Мифы Элиды
Поделись знанием:
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.
Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.
Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.
Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.
Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.
Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.
Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.
ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
Содержание
Введение
Мифология Элиды не очень богата. Вторжение дорийцев с севера, из Этолии, примерно в конце XII в. до н. э. в мифологической традиции представлено как возвращение героя Оксила, чей предок Этол некогда переселился в Этолию из Элиды.
Пелоп не создал династию в Элиде, и миф об Эномае и Пелопе не связан с родословными других правителей Элиды.
Уже Гомер указывает на существование в Элиде нескольких царей:
- Вслед вупрасийцы текли и народы священной Элиды,
- Жители тех областей, что Гирмина, Мирзин приграничный.
- И утес Оленийский, и холм Алезийский вмещают:
- Их предводили четыре вождя, и десять за каждым
- Быстрых неслось кораблей, с многочисленной ратью эпеян.
- Сих устремляли на бой Амфимах и воинственный Фалпий:
- Первый Ктеатова отрасль, второй Акторида Эврита;
- Тех предводителем шествовал храбрый Диор Амаринкид;
- Вождь их четвертый был Поликсен, небожителю равный,
- Доблестный сын Агасфена, народов царя Авгеида.
Основные боги:
- Посейдон. Очень важная фигура. Отец Элея, Диктиса, Кавкона, Актора и Авгия (версия), Эврита и Ктеата. Его возлюбленным выступает Пелоп.
- Зевс. Сражает молнией Салмонея. Отец Эндимиона (версия), Этола (версия), Эфлия (версия).
- Гелиос. По версии, отец Авгия.
- Гермес. Отец Миртила, а также некоего Гиганта.
- Дионис. Отец Наркея. Введено поклонение ему.
- Аполлон. Связан с мифом об Иаме, а также о Дафне и Левкиппе.
- Арес. Отец Эномая.
- Геракл. Захватывает Элиду после тяжелой войны. Его поход является прообразом так называемого «Возвращения Гераклидов».
Царские династии
- Авгий.
- Агамеда. Из Элиды. Дочь Авгия, родила от Посейдона Диктиса[1]. Старшая дочь Авгия, жена Мулия[2]. См. en:Agamede
- Агасфен. (Агастен.) Сын Авгия[3], царь Элиды. Отец Поликсена[4]. См. en:Agasthenes
- Аксиоха. (или Астиоха) (en:Axioche) Нимфа, мать Хрисиппа от Пелопа. Либо Данаида[5].
- Актор (царь Элиды).
- Алектор. Царь Олена (Элеи). Опасаясь Пелопа, призвал Форбанта и передал ему царскую власть над Элидой[6].
- Алкидика. Дочь Алея[7]. Жена Салмонея, мать Тиро[8]. en:Alcidice
- Алксион. Отец Эномая (по версии)[9].
- Амфидамант. Отец Навсидамы[10].
- Амфимах (сын Ктеата).
- Анаксироя. Дочь Корона, жена Эпея, царя Элиды, у них дочь Гирмина[9].
- Аргей. Сын Пелопа[5].
- Астеродия. По версии, жена Эндимиона[11].
- Астидамия. Дочь Форбанта. Родила от Посейдона Кавкона[12]. en:Astydameia
- Гарпина. Дочь Асопа. В Писе Арес вступил с ней в связь, и она родила Эномая[13]. Её статуя в Олимпии[14]. Её именем Эномай назвал основанный им город Гарпинат[15].en:Harpina
- Гипериппа. Дочь Аркада, жена Эндимиона (по версии)[11].
- Гиппас. Сын Пелопа[5].
- Гипподам. Сын Эномая. Участник Немейских игр в гонках колесниц[16].
- Гипподамия (дочь Эномая).
- Гирмина. Дочь Эпея и Анаксирои[9]. Жена Форбанта, мать Актора. В её честь Актор основал город Гирмину в Элиде[17]. Либо дочь Нелея, Никтея или Эпея, жена Форбанта, мать Авгия[18].
- Дий. Сын Пелопа[5].
- Диктис. Сын Посейдона и Агамеды, дочери Авгия[1]. См. en:Dictys
- Диспонт. Сын Эномая. Основал город Диспонт в Элиде[19].
- Еварета. По версии, дочь Акрисия, жена Эномая, мать Гипподамии[20].
- Еврикида. Дочь Эндимиона. Родила от Посейдона Элея[21].
- Еврит (сын Актора).
- Ифианасса. Жена Эндимиона, мать Этола (по одной из версий).[22]
- Калика. Дочь Эола[23] и Энареты.[24] Жена Эфлия, мать Эндимиона.
- Киносур. Сын Пелопа[5].
- Корон. Отец Анаксирои, жены Эпея[9].
- Ктеат.
- Левкипп (сын Эномая).
- Летрей. Сын Пелопа. Основал город Летрины в Элиде[25].
- Молиона.
- Мулий.[26] Жена Агамеда (дочь Авгия). Убит Нестором[27].
- Навсидама. По версии, дочь Амфидаманта, родила от Гелиоса Авгия[10].
- Олимпия. Дочь Аркада, жена Писа. Изображалась на монетах, но упоминается лишь Пиндаром[28]. «Владычица правды», покровительница Олимпийских игр[29].
- Пелоп.
- Пелорида. Жена Агасфена, мать Поликсена[30].
- Перимеда. Мифическая колдунья[31]. Отождествляется с Агамедой у Гомера[32].
- Пис. (Пейс.) Сын Периера. Основал город Пису[33]. Участник состязаний на колеснице в честь погребения Пелия[34].
- Пис. (Пейс.) Сын Афарея и Арены.[35] Видимо, другая версия рассказа о предыдущем.
- Поликсен (сын Агасфена).
- Салмоней.
- Стеропа (плеяда).
- Тестал. Сын Геракла и Эпикасты, дочери Авгия.[36]
- Фалпий.
- Ферефона. Дочь Дексамена. Жена Еврита, мать Фалпия[37].
- Фероника. (Ференика.) Дочь Дексамена. Жена Ктеата, мать Антимаха[37].
- Филей (сын Авгия).
- Форбант (сын Лапифа).
- Хрисипп (сын Пелопа).
- Хромия. Дочь Итона. Жена Эндимиона[11]. en:Chromia
- Эгей (сын Форбанта). Унаследовал царскую власть над Элидой[38].
- Элей. По версии, сын Тантала, давший имя Элиде[39].
- Элей.[39] Сын Посейдона и Еврикиды. Стал царем после Этола. По его имени жители стали называться элейцы вместо эпеев. Отец Авгия.[21]
- Элий. Сын Пелопа[5]. См. Элей.
- Эндимион.
- Эномай.
- Эпей (сын Эндимиона).
- Эпикаста. Дочь Авгия. Родила Гераклу Тестала.[36]
- Этол.
- Эфлий.
Нимфы и божества
- Акмены. («Цветущие»). Эпитет нимф, чей жертвенник был в Олимпии[40].
- Алфей.
- Анигридские инмфы. Живут в пещере в Самике около реки Анигр (Элида)[41]. В древности река Анигр называлась Минией[42]. У подошвы гор[43].
- Аретуса.
- Иасис. (Ясис.) Нимфа (одна из четырёх Ионид), святилище у реки Кифер в Элиде[44].
- Иониды. (Иониады.) 4 нимфы, чье святилище у реки Кифер[44]. Излечивают болезни водами[45].
- Каллифаея. Нимфа (одна из четырёх Ионид), святилище у реки Кифер в Элиде[44].
- Кладей. Бог реки. Почитается элейцами[46]. Жертвенник в Олимпии[47]. См. en:Kladeos
- Пегея. Нимфа (одна из четырёх Ионид), святилище у реки Кифер в Элиде[44]. См. en:Pegaea
- Синаллеаксис. Нимфа (одна из четырёх Ионид), святилище у реки Кифер в Элиде[44].
- Сосиполид. («Спаситель города»). Божество, которому поклонялись элейцы. Дракон, рождённый Илифией. Изображен мальчиком, закутанным в хламиду, усеянную звездами, в руке рог Амалфеи[48].
Прочие лица
- Амаринкей.
- Амфион.[49] Вождь эпеян, участник Троянской войны[50]. Спутник Эпея. Убит Энеем[51].
- Ахея. Её могила у реки Анигр (Элида), рядом с могилой Иардана[52].
- Гигант. Из Элиды, сын Гермеса и Гиереи[53].
- Гиерея. (Иерейя.) Родила от Гермеса сына Гиганта, из Элиды[53].
- Гиперох (Гипирох). Из Элиды, отец Итимонея[54].
- Гиперохид. По версии, отец Миртила[55].
- Диор. Сын Амаринкея. Из Элиды, воевода эпеян. Привел под Трою 10 кораблей[56]. Убит Пиросом[57].
- Дракий. Вождь эпеян, участник Троянской войны[50].
- Иам.
- Иардан. (Ярдан.) Могила Иардана у реки Анигр (Элида)[52]. en:Iardanus
- Иас.[58] По Гелланику, сын Форонея (или Триопа), брат Пеласга, получил Элиду[59].
- Ид.[60] Из Писы. Участник состязаний в беге на Немейских играх[61]. Участник похода против Фив[62].
- Ион. Сын Гаргетта. Переселился из Афин в Элиду. От него название нимф Иониды: 4 нимфы, чье святилище у реки Кифер[44].
- Ион. Из Писы. Участник похода против Фив. Убил Дафнея[63]. Убит Хромием[64].
- Исхен. Сын Гиганта, принес себя в жертву во время голода. Его могила в Олимпии пугала лошадей[65].
- Итимоней. Сын Гипероха. Из Элиды, убит Нестором[66].
- Ифит. Убитый Копреем.[67] Из Элиды.
- Кавкон (сын Келена).
- Килл. (Киллас.) Возница Пелопа, когда он победил Эномая (по рассказу в Олимпии)[46]. Колесничий Пелопа, правил областью Киллы. Его курган около святилища Киллейского Аполлона в Троаде[68].
- Клеобула. См. Феобула.
- Климен (сын Кардиса).
- Кодона. Вакханка из Элиды, участница индийского похода. Убита Морреем[69].
- Меланфия. Дочь Алфея. Родила от Посейдона дочь Ирину[70].
- Миртил.
- Молпида. Во время засухи в Элиде предложила себя в жертву Зевсу Омбрию, её похоронили на полях Летрины[71].
- Наркей. Из дема Ортия в Элиде. Сын Диониса и Фискои. Стал воевать с соседями и достиг большой власти, основал храм Афины Наркеи, ввел поклонение Дионису[72].
- Олений. По версии, житель Элиды, хороший наездник, его могила на ипподроме названа Тараксипп. По его имени Оленийская скала[73].
- От. Из Киллены, вождь эпеян. Друг Мегеса, участник Троянской войны. Убит Полидамантом[74].
- Пиленор. Кентавр. Пораженный стрелой Геракла, омыл свою рану в реке Анигр (Элида), отчего её воды получили отвратительный запах[75].
- Сфер. Возница Пелопа, когда он победил Эномая (в Олимпии его называют Киллас)[46]. Могила и памятник на острове Сферия (Гиера) близ Трезена[76].
- Тараксипп.
- Феобула. (Теобула.) Родила от Гермеса Миртила[77].
- Фиктей. Из Элиды. Амаринкеид. Отец Гиппострата[78].
- Фискоя. Родом из долины Элиды, дема Ортия. Родила от Диониса сына Наркея. Вместе с сыном впервые ввела поклонение Дионису. Установила хор наряду с хором Гипподамии[72].
- Флегий. Из Писы. Участник Немейских игр в метании диска[79].
- Элафион. Жительница Элеи. Кормилица Артемиды, поэтому в Элиде есть обряды Артемиды Элафиеи. По Павсанию, богиню так называют из-за охоты на оленей (элафой)[80].
Трифилия
- Кавкон. Сын Посейдона и Астидамии, отец Лепрея[12].
- Лепрей.
- Лепрея. Дочь Пиргея. По версии, поселилась в местности города Лепрей, откуда и происходит название города.[81].
- Пиргей. Отец Лепрея и Лепреи[82].
Животные
- Фаэтон. Один из быков Авгия, посвященный Гелиосу. Укрощен Гераклом[83].
- О конях см. Список имён животных в древнегреческой мифологии
Поздний период
- Агорий. Сын Дамасия, правнук Ореста. Переселился из ахейского города Гелики в Элиду по призыву Оксила[84].
- Амфимах (сын Поликсена). Царь Элиды. Отец Элея[85]. См. en:Amphimachus
- Дегмен. Элеец, стрелок из лука. Во время дорийского вторжения участвовал в единоборстве с этолийцем Пирехмом и был убит[86].
- Клитий. Сын Алкмеона и Арсинои. Из Фегеи переселился в Элиду. От него происходил род прорицателей Клитидов[87].
- Лаиас. Сын Оксила. Царь Элиды. Его потомки не были царями. Одним из них был Ифит, современник Ликурга, восстановивший Олимпийские игры[88]. См. en:Laius
- Оксил (сын Гемона).
- Пиерия. Жена Оксила, царя Элиды[89].
- Элей (сын Амфимаха).
- Этол. Сын Оксила и Пиерии. Умер раньше родителей. По вещанию оракула, тело не должно лежать ни внутри города, ни вне. Его похоронили в воротах, ведущих в Олимпию. Каждый год ему приносят жертвы как герою[89]. См. en:Aitolos
- Эсхин. По версии, лучник, противник Пирехма[90]. См. Дегмен.
Полумифические фигуры:
- Клеосфен. Сын Клеоника. Царь Писатиды, участвовал в договоре Ифита и Ликурга[91].
- Клитиды. Род в Элиде, известный своими прорицаниями[92].
- Кореб. Первый олимпийский победитель. По версии Полибия и Аристодема из Элеи, первый записанный в 27 олимпиаду[93].
Топонимы
- Альтис. Священный участок в Олимпии.
- Дима. Город кавконов, разрушенный эпейцами[94].
- Иардан. Река, у которой воевали пилосцы и аркадяне[95]. По одному рассказу, река Акидант в Элиде ранее называлась Иардан[96].
- Лепрейон. Град кавконов[97]. Город в Трифилии.
- Олен. Город в Элиде[98].
- Пеней. Реки в Фессалии и Элиде.[99] У её вод Дафна превратилась в дерево[100]. en:Peneus
- Олимпийские игры.[101]
- Пилос. В Трифилии[102].
- Пирг. Город элейцев в Трифилии.
- Писа. Город.[103]
- Птелеон. Город в Элиде.
- Салмона. Один из 8 городов, на которые делилась Писатида[104].
- Трифилия. Область. Туда выведены современниками Фераса колонии минийцев из Спарты, основаны города Лепрей, Макист, Фриксы, Пирг, Эпий и Нудий[105].
- Элейцы. Жители.[106]
- Элида. Область.[107] Персонификация Элиды была изображена в Олимпии[108].
- Энипей. Река в Элиде, приток Алфея[45].
- Эпеи. Жители Элиды по имени Эпея[21]. Возможно, из «эквийой» (конники)[109]. Вряд ли родственно микен. e-qe-ta (hequetas, «спутник, сопровождающий») — название должности или социального класса[110].
- Эфира. Город в Элиде, «у вод Селлеиса», который упоминает Гомер[111].
- Пелопоннес (Апия).[112]
- Пелопоннесцы.[113]
См. также
- Алкафой (сын Порфаона). Убит Эномаем (версия).
- Амфион (сын Иасия). Женат на сестре Пелопа. Пелоп привел колонистов из Беотии в Элиду.
- Геракл. Завоевал Элиду.
- Дардан. По версии, родился в Элиде.
- Дафна. По версии, дочь Пенея из Элиды.
- Пеон (сын Эндимиона). Удалился в Македонию.
- Пилас. Переселился из Мегары, занял Пилос в Элиде.
- Пиленор. Кентавр, омыл рану в Анигре.
- Силен. Храм в Элиде.
- Трифил (сын Аркада). Дал имя Трифилии.
- Филант, царь Эфиры. По версии, из Элиды.
Брачные союзы:
- Астидамия. Дочь Пелопа, жена Алкея.
- Лисидика. Дочь Пелопа, выдана замуж в Арголиду.
- Никиппа. Дочь Пелопа, жена Сфенела.
Напишите отзыв о статье "Мифы Элиды"
Примечания
- ↑ 1 2 Гигин. Мифы 157
- ↑ Гомер. Илиада XI 740
- ↑ Гомер. Илиада II 624
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека III 10, 8; Павсаний. Описание Эллады V 3, 4
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.3. С.43
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека IV 69, 2
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека IV 68, 1
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 9, 8
- ↑ 1 2 3 4 Павсаний. Описание Эллады V 1, 6
- ↑ 1 2 Гигин. Мифы 14 (с.29)
- ↑ 1 2 3 Павсаний. Описание Эллады V 1, 4
- ↑ 1 2 Элиан. Пёстрые рассказы I 24
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека IV 73, 1
- ↑ Павсаний. Описание Эллады V 22, 6
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VI 21, 8
- ↑ Стаций. Фиваида VI 346
- ↑ Павсаний. Описание Эллады V 1, 11
- ↑ Схолии к Аполлонию Родосскому. Аргонавтика I 172 // Комментарий Д. О. Торшилова в кн. Гигин. Мифы. СПб, 2000. С.29
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VI 22, 4
- ↑ Гигин. Мифы 84
- ↑ 1 2 3 Павсаний. Описание Эллады V 1, 8
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 7, 6
- ↑ Гесиод. Перечень женщин, фр.10, ст.34 М.-У.
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 7, 3; 7, 5
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VI 22, 8
- ↑ Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.2. С.413
- ↑ Гомер. Илиада XI 739
- ↑ Примечания М. Л. Гаспарова в кн. Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты. М., 1980. С.407
- ↑ Пиндар. Олимпийские песни VIII 2
- ↑ Гигин. Мифы 97
- ↑ Феокрит. Идиллии II 16; Проперций. Элегии II 4, 8
- ↑ Примечания М. Е. Грабарь-Пассек в кн. Феокрит. Мосх. Бион. Идиллии и эпиграммы. М., 1998. С.253
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VI 22, 2
- ↑ Павсаний. Описание Эллады V 17, 9
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека III 10, 3
- ↑ 1 2 Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 7, 8
- ↑ 1 2 Павсаний. Описание Эллады V 3, 3
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека IV 69, 3
- ↑ 1 2 Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.1. С.514
- ↑ Павсаний. Описание Эллады V 15, 6
- ↑ Павсаний. Описание Эллады V 5, 11
- ↑ Павсаний. Описание Эллады V 6, 3
- ↑ Страбон. География VIII 3, 19 (стр.346)
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Павсаний. Описание Эллады VI 22, 7
- ↑ 1 2 Страбон. География VIII 3, 32 (стр.356)
- ↑ 1 2 3 Павсаний. Описание Эллады V 10, 7
- ↑ Павсаний. Описание Эллады V 15, 7
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VI 20, 2-3; 25, 4
- ↑ Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.1. С.97
- ↑ 1 2 Гомер. Илиада XIII 692
- ↑ Квинт Смирнский. После Гомера X 118—125
- ↑ 1 2 Страбон. География VIII 3, 20 (стр.347)
- ↑ 1 2 Цец. Комментарий к «Александре» Ликофрона 42 // Комментарий Д. О. Торшилова в кн. Гигин. Мифы. СПб, 2000. С.193
- ↑ Гомер. Илиада XI 672
- ↑ Николай Дамасский. История, фр.10 Якоби
- ↑ Гомер. Илиада II 622; Павсаний. Описание Эллады V 3, 4
- ↑ Гомер. Илиада IV 517
- ↑ Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.2. С.163
- ↑ Немировский А. И. Этруски: От мифа к истории. М., 1982. С.22
- ↑ Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.2. С.167
- ↑ Стаций. Фиваида VI 553
- ↑ Стаций. Фиваида IX 122
- ↑ Стаций. Фиваида VIII 453
- ↑ Стаций. Фиваида IX 252
- ↑ Ликофрон. Александра 47 и комм. Цеца // Комментарий Д. О. Торшилова в кн. Гигин. Мифы. СПб, 2000. С.193
- ↑ Гомер. Илиада XI 673
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 5, 1
- ↑ Страбон. География XIII 1, 63 (стр.613)
- ↑ Нонн. Деяния Диониса XXX 212
- ↑ Плутарх. Греческие вопросы 19
- ↑ Ликофрон. Александра 168 и комм.
- ↑ 1 2 Павсаний. Описание Эллады V 16, 7
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VI 20, 16
- ↑ Гомер. Илиада XV 518
- ↑ Павсаний. Описание Эллады V 5, 10; Страбон. География VIII 3, 19 (стр.346); Овидий. Метаморфозы XV 282—284
- ↑ Павсаний. Описание Эллады II 33, 1
- ↑ Гигин. Мифы 224
- ↑ Гесиод. Перечень женщин, фр.12 М.-У.
- ↑ Стаций. Фиваида VI 668
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VI 22, 10-11
- ↑ Павсаний. Описание Эллады V 5, 5
- ↑ Павсаний. Описание Эллады V 5, 4-5
- ↑ Феокрит. Идиллии XXV 138—149
- ↑ Павсаний. Описание Эллады V 4, 3
- ↑ Павсаний. Описание Эллады V 3, 4
- ↑ Павсаний. Описание Эллады V 4, 2; Страбон. География VIII 3, 33 (стр.357)
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VI 17, 6
- ↑ Павсаний. Описание Эллады V 4, 5
- ↑ 1 2 Павсаний. Описание Эллады V 4, 4
- ↑ Полиэн. Стратегемы V 48
- ↑ Флегонт из Тралл. Олимпиады, фр.1 Мюллер // Блаватская Т. В. Черты истории государственности Эллады. СПб, 2003. С.96, 111
- ↑ Цицерон. О дивинации I 91; Филострат. Жизнь Аполлония Тианского V 25
- ↑ Полибий. Всеобщая история VI 2, 2, из Евсевия
- ↑ Антимах. Фиваида, фр.27-28 Висс
- ↑ Гомер. Илиада VII 135
- ↑ Павсаний. Описание Эллады V 5, 9
- ↑ Каллимах. Гимны I 39
- ↑ Комментарий О. П. Цыбенко в кн. Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. Кн.4-7. СПб, 2005. С.313
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 5, 5; Овидий. Метаморфозы II 243
- ↑ Овидий. Метаморфозы I 540—556
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 7, 2
- ↑ Гомер. Илиада V 545
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 6, 3 далее
- ↑ Страбон. География VIII 3, 31 (стр.356)
- ↑ Геродот. История IV 148
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 4, 6; Э III 12
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 7, 5 далее
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VI 16, 3
- ↑ Гиндин Л. А., Цымбурский В. Л. Гомер и история Восточного Средиземноморья. М., 1996. С.194
- ↑ Предметно-понятийный словарь греческого языка. Микенский период. Л., 1986. С.129, 134
- ↑ Страбон. География VIII 3, 5 (стр.338)
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 7, 2-3 далее
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 8, 2
Отрывок, характеризующий Мифы Элиды
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.
Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.
Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.
Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.
Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.
Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.
Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.
ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.