Мифологическая коммуникация

Мифологическая коммуникация — это особый вид коммуникации, при которой мифы выступают инструментом влияния коммуникатора на аудиторию. Мифы соединяют в себе рациональное и иррациональное, что позволяет обращаться напрямую к бессознательному и к эмоциям человека. Несмотря на то, что мифы формировались тысячелетиями, они играют важную роль в современном мире. Сегодня мифы широко используются в масс-медиа, рекламе, PR.

Примитивное общество

Бронислав Малиновский

Бронислав Малиновский изучал примитивное общество, его ритуалы и мифы и их значение. По его словам, с помощью ритуалов общество вырабатывало модели поведения в кризисных ситуациях, например, в случае смерти одного из родственников. Это было необходимо для сплочения людей, для того, чтобы не разрушить коллективную идентичность. Так же как и ритуал, миф носит сугубо социальную функцию. Миф — матрица социального порядка и свод примеров нравственного поведения. В примитивном обществе миф выступает в качестве своебразного кодекса, регулирующего жизнь человека. Миф является основой для ритуалов, обрядов и традиции. Кроме того, миф может быть реакцией на какое-либо естественное являние. Например, страх смерти породил рассказы о бессмертии. В современном обществе аналогом подобного мифа являются слухи — легко поверить в то, что противоречит действительности и соответствует мечтаниям. Миф гораздо глубже, чем привычные сказки. Его неотъемлемой частью является социально-психологический контекст; пересказ действий героев не способен передать его суть. Облачение мифа в слова облегчает его понимание, позволяет передать его через поколения, но суть познается на бессознательном уровне. Малиновский выступал против интерпретации мифа как прообраза науки, объясняющего на примитивном уровне природные и социальные явления.

Ролан Барт

Ролан Барт

Современное общество

Клод Леви-Стросс

Клод Леви-Стросс опирался в своих исследованиях на теори Густава Юнга о коллективном бессознательном и Фрейда о сознательном и бессознательном. Основным предметом изучения Леви-Стросса был язык. По его мнению, миф — высшая форма языка, которая позволяет смыслу существовать отдельно от звуковой формы. Он изучал общества, стоящие на разных ступенях развития и отыскивал черты сходства и различия между ними. Леви-Стросс пришел к выводу, что в основе каждого общества лежит определенная модель, которая определяет его сознательное поведение. Клод Леви-Стросс впервые применил структурный подход к изучению мифов. По его мнению, миф представляет собой совокупность смысловых единиц, сочетаемость которых задана заранее. Объекты этой мозаики заполняют бессознательное, придавая тексту смысл. При этом структура существует лишь в теории и позволяет определить, каким образом её составные части функционируют.

Карл Юнг

Карл Юнг является основоположником теории о том, что архетип — это явление коллективного бессознательного. Его работы в области мифов представляют особый интерес для современного общества в связи с тем, что он описал архетипы, используемые сегодня специалистами по связям с общественностью и рекламе. Основные архетипы:

• Герой — символизирует собой победу, предприимчивость, профессионализм, успех.
• Мудрец — ум, объективность.
• Искатель — развитие, поиск себя, индивидуальность.
• Ребёнок — радость жизни, праздник, новые возможности
• Любовник — привлекательность, сексуальность, чувственность.
• Славный малый — душевность, доброта, этичность, верность.
• Хранитель — комфорт, безопасность, покой.
• Правитель — власть, контроль, высокий статус.

Например, слоган Nike «Just do it» — прямая отсылка к архетипу Победитель, в то время как Pepsi и формула «Бери от жизни все!» символизирует героя и искателя, Shweppes является воплощением правителя и хранителя («Освежает мновенно»).

Миф как часть современной культуры

Мифологические архетипы являются моделями поведения, они во многом определяют отношение человека к окружающим, миру и событиям. Мифы являются одними из самых эффективных средств коммуникации, так как изначально являются правдивыми. Реальность должна соответствовать мифу, а не наоборот. Кроме того, человечество не может существовать без мифов — если исчезнут одни мифы, то рано или поздно появятся другие. Арсений Гулыга написал: Миф — форма сознания, свойственная человеку, как свойственны ему другие формы сознания. Разрушение мифа приводит не к господству рациональности, а к ут-верждению другого мифа. Когда на смену высокому ми-фу приходит низкий — беда: цивилизация идет вперед, но культура распадается. На первый взгляд, мифы, использовавшиеся когда-то для описания природных являний, имеют лишь опосредованное отношение к современному миру. Тем не менее, сквозь века они передавались из поколения при помощи сказок, художественной литературы и, позднее, фильмов; поэтому и сегодня мифы являются важным аспектом коммуникации. Важно отметить, что сегодня мифы уже не так тесно связаны с религиозными образами. Современное общество интересно тем, что создает новые мифы с помощью телевидения, кинематографа, музыкальной и спортивной индустрии. По сравнению с образами, знакомыми нам по сказкам, современные мифы — явление непостоянное. Тот факт, что сегодня тренды сменяют один другой очень быстро объясняет, почему люди, вещи или тенденции в одночасье становятся частью массовой культуры и так же быстро забываются. Мифы активно используются средствами массовой информации. Например, существует такое понятие, как «эмоциональный брендинг» — необходиммый эффект достигается за счет обращения к чувствам человека. Используются типичные образы, в которых практически каждый покупатель найдет присущие ему черты. Мифологические коммуникации часто используются в политике. Обращение к бессознательному — разумный и логичный ход, способный привлечь дополнительные голоса. Успех политика часто зависит не от его действий, а от его харизмы, а использование теории архетипов позволяет затронуть каждого гражданина, привлечь его на свою сторону. Кроме того, архетипы часто регулируют отношения между властью и народом: например, первое лицо страны часто воспринимается как «отец», кто-то, кто сможет защитить, к кому можно обратиться за помощью.

Ссылки

• [yanko.lib.ru/books/betweenall/pochepcov-theory-of-com.htm#_Toc522038271 Г. Г. Почепцов. Теория коммуникаций.]
• [yanko.lib.ru/books/cultur/stross_struktur_antrop.htm#_Toc76573467 К. Леви-Стросс. Структурная антропология.]
• [www.taby27.ru/studentam_aspirantam/philos_design/vlijanie-junga-na-dizajjn/teoriya-arhetipov-k-g-yunga-mehanizmy-vospriyatiya-3.html Теория архетипов Юнга.]
• Сонгинайте Н. С. Социальная антропология Бронислава Малиновского. — 1998.
• [www.academia.edu/1156658/Myths_in_advertising_current_interpretations_of_ancient_tales Myths in advertising.]
• Myth and Reality. Trans. Willard R. Trask. New York: Harper & Row, 1963.
• [archives.lse.ac.uk/TreeBrowse.aspx?src=CalmView.Catalog&field=RefNo&key=MALINOWSKI B. Malinowski at LSE library.]

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Мифологическая коммуникация

Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.