полковник Семён Самуилович Левин. 29 августа после артналёта советские войска почти захватили вершину, но контратака немцев в направлении хутора Саурмогильский (теперь село Сауровка) оттеснила нападавших. Высота была взята утром 31 августа. После взятия высоты советские войска сразу же продолжили преследование немецких войск, отступавших в направлении Снежного и Чистяково (теперь Торез).

Значение

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Миус-фронт надолго задержал продвижение Красной Армии на южном направлении. Если Ростов-на-Дону был освобождён в феврале 1943 года, то Таганрог — лишь 30 августа того же года. Одновременно с этим, Миус-фронт отвлёк на себя определенную часть сил вермахта, внеся свой вклад в общие успехи Красной Армии на других направлениях.

В 1943-м июльское наступление Южного фронта заставило Германию перебросить с Курской дуги на Миус-фронт три танковые дивизии, что не могло не отразиться на результатах Курской битвы. При этом 30—31 июля 1943 года при попытке отбить прорыв Миус-фронта частями Красной Армии, элитный танковый корпус СС потерял людей и техники больше, чем двумя неделями раньше под Прохоровкой. Потери на Миус-фронте были столь велики, что на одного погибшего немецкого солдата приходилось семь-восемь солдат РККА.

Многие годы в отечественной истории и литературе сведения о миусских боях и всех понесённых на Миусе потерях скрывались, а значение Миус-фронта и подвиг бойцов, прошедших здесь, по их собственному признанию, "маленький Сталинград", до сих пор так и остались недооцененным и неизвестным основной массе россиян.

Память о боях на Миус-фронте

  • Возле города Снежное находится мемориальный комплекс «Саур-Могила» — высота, за которую в августе 1943 года вели ожесточенные бои с немецко-фашистскими войсками части 5-й ударной армии Южного фронта. В 1967—1975 годах на Саур-Могиле сооружен мемориальный комплекс в память о подвиге советских солдат, погибших при штурме высоты и прорыве немецкой оборонительной линии на реке Миус.
  • 7 мая 1980 года в Неклиновском районе Ростовской области недалеко от посёлка Самбек в честь воинов 130-й и 416-й стрелковых дивизий, удостоенных почётного наименования «Таганрогских» был воздвигнут Мемориал боевой славы, официально названный «Мемориал Славы на Самбекских высотах». Памятник воздвигнут на самой высокой точке возле осыпающихся от времени окопов, разрушенных пулемётных гнёзд, блиндажей на окраине села. На большом камне у входа в мемориальный комплекс высечена надпись:

Остановись, товарищ! Поклонись земле, обагренной кровью богатырей твоего народа, отстоявших мир, в котором ты живешь. Пусть на этом кургане твое сердце воспламенится великим огнём их беззаветной любви к Родине, а память твоя сквозь годы пронесет славу их бессмертного подвига для передачи потомкам в веках. Никто не забыт, ничто не забыто".

Автор комплекса — бакинский скульптор Э. Шамилов[10] и ростовские архитекторы В. И. и И. В. Григор[11]. Памятник представляет собой две бетонные стены — две стрелковые дивизии, освобождавшие эти места и является самым крупным памятником на территории Ростовской области. В открытии памятника участвовала азербайджанская делегация во главе с первым секретарём ЦК Компартии Азербайджанской ССР Гейдаром Алиевым[12][13].

  • Памятник «Якорь», находится в 5 км от поселка Матвеев Курган, на Волковой горе Матвеево-Курганского района Ростовской области России.

Высота памятника — 27 метров, открыт в 1973 году в честь моряков 3-го гвардейского стрелкового корпуса, бригады которого были сформированы из курсантов Севастопольского и Бакинского военно-морских училищ. В марте 1942 года здесь шли наступательные бои за освобождение Таганрога, где ключевым узлом являлась Волкова гора, которую обороняла танковая дивизия СС «Викинг». У постамента возле памятника есть надпись: «Проявив отвагу и героизм, моряки захватили этот опорный узел фашистов». Мемориал «Якорь» просматривается со всех сторон Матвеево-Курганского района.

В настоящее время «Якорь» является достопримечательностью и символом района, а также памятью о тех, кто погиб на этой высоте. Здесь проводятся торжественные мероприятия, сюда приходят школьники и молодежь.

  • Памятник «Прорыв Миус-фронта». Открыт в 1983 году. Находится на х. Степанове Матвеево-Курганского района Ростовской области России, по трассе Ростов — Донецк (Украина). Автор (архитектор) — Перфилов В. И.

В 2008 году, в честь 65-летия прорыва Миус-фронта, здесь прошла военно-историческая реконструкция событий августа 1943 года.

  • Памятник «Пушка». Установлен советским воинам стрелковой роты 905-го полка 248 стрелковой дивизии, штурмовавшим Миус-фронт в августе 1943 года. Гора Чёрный Ворон у хутора Подгорный и села Петрополье, высоко возвышающаяся посреди ровной, как стол, степи, являлась одной из стратегически-важных высот.

При штурме горы старший сержант Павел Пудовкин повторил подвиг Александра Матросова, закрыв своим телом амбразуру дота, что позволило бойцам полка продолжить атаку, взять штурмом гору и прорвать Миус-фронт на этом участке. Старшему сержанту Павлу Пудовкину посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Храм-памятник ратному подвигу всех советских воинов, принимавших участие в боях за освобождение миусской земли. Построен по инициативе местных жителей на народные деньги и пожертвования. На стенах храма в будущем планируется золотыми буквами увековечить в мраморе наименования всех воинских частей и соединений Красной Армии, оборонявших Примиусье и штурмовавших Миус-фронт.

Напишите отзыв о статье "Миус-фронт"

Литература

  • Твои освободители, Донбасс. Очерки, воспоминания / составитель Тепляков Г. В. — 5-е, дополненное. — Донецк: «Донбасс», 1976. — 423 с. — 100 000 экз.
  • Олейников М. Я. Саур-Могила. Путеводитель. — Донецк: «Донбасс», 1976. — 32 с. — 25 000 экз.
  • Пужаев Г. К. Кровь и слава Миуса. — М.: БАННЭР плюс, 2008.
  • Миус-фронт в ВОВ, 1941—1942 годы, 1943 год. — Ростов-на-Дону: Южный научный центр РАН, 2010.[14]
  • Тим Рипли. История войск СС 1925 - 1945. — М.: Центрполиграф, 2009. — 351 с.
  • Сэмьюэл В. Митчем. Танковые легионы Гитлера. — Москва: Яуза-Пресс, 2009. — 416 с. — ISBN 978-5-9955-0042-1.
  • Жирохов М. А. Битва за Донбасс. Миус-фронт. 1941-1943. — Москва: Центрполиграф, 2011. — 352 с. — 4000 экз. — ISBN 978-5-227-02674-3.

Примечания

  1. Рубеж был оставлен противником в ходе общего отступления на рубеж Днепра (См. Линия Пантера — Вотан).
  2. высота кургана 277,9 метров, одна из высочайших точек донецкого кряжа
  3. В составе сил, оборонявших Миус-фронт в зимой-весной 1942 была и 1-я горнострелковая дивизия ([www.feldgrau.com/GebDiv.php?ID=1])
  4. По некоторым данным, потери II танкового корпуса СС в боях у Степановки превысили потери последнего за все время Курской битвы (Рипли, стр. 155)

Сноски

  1. Чаленко С. Цена победного салюта // Таганрогская правда. — 2013. — 30 авг.
  2. Олейников М. Я. Саур-Могила. Путеводитель. — Донецк: «Донбасс», 1976. — С. 8. — 25 000 экз.
  3. David Irving, «Hitler’s War», Viking Adult (1977) ISBN 0-670-37412-1, ISBN 978-0-670-37412-0
  4. С. Митчем, «Фельдмаршалы Гитлера», Смоленск «Русич», 1999, стр. 396
  5. [militera.lib.ru/memo/german/manstein/index.html Э. фон Манштейн «Утерянные победы»]
  6. Рипли, с. 156.
  7. Митчем, с. 256.
  8. Рипли, с. 161.
  9. Жирохов, 2011, с. 100.
  10. Бровкина М. [www.rg.ru/2012/05/12/memorial.html Самбекские высоты] // Российская газета. — 2012. — 12 мая.
  11. [wikimapia.org/18186817/ru/%D0%9C%D0%B5%D0%BC%D0%BE%D1%80%D0%B8%D0%B0%D0%BB-%D0%A1%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D1%8B-%D0%BD%D0%B0-%D0%A1%D0%B0%D0%BC%D0%B1%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%BA%D0%B8%D1%85-%D0%B2%D1%8B%D1%81%D0%BE%D1%82%D0%B0%D1%85 Мемориал Славы на Самбекских высотах на сайте «Wikimapia»]
  12. [www.youtube.com/watch?v=JYuA5lOjy0U Открытие «Мемориала славы» воинского подвига бойцов 130-й и 416-й стрелковых дивизий в честь 35-летия Победы]
  13. [www.fnkaa.ru/news/read.471.htm Азербайджанская диаспора приняла участие в Параде Победы у "Мемориала Славы «На Самбекских Высотах»]
  14. Чаленко С. Миус-фронт ждёт правды // Таганрогская правда. — 2010. — 28 дек.

Ссылки

  • [mius.org.ua Миус-фронт — наше время]
  • [saur.dn.ua Саур-Могила — мемориальный сайт]
  • [www.dkr.com.ua/print/10023.html Берега, обагрённые кровью]
  • [www.regnum.ru/mywar/victory/stolbovsky-hrucky.html Это моя война]
  • [kuibishevoros.3dn.ru/forum/25 Поисковый отряд]
  • [news.mail.ru/inregions/south/61/society/12093634/?frommail=1 В Ростовской области началось строительство музея Миус-фронта]
  • [www.donvrem.dspl.ru/Files/article/m7/0/art.aspx?art_id=159 Поляков Ю. Миус-фронт: октябрь 1941 - август 1943 // Донской временник / Донская государственная публичная библиотека. Ростов-на-Дону, 1993-2014]
  • [www.donvrem.dspl.ru/Files/article/m7/0/art.aspx?art_id=1250 Венков А. В. Малая энциклопедия боев на Юге: рецензия на книгу "Миус-фронт в Великой Отечественной войне. 1941/1942 гг. 1943 г." // Донской временник / Донская государственная публичная библиотека. Ростов-на-Дону, 1993-2014]

Отрывок, характеризующий Миус-фронт

– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.