Список персонажей мифов островов Эгейского моря
Поделись знанием:
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.
Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.
Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.
Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.
В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.
В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.
Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.
Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.
Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.
(перенаправлено с «Мифы островов Эгейского моря»)
Содержание
Введение
Мифология почти каждого острова показывает наличие нескольких колонизационных волн и является важным историческим источником.
Острова часто выступают местом рождения богов. Аполлон и Артемида родились на Делосе, Гера — на Самосе, Посейдон и Гелиос — на Родосе, Дионис — на Наксосе.
Основные боги:
- Зевс. Особенно связан с Делосом, Родосом, Самофракией, где порождает детей. Также связан с Кеосом, Наксосом, Самосом.
- Посейдон. Порождает потомство на Косе, Родосе, Самосе, Симе, Хиосе, Кримиссе. Однако царские династии везде прерываются.
- Аполлон. Центр культа на Делосе. Также связан с Лемносом, Наксосом, Родосом, Самосом. Дети у него на Скиросе, Делосе, Кеосе, Лесбосе, Тенедосе.
- Дионис. Центр культа на Наксосе. Дети поселяются на ряде других островов (Хиосе, Лемносе, Скиросе).
- Гермес. Связан с Косом. Дети на Лесбосе, Родосе, Самофракии.
- Гефест. Связан с Лемносом.
- Геракл. Посещает Кос, Родос и Парос.
- Артемида. Помимо Делоса, связана с Косом, Родосом и Икарией.
- Гера. Связана с Самосом.
- Афродита. Мифы о ней встречаются на Кеосе, Косе, Лемносе, Родосе.
Сюжеты, связанные с Саламином, см. в статье Мифы Аттики, с Эгиной — в статье Мифы Арголиды, с Киферой — Мифы Лаконики.
См. также Список островов Греции.
Делос
Персонажи:
- Аний
- Арга. Прибыла на Делос из страны гипербореев, принесла дары Илифии[1].
- Астерия
- Ахея. В гимне к ней Олен говорит, что она прибыла на Делос из страны гипербореев[2].
- Бризо. (en:Brizo)[3] Богиня сна и толкования сновидений на Делосе[4]. Также имя пророчицы.
- Гекаэрга. («Далекоразящая» или «Дальновержица»). Героиня на Делосе, дочь Борея, доставила Аполлону дары от аримаспов[5]. Ей приносят жертвы[6]. Ей и Опиде посвятил гимн Меланом из Ким[2]. Служительница Артемиды[7].
- Гипероха. Девушка из страны гипербореев, посланная на Делос[8]. Её могила на Делосе в Артемисии[9].
- Заракс. Первый муж Рео, отчим Ания[10].
- Лаодика. (en:Laodice)[11] Девушка из страны гипербореев, посланная на Делос[8]. Её могила на Делосе в Артемисии[9].
- Локсо. Дочь Борея, доставила от аримаспов дары на Делос Аполлону[5]. Служительница Артемиды[12].
- Опида
- Рео
- Спермо. См. Энотрофы.
- Фасий. (Фас.) Сын Ания. На Делосе его сожрали собаки, поэтому на Делосе нет собак[13].
- Элаида. См. Энотрофы.
- Эно. См. Энотрофы.
- Энотрофы
Топонимы:
- Астерия. Древнее название Делоса[14].
- Делос. (Астерия). Остров.[15] Оторвался от Сицилии и свободно плавал по морю[16]. Посейдон отдал его Лето взамен Калаврии[17]. Роговой алтарь на Делосе из правых рогов включали в число семи чудес света[18]. Об очищении Делоса Писистратом и вторично упоминает Фукидид[19].
- Иноп. Река на Делосе. Её нимфы воспели Аполлона при рождении[20]. Нимфа изобрела обряд кружения в пляске вокруг алтаря под ударами розог и кусания ствола маслины[21].
- Кинф. Гора на Делосе[22].
- Пирпела. Название Делоса, ибо на нём первым зажгли огонь[23].
См. также:
- Аконтий и Кидиппа. Встретились на Делосе.
- Аполлон и Артемида. Лето родила их на Делосе.
- Герофила (сивилла). Посетила Делос.
- Главк Морской. По версии, обитает на Делосе.
- Илифия. Помогала при родах Лето.
- Олен. На Делосе сочинил гимны Аполлону.
- Орион. По версии, погиб на Делосе.
- Лавиния. По версии, дочь Ания.
- Порфирион. Гигант, напал на Делос.
- Тесей. Учредил на Делосе состязания в честь Аполлона.
- Эрисихтон (сын Кекропса). Плавал на Делос и воздвиг статую Аполлона.
Кеос
Персонажи:
- Акей. Основатель города Поиэссы на Кеосе и храма Харит[24]. См. Евпил (иное толкование)
- Аконтий.
- Алкидамант. Герой из Карфеи на Кеосе, из рода Иулидов. Его дочь Ктесилла превратилась в голубку[25].
- Афрасий. (Афраст.) Основал город Коресу на Кеосе[26].
- Дамон. Царь тельхинов с Кеоса, отец Макело и Дексифеи[27]
- Дексифея.
- Демонакт. С Кеоса, погиб от гнева богов[26].
- Евксантий. (Эвксантий.) Сын Миноса и Дексифеи.[28] Царь Кеоса. Критяне предлагали ему царскую власть, но он отказался[29]. Предок Аконтия[30].
- Евпил. (Эвпил.) Согласно пониманию текста Каллимаха М. Е. Грабарь-Пассек, сын Хрисо, основатель Иулиды и Аки на Кеосе, возвел храм Харит в Поиэссе[31]. Перевод здесь ошибочный, ибо на Кеосе было 4 города: Иулида, Карфея, Пиеесса и Корессия[32]. См. Акей (иное толкование).
- Кеос. Сын Аполлона и Мелии, его именем назван остров[26].
- Ктесилла.
- Макело.
- Мегакл. Основатель Карфеи на Кеосе[26].
- Телхин. С Кеоса, поражен перуном[26].
- Хрисо. Мать Евпила (см.).
Топонимы:
- Брисы. Нимфы на Кеосе[33].
- Гидрисса. Старое название Кеоса.
- Корес. Город на Кеосе, основанный дочерьми (корами) Дамона[27].
См. также:
- Аристей. Оставил потомство на Кеосе.
- Кипарис (мифология). По версии, с Кеоса.
- Нестор. Воздвиг на Кеосе святилище Афины.
- На Кеос бежали из Аттики убийцы Икария.
- На Кеосе временно поселились корикийские нимфы.
- Зевс Икмейский. Его алтарь на Кеосе воздвиг Аристей или Фрикс.
Кос
Царская семья Меропа уничтожена Гермесом, Афиной и Артемидой. Затем царем стал сын Посейдона Еврипил, но был побежден Гераклом. Утвердилось потомство Геракла.
- Живших в Низире мужей, населяющих Казос и Крапаф,
- Град Эврипилов Коос и народ островов Калиднийских
- Два предводили вождя: и Фидипп, и воинственный Антиф,
- Оба Фессалом рожденные, царственным сыном Геракла.
- Тридцать за ними судов принеслися, красивые строем.
- (Гомер. Илиада II 676—680, перевод Н. И. Гнедича)
Персонажи:
- Агрон. Сын Евмела с Коса. Оскорблял богов. Говорил, что не любит светлоокую богиню, так как у его сестер глаза чёрные. Гермес превратил его в ржанку[34].
- Антагор.
- Антиф (сын Фессала).
- Астер. Великан с Коса, с которым сражался Геракл. Геракла спасла Афина, убившая Астера. Афина содрала с великана кожу и облачилась в неё.[35].
- Астипалея. См. Самос.
- Бисса. («сова») Дочь Евмела с Коса. Оскорбляла богов и была превращена в сову, птицу Левкофеи[36].
- Евмел (сын Меропа).
- Еврипил (царь Коса).
- Кандал (сын Гелиоса). Один из Гелиадов. Сын Гелиоса и Роды. Удалившись с Родоса после убийства брата, поселился на Косе[37].
- Клития. С Коса. Родила от Еврипила сына Халконта[38].
- Кос. (Ко.) Дочь Меропа, царя Коса, и нимфы Эфимии. Её именем отец назвал остров[39]. Видимо, её упоминает Еврипид как превращенную в лань[40]. Либо дочь Гелиоса, мать Меропа, изготовила свою золотую статую[41] (в рукописи Палефата «мать Пелопа»[42]).
- Мероп (царь Коса).
- Меропида. Дочь Евмела с Коса. Оскорбляла богов, и Афина превратила её в совенка[34].
- Неандр. Вывел колонию с Лесбоса на Кос по приказу Макарея. Стал царем Коса[43].
- Полибот.
- Фессал (сын Геракла).
- Фидипп.
- Халкиопа (дочь Еврипила).
- Халкодонт (сын Еврипила).
- Халкон. (Халконт.) См. Халкодонт.
- Эфимия. Нимфа, жена Меропа, царя Коса. Отказалась почитать Артемиду, и та стала пронзать её стрелами. Персефона унесла её живой в царство мертвых[39].
Топонимы:
- Кос. Остров.[44] Его жители именуются «триопиды»[45].
- Меропийцы. (Меропы.) Жители Коса[46]. Побеждены Гераклом[47].
См. также:
- Асклепий. Научил жителей Коса врачеванию.
- Афродита. Превратила женщин Коса в коров, когда отплыл Геракл.
- Гера. Напустила бурю, и Борей отбросил Геракла к Косу.
- Геракл. Третьему из шести Гераклов приносят жертвы на Косе.
- Кей. Титан, древнейший обитатель Коса.
- Макарей (царь Лесбоса). При нём выведена колония на Кос.
- Местра. Родила на Косе Еврипила от Посейдона.
Лемнос
Остров[48]. «Лемносский грех» упоминает Эсхил[49]. Миф излагался в трагедии Эсхила «Лемниянки» (фр.123a-b Радт), трагедии Софокла «Лемниянки» (фр.384-388 Радт), комедии Аристофана «Женщины с Лемноса», Антифана и Никохара «Лемниянки». Есть и другое предание, как пеласги, изгнанные из Аттики и поселившиеся на Лемносе, похитили афинских женщин, но затем перебили их, а также рождённых от них детей[50]. Каждый год Лемнос очищали от скверны в течение 9 дней, тушили все огни и привозили новый с Делоса[51]. «Женщины с Лемноса» (ra-mi-ni-ja, лемниянки) упоминаются в микенских текстах[52].
Наиболее известны культ Гефеста и мотив мужеубийства. Также видна связь с Дионисом и Афродитой.
- Актор. Царь Лемноса[53].
- Алкимаха. (Алкимахейя.) Одна из вакханок с Лемноса, участница индийского похода Диониса[54]. Убита Морреем[55].
- Алкимеда. С Лемноса, убившая своего отца[56].
- Амифаон. Житель Лемноса, его дом посещает Афродита[57].
- Гарпалион. Отец Алкимахи с Лемноса[58].
- Гилас. Житель Лемноса, жених Гипсипилы. Убит своей матерью Мирмидоной[59].
- Гипсипила.
- Горга. Лемниянка, убившая своего мужа Элима[60].
- Деипил. Сын Ясона и Гипсипилы. Победил в беге на Немейских играх[61].
- Долопион. Отец пастуха Ифимаха[53].
- Дриопа. Жительница Лемноса, её облик принимает Афродита, обращаясь с речью к лемниянкам[62].
- Евней (сын Ясона).
- Евринома. Жена Кодра, жительница Лемноса. К ней обращается Афродита в облике Неэры[63].
- Ифимах. Сын Долопиона. Пастух царя Актора, кормивший больного Филоктета[53].
- Ифиноя. Служанка Гипсипилы[64]. Одна из жительниц Лемноса[65].
- Кедалион.
- Кидим. Лемносец, убитый своей матерью[66].
- Кидон. Житель Лемноса, убитый своей женой[67].
- Кодр. Житель Лемноса[68].
- Креней. Житель Лемноса, молочный брат Гипсипилы[69].
- Ламаха. Лемниянка, родила от аргонавта Евфема Левкофану[70].
- Левкофана. Дочь Евфема и Ламахи, её потомок Самос и род Бакхиадов[70].
- Ликаста. Лемниянка, сестра Кидима. Кормилица Гипсипилы[66].
- Мирина. (en:Myrina (mythology)) Жена Фоанта, её именем назван город Мирина на Лемносе[71].
- Мирмидона. Лемниянка, убившая Гиласа[59].
- Неброфон. Сын Ясона и Гипсипилы.[72]
- Неэра. Жительница Лемноса, её облик принимает Афродита[73].
- Олений. Житель Лемноса, его дом посещает Афродита[57].
- Пилий. По Птолемею Гефестиону, сын Гефеста, исцеливший Филоктета на Лемносе[74].
- Поликсо. Кормилица Гипсипилы[75]. Жрица Аполлона[76]. Пожилая жительница Лемноса[77]. Призвала лемниянок перебить мужей[78].
- Фоант (царь Лемноса).
- Фоант (сын Ясона). Сын Ясона и Гипсипилы. Участник Немейских игр в гонках колесниц[79]. Действующее лицо трагедии Еврипида «Гипсипила».
- Хароп. Лемносец, муж Поликсо[80].
- Элим. Житель Лемноса, убитый своей женой Горгой[81].
- Эпопей. С Лемноса. Убит своей матерью[82].
Топонимы:
- Мирина. Название Лемноса[83].
- Мосихл. Гора на Лемносе. Связана с Гефестом.
- Синты. (Синтии.) Древние жители Лемноса[84]. Согласно Филохору, это пеласги[85].
- Эфалия. Название Лемноса[86].
См. также:
- Аргонавты. Посетили Лемнос.
- Гефест. Упал с неба на Лемнос.
- Кабиры. По некоторым, родились на Лемносе.
- Ликаон (сын Приама). Продан на Лемносе в рабство.
- Лемнийские нимфы. Медея приносила им жертвы в Коринфе.
- Мимант. Гигант, от него произошли змеи на Лемносе.
- Тиррены с Лемноса (они же минии, потомки аргонавтов). Похитили статую Артемиды. Затем переселились в Лаконику, позже на Крит.
- Фетида. Помогла Гефесту на Лемносе.
- Филоктет. Оставлен на Лемносе.
- Филоном. Из Амикл, плавал на Лемнос.
Лесбос
Мифы достаточно нетипичны, мало чудесных элементов, многие близки к легендам. Есть указание на несколько колонизационных волн.
Персонажи:
- Агамеда. (en:Agamede) Дочь Макарии, которую звали Пиррой. Её именем назван источник у Пирры на Лесбосе[87].
- Априата. Девушка с Лесбоса. В неё влюбился царь Трамбел и пытался овладеть ей, она сопротивлялась, и он бросил её в море (либо она сама бросилась в море), и утонула[88].
- Геликаон. Брат Гипсипила из Мефимны (Лесбос)[89].
- Гикетаон. (en:Hicetaon) Сын Мефимны, лесбосский герой. Убит Ахиллом при завоевании Лесбоса[90].
- Гипсипил. Герой из Мефимны, брат Геликаона. Убит Ахиллом при завоевании Лесбоса[89].
- Грас. (Гра.) Сын Эхела (Архелая), правнук Ореста. Поселился в Эолиде при помощи лакедемонян[91]. Проник до реки Граника и захватил Лесбос, переправив туда своё войско[92].
- Диомеда (дочь Форбанта). Пленница Ахилла[93]. Дочь Форбанта с Лесбоса. Изображена на картине Полигнота в Дельфах[94].
- Исса. Дочь Макарея. Аполлон превратился в пастуха и соблазнил её[95]. Либо родила от Гермеса сына Прилида[96].
- Ксанф (сын Триопа).
- Лампет. Герой из Мефимны, убит Ахиллом при завоевании Лесбоса[97].
- Левк. Певец с Лесбоса в войске Диониса[98].
- Лепетимн. Герой из Мефимны, убит Ахиллом при завоевании Лесбоса[99]. Его именем названа гора на Лесбосе.
- Лесбос. Сын Лапифа. Повинуясь дельфийскому оракулу, отправился с переселенцами на остров, женился на Мефимне и назвал остров своим именем[100].
- Макарей (царь Лесбоса).
- Макария. Жительница Лесбоса, она же Пирра. Мать Агамеды[87].
- Мегакло. Согласно Мирсилу Лесбосскому, дочь Макарея с Лесбоса, который ссорился с женой. Мегакло купила девять служанок из Мисии и назвала их Мойсами, научила их петь и играть на кифаре, и они успокаивали гнев отца, за это Мегакло посвятила богам их статуи[101].
- Метас. Согласно Гелланику, тиррен, основал город Метаон на Лесбосе[102].
- Мефимна. (Метимна). Дочь Макарея, жена Лесбоса. Её именем назван город[103].
- Митилена. Дочь Макарея. Её именем назван город[103]. Возможно, её имя от одного из названий мидий (митил)[104].
- Никтимена.
- Пенфил.
- Пирра. (en:Pyrrha) Она же Макария, её именем назван город на Лесбосе[87].
- Писидика. (en:Pisidice) Дочь царя Мефимны. Влюбилась в Ахилла, осаждавшего город, и предала город, открыв ворота. Ахилл приказал воинам побить её камнями. Об этом рассказано в поэме «Основание Лесбоса»[105] (возможно, написана Аполлонием Родосским).
- Прилид. (Прилис.) С Лесбоса. Упомянут Семонидом[106]. Сын Гермеса и Иссы, предсказал взятие Трои с помощью деревянного коня[107]. Под этим именем известен прорицатель, сын Гермеса[108].
- Сминфий. Один из восьми царей Лесбоса. По оракулу и жребию его дочь принесли в жертву Нереидам и Амфитрите, по молве, её спас её возлюбленный Энал[109].
- Трамбел.
- Филомелид. Силач с Лесбоса, побежденный Одиссеем[110]. По византийским комментаторам «Одиссеи», царь Лесбоса, принуждавший путников вступать с ним в состязание в борьбе[111].
- Форбант.[112] С Лесбоса, отец Диомеды[93].
- Энал.
- Эпопей. (en:Epopeus)[113] Царь Лесбоса. Полюбил свою дочь Никтимену и возлег с ней[114].
- Эхелай. (Эхел или Архелай.) Один из восьми царей Лесбоса[109]. Сын Пенфила, внук Ореста. Его сына звали Грас[91].
Топонимы:
- Исса. Прежнее название Лесбоса[115].
- Лесбос. Остров.[116] Название «Лацпас» встречается в хеттских текстах[117]. По словам Досида, на Лесбосе в жертву Дионису приносят людей[118].
- Митилена. По Дионисию Скитобрахиону, город, основанный амазонками[119].
См. также:
- Кидролай. См. Самос.
- Орфей. Его голова и лира выброшены на Лесбос.
- Паламед. Похоронен у Мефимны (Лесбос).
- Пилей (сын Лефа). Ему были подвластны лесбийцы.
- Эномай. Некоторые помещают его на Лесбос.
Наксос
Центральный персонаж мифов — Дионис. Примечательно, что миф о двух братьях-соперниках, погубивших друг друга из-за женщины, на Наксосе варьируется трижды (От и Эфиальт, Гекетор и Сикел, Скеллид и Агассамен).
Персонажи:
- Агассамен.
- Бут (сын Борея).
- Гекетор. Предводитель фракийцев на Наксосе. Поспорил из-за Панкратиды с Сикелом, они убили друг друга[120]. Отец Скеллида и Агассамена[121].
- Кидиппа.
- Клида. (Клейда.) Нимфа с Наксоса, воспитывала Диониса[122]. Вакханка, терзала Ликурга[123].
- Коркина. Кормилица Ариадны, прибыла с ней на Наксос, где показывали её могилу[124].
- Коронида (с Наксоса).
- Левкипп (сын Наксоса). Царь Наксоса. Сын Наксоса, отец Смердия[125].
- Наксос. Сын Полемона. Царь карийцев, заселил Наксос, прибыв из Латмии, дал острову своё имя вместо прежнего названия Дия. Отец Левкиппа.[125]. По другой версии, сын Аполлона и Акакаллиды[126].
- Онар. Жрец Диониса. С ним на Наксосе разделила ложе Ариадна[124].
- Панкратида.
- Промет.
- Сикел. Предводитель фракийцев на Наксосе. Поспорил из-за Панкратиды с Гекетором, они убили друг друга[120].
- Скеллид. Сын Гекетора, фракиец с Наксоса, брат Агассамена. Взял в плен с братом Ифимеду и её дочь Панкрато из Фессалии. Они с братом влюбились в Панкрато и убили друг друга[127].
- Смердий. Сын Левкиппа, царь Наксоса. При нём на остров с Крита прибыли Тесей и Ариадна[128].
- Стафил.
- Филия. Нимфа с Наксоса, воспитывала Диониса[122].
- Хрисофемида. Жена Стафила, мать Молпадии, Рео и Парфенос[129].
Топонимы:
- Дия. (en:Dia (mythology)) Остров, где Тесей оставил Ариадну[130]. См. Наксос.
- Наксос. Остров[131]. На нём грот, посвященный Дионису[132].
- Силен. Река на Наксосе[30].
См. также:
- Алоады. Погибли на Наксосе.
- Ариадна. Похищена Дионисом на Наксосе.
- Главк Морской. Влюбился в Ариадну на Наксосе.
- Дионис. По версии, родился на Наксосе. Либо просил тирренских моряков отвезти его на Наксос.
- Зевс. По версии, воспитывался на Наксосе.
- Ифимедея. Похищена фракийцами и увезена на Наксос.
- Нелей (сын Кодра). Оставил часть колонистов на Наксосе.
- Посейдон. Тягался с Дионисом за Наксос, но проиграл.
- Промедонт. Исторический персонаж.
Парос
Сюжеты небогаты, указывают на связь с Критом и подчинение острова Гераклом.
- Парос. Остров[133]. О жертвоприношении Миноса на Паросе см. Каллимах, кн. 1 «Причин». Остров назывался Миноя[134].
Персонажи:
- Алкей (сын Андрогея). Сын Андрогея. Радаманф сделал его царем Пароса[135]. Геракл взял его с собой с Пароса. Предоставил ему для заселения Фасос.[136]
- Евримедонт (сын Миноса). Сын Миноса и Парейи. Жил на Паросе.[137] Сыновья Миноса на Паросе убили двух спутников Геракла, Геракл одних перебил, других стал осаждать, и взял вместо них двух внуков Миноса — Алкея и Сфенела[136].
- Клеобоя. Принесла с Пароса на Фасос обряд тайного служения Деметре. Изображена на картине Полигнота в Дельфах сидящей в лодке Харона, рядом с ней Теллид, дед Архилоха[138].
- Мелисс. Паросский царь, у которого было 60 дочерей, посвященных в мистерии Персефоны, поэтому жрицы на празднестве Фесмофорий назывались «мелиссы» — пчелы[139].
- Нефалион. (en:Nephalion) Сын Миноса и Парейи. Жил на Паросе.[137]
- Парейя. Нимфа. Родила Миносу 4 сыновей.[140]
- Сфенел (сын Андрогея)[141]. Сын Андрогея, внук Миноса. Геракл взял его с собой с Пароса. Предоставил ему для заселения Фасос, покорив живших там фракийцев.[136]
- Филолай.[142] Сын Миноса и Парейи. Жил на Паросе.[137] Убит Гераклом (Любкер).
- Хрис (сын Миноса). Сын Миноса и Парейи. Жил на Паросе.[137]
Родос
Из мифов следует, что переселенцы прибывали на Родос в основном из Арголиды, Фессалии и Крита. Наиболее значима роль Посейдона и Гелиоса. Оба этих бога считались родившимися на Родосе. Культ Гелиоса больше, чем где-либо в Греции.
Боги:
- Аполлон. Менее значим, но присутствует. Убивает тельхинов.
- Гермес. Заметен. По версии, отец Роды. Влюбляется в Апемосину.
- Зевс. С ним связан Атабирий. Гималия рожает ему трех сыновей, но они не создают династию.
- Геракл. К нему возводили род аристократы.
- Афродита. По версии, мать Роды.
- Афина. Важный культ.
Присутствует также культ Афины и Артемиды. Дионис и Гера отсутствуют.
- Но Тлиполем Гераклид, как отец, и огромный и мощный,
- Гордых родосцев, извел в девяти кораблях из Родоса,
- Кои в родосской земле, разделенные на три колена,
- Линд, Иялис и Камир белокаменный вкруг населяли:
- (Гомер. Илиада II 654—657, перевод Н. И. Гнедича)
Персонажи:
- Авгес. «Сияющий». Сын Гелиоса, с Родоса, изгнал с Родоса тельхинов[143].
- Аканфо. (Аканто.) Нимфа с Родоса, родила там героя Гелиоса[144].
- Актин.
- Алфемен.
- Амфиала. С Родоса. Жена Лерна, сын Клеодор[145].
- Апемосина.
- Архедика. Дочь Даная, умершая на Родосе, основав святилище Афины Линдии[146].
- Атабирий. Согласно Евгемеру, царь и союзник Зевса[147].
- Бут (царь Родоса).[148] Ушел в изгнание из Аргоса вместе с Тлеполемом. Тлеполем, отправляясь под Трою, передал ему царскую власть[149].
- Галия.
- Гегетория.
- Гелика (дочь Даная). Дочь Даная, умершая на Родосе, основав святилище Афины Линдии[150]. См. также Данаиды.
- Гималия.
- Дамнаменей. Тельхин, участник индийского похода Диониса[151].
- Дотида. Жена Иалиса, мать Симы[152].
- Иалис. (Ялис./Иелис.)[153] Сын Керкафа и Кидиппы, эпоним основанного им города[154]. Старший из братьев[155]. Жена Дотида, дочь Сима[152].
- Иалиса. (Ялиса.) (en:Ialysa) По версии, дочь Даная, умершая на Родосе, чьим именем назван город[156].
- Камир. Сын Керкафа и Кидиппы. Эпоним основанного им города[157].
- Камира. (en:Kamira) По версии, дочь Даная, умершая на Родосе, чьим именем назван город[156].
- Кандал. См. раздел Кос.
- Кафира. Дочь Океана. Вместе с тельхинами воспитала Посейдона на Родосе[158].
- Керкаф.
- Кидиппа.
- Кирбия. Прозвище Кидиппы, дочери Охима. По местности Кирбе, затопленной наводнением[154].
- Кит. (не Кет.) Сын Зевса и Гималии. С Родоса.[159]
- Клеодор. Сын Лерна и Амфиалы с Родоса. Участник Троянской войны. Убит Парисом[145].
- Кретин. Эпоним гавани Кретиния на Родосе[160].
- Кроний. Сын Зевса и Гималии. С Родоса.[159]
- Левкипп (родосец). (en:Leucippus (mythology)) Вывел колонию с Лесбоса на Родос по приказу Макарея. Жители Родоса с радостью приняли переселенцев[43].
- Левкофея. См. Галия.
- Лерн. С Родоса. Жена Амфиала, сын Клеодор[145].
- Лик (тельхин).
- Линд. Сын Керкафа и Кидиппы. Эпоним основанного им города[157].
- Линда. По версии, дочь Даная, умершая на Родосе, чьим именем назван город[156].
- Макарей (царь Лесбоса). См. Лесбос.
- Окридион.
- Охим.
- Парфения (дочь Триопа). Дочь Триопа, сестра Форбанта, вместе с ним поселилась в Иалисе[161].
- Периерг. Сын Триопа, брат Форбанта. Поссорился с братом и проклял его, отчего острова стали называться Ареи (клятвенные), поселился в Камирской области (Родос)[162].
- Поликсо.
- Род. Потомок Гелиоса[144].
- Рода.
- Скельмис. Тельхин. Сын Посейдона[163] и его возничий. Участник индийского похода[151]. Состязался на колесницах в играх по Офельту[164]. См. Келмий.
- Спартей. Сын Зевса и Гималии. С Родоса.[159]
- Тамний. Родосец. Оказал гостеприимство Форбанту и Парфении[165].
- Тенаг. (en:Tenages) Сын Гелиоса и Роды. Согласно Диодору, был особо одарен в астрологии, более, чем его братья Гелиады, и был убит братьями из зависти[166].
- Тлеполем.
- Триоп (сын Гелиоса).
- Форбант (сын Триопа).
- Фринак. (Тринакс.) Сын Гелиоса, с Родоса[143].
- Электриона. (en:Elektryo; en:Alectrona) Дочь Гелиоса и Роды. Умерла девушкой, её почитают родосцы как героиню[167].
А также:
Топонимы:
- Атабирий. Гора на Родосе.[169]
- В Библии упоминается Доданим, сын Иавана (Быт. 10, 4). В самаритянском тексте и Септуагинте в этом месте Роданим, то есть родосцы. По другой конъектуре, нужно исправить Дораним, то есть дорийцы[170].
- Критиния. (Кретиния.) Местность на Родосе.[169]
- Линд. Город. Там был древний культ Афины Линдии[156], в храме Афины Линдии золотыми буквами был записан текст VII олимпийской песни Пиндара[171]. Известен рассказ, что линдская дева оскорбила угощавшегося Геракла, и низверглась со скал[172]. По другому рассказу[173] Геракл попросил у линдского пахаря пищи для своего юного сына Гилла, тот отказал, но Геракл заколол быка и пообедал. Все это время пахарь продолжал ругаться. Геракл сделал его своим жрецом и воздвиг алтарь, на котором приносят в жертву двух молодых бычков. Это было в гавани Термидрах[174].
- Офиусса. Древнее название Родоса. Ставят в ряд таких названий островов, как Фойникусса, Пифекусса, Мелусса, Кромиусса, Питеусса, Котинусса, Калафусса, Аигуссай, Лопадусса и др.[175].
- Родос. Остров.[176] Согласно храмовой хронике Афины Линдии, три филы: Автохтоны, Тельхины, Алиады (Гелиады?). Также родовые филы: Эрастиды, Алфемениды, Аргеи. Известны демы: Бибассии, Евфениты[177].
- Родосцы. Жители[178].
- Термидры. Гавань линдийцев. Там Геракл принес в жертву богам быка.[174]
См. также:
- Алфемен (сын Кисса). См. Алфемен.
- Асфалий. Эпитет Посейдона.
- Афина. Когда она родилась, на Родосе пролился золотой дождь.
- Афродита. Родила от Гермеса Роду (версия).
- Данай. Воздвиг статую Афины Линдии. Здесь умерли три его дочери.
- Елена. Родосская версия её смерти.
- Ифигения. Оставила на Родосе изображение Артемиды.
- Кадм. Посетил Родос и принес жертву Афине Линдии.
- Кандал. Поселился на Косе.
- Катрей. Погиб на Родосе.
- Корибанты. По родосцам, дети Афины и Гелиоса.
- Посейдон. Воспитан на Родосе, судился за него с Гелиосом.
- Филоктет. Союзник поселенцев из Линда в Италии.
Самос
Самос — крупнейший центр культа Геры, которая родилась там. Также велика роль Посейдона. Присутствует и Аполлон. У Гомера ни разу не упоминается (в «Илиаде» XIII 12, XXIV 78, 753 Самосом именуется Самофракия, а в «Илиаде» II 634 и «Одиссее» XV 367 — Кефалления).
- Анкей (сын Посейдона).
- Астипалея.
- Галиферс. (Алиферс.) (en:Halitherses) Сын царя лелегов Анкея и Самии[179].
- Имбрас. Бог реки на Самосе. Хисия родила ему дочь Окирою[180].
- Кидролай. Сын Макарея. Вывел колонию с Лесбоса на Самос и стал царем[43].
- Ксанф. С Самоса. В него влюбилась Алкиноя и бросила ради него мужа и детей, но затем раскаялась и бросилась в море[181].
- Леогор. Сын Прокла. Царь Самоса. Андрокл и эфесцы пошли на него походом и изгнали самосцев с острова. Часть их поселилась на Дардании, которую стали называть Самофракия; другие же с Леогором укрепили Анею, спустя 10 лет вновь отвоевали Самос, изгнав с него эфесцев[182].
- Неиды. Гиганты, их кости показывали на Самосе[183].
- Окироя.
- Парфенопа. Дочь Анкея. См. Скирос.
- Перилай. Сын царя лелегов Анкея и Самии[179].
- Помпил. Рыбак, помог девушке Окирое, спасавшейся от Аполлона, за что бог превратил его в рыбу[180], а корабль — в скалу[184]. Рыбу упоминает Эринна.
- Прокл (сын Питирея).
- Самия. Дочь Меандра, жена Анкея[185].
- Самос. Сын царя лелегов Анкея и Самии[179].
- Скелмий. Скульптор, изготовивший древнейший столб Геры на Самосе[186].
- Тембрион. Прибыл на Самос во время ионийского переселения[187].
- Хисия. Родила Имбрасу дочь Окирою[180].
- Энуд. Сын царя лелегов Анкея и Самии[179].
Топонимы:
- Ампел. Гора на Самосе[188].
- Парфения. Древнее название Самоса[189]. Ибо там росла Гера и там вышла за Зевса замуж[190].
- Самос. Остров Самос назван в честь местного героя или переселенца с Итаки или Кефаллении[191]. Остров также называли Имбрас, Парфения, Дриусса, Амфиусса и Меламфил[192]. Самосцы, по словам Евфориона, поклоняются овце[193].
См. также:
- Амазонки. Пытались бежать от Диониса на Самос.
- Андрокл (сын Кодра). Захватил Самос.
- Аргонавты. Основали храм Геры на Самосе (версия).
- Гера. Родилась на Самосе.
- Герофила (сивилла). Жила на Самосе.
- Гиппас (из Флиунта). Бежал на Самос из Флиунта.
- Энопион. Энопы — одна из дополнительных фил на Самосе.
Самофракия
В основном сюжеты связаны с Самофракийскими мистериями (см. Кабиры). Известна была тесная связь их с Троей.
Персонажи:
- Иасион.
- Илифий.[194] По некоей версии, отец Иасиона[195].
- Огир. (Огирос.) Полководец с Самофракии, участник индийского похода[196].
- Рена. Родила Саона от Гермеса (по версии)[197]. Нимфа Килленида[198].
- Ретия. По Ферекиду, от Аполлона и Ретии произошли 9 кирбантов, которые обитали на Самофракии[199].
- Самон. См. Саон.
- Саон.
- Фиот. (Thyotes.) Жрец, встречает аргонавтов на Самофракии[200].
- Эмафион. (Эматий.) (en:Emathion) Сын Зевса и Электры, царь Самофракии[201]. Послал войско Дионису[202].
- Ээтион. Сын Зевса и Электры. Взошёл на ложе к Деметре, но Зевс перуном убил его[203]. См. Иасион.
Топонимы:
- Мелита. (en:Melite) Прежнее название Самофракии[204].
- Самофрака.[205] Остров, ранее назывался Самосом, а также Саоннесом[206].
- Саийцы. Жили на Самофракии до фракийцев. Их упоминает Архилох[207].
- Саос. Название Самофракии[208]. Или Саоннес[209]. От племени саийцев.
См. также:
- Гармония. Родилась на Самофракии.
- Дактили. Учителя Орфея на Самофракии.
- Дардан. Родился на Самофракии, переселился в Троаду.
- Кабиры. Самофракийские божества отождествляются с ними.
- Кей. Титул самофракийского жреца.
- Часть самосцев поселилась на Самофракии. См. Леогор.
- Электра (плеяда). Жила на Самофракии.
- Эней. О Самофракийских богах.
Сима
Небольшой островок у побережья Карии.
- Вслед их Нирей устремлялся с тремя кораблями из Сима,
- Юный Нирей, от Харопа царя и Аглаи рожденный;
- Оный Нирей, что с сынами данаев пришел к Илиону,
- Смертный, прекраснейший всех, после дивного мужа Пелида;
- Но не мужествен был он, и малую вывел дружину.
- (Гомер. Илиада II 671—675, перевод Н. И. Гнедича)
Персонажи:
- Аглая. Нимфа, мать Нирея[210].
- Евримах. (Эвримах.) С Симы. Спутник Нирея. Участник Троянской войны. Убит Полидамантом[211].
- Клеон. С Симы. Спутник Нирея, участник Троянской войны. Убит Полидамантом[211].
- Ксуф. (en:Xuthus) Предводитель группы поселенцев, заселивших Симу. Навс дал им гражданские права[212].
- Навс. Жил на рубеже 12-11 вв. до н. э. Участвовал в основании поселения вместе с Гиппотом (правнуком Геракла), поселился на необитаемой тогда Симе[212].
- Нирей.
- Сима. Дочь Иалиса и Дотиды, жена Главка морского, её именем назван остров[152]. Родила от Посейдона Хтония. Её именем назван остров Сима[213].
- Хароп. Отец Нирея.[214]
- Хтоний. Сын Посейдона и Симы. Стал первым царем острова Симы[213].
Топонимы:
- Симейцы. Жители. Их вождь Нирей.[178]
См. также:
- Гиппот (сын Филанта). Участвовал в основании колонии на Симе.
- Главк Морской. Похитил Симу и отплыл в Азию.
- Триоп (сын Форбанта). Его спутники во главе с Хтонием заселили Симу.
Скирос
Согласно «Илиаде» (IX 667), Ахилл разрушает Скирос и обращает жителей в рабство. Однако во всей последующей традиции, начиная со Стасина, царь Скироса выступает как союзник ахейцев.
Персонажи:
- Абант. Страж башни на Скиросе. Встретил Одиссея и Диомеда[215].
- Агирт. Трубач со Скироса[216].
- Деидамия.
- Исса. По версии Птолемея Гефестиона, так звали Ахилла среди девушек[217].
- Ифиса. (Ифис.) Из разрушенного Ахиллом Скироса, наложница Патрокла[218]. Изображена на картине Полигнота в Дельфах рядом с Брисеидой[94].
- Керкисера. По одной из версий Птолемея Гефестиона, так звали Ахилла среди девушек[217].
- Ликомед.
- Нисея. Согласно варианту чтения текста Биона, кормилица Деидамии, которая мешает её встрече с Ахиллом[219].
- Парфенопа. Согласно Асию, дочь царя лелегов Анкея и Самии. Родила от Аполлона Ликомеда[185].
- Пирра. По одной из версий, имя Ахилла среди женщин[220].
- Энией. Царь Скироса, побежденный Ахиллом[218]. Сын Диониса и Ариадны, основатель города Скирос[221]. По другой версии, Радаманф сделал его царем Кирна (в Эгейском море)[222].
Топонимы:
- Скирос. Остров.[223] Жители Скироса составляли хор в несохранившихся трагедиях Софокла, Еврипида и неизвестного автора с одинаковым названием «Скиросцы/Скирийцы/Скириянки» (точный перевод неясен).
См. также:
Тенедос
Персонажи:
- Арсиной. Из Тенедоса. Отец Гекамеды[224].
- Гекамеда. (en:Hecamede)[225]. Дочь Арсиноя из Тенедоса. Рабыня Нестора[226].
- Гемифея (дочь Кикна).
- Писандр. Из Амикл. Участвовал в эолийской колонизации. Привел войско к Тенедосу с Орестом. Его потомки в Беотии породнились с потомками Меланиппа[227].
- Тенес. (Тенн).
- Левкофрия. См. Тенедос.
- Тенедос (Левкофрия). Остров.[228] Туда отплыли ахейцы, выстроив троянского коня[229]. Там святилище Аполлона.
См. также:
- Аристагор из Тенедоса. Исторический персонаж (V в. до н. э.), адресат XI Немейской песни Пиндара. Потомок по отцу Писандра, а по матери — Меланиппа (сына Астака).
- Евмолп (флейтист). Лжесвидетель против Тенна.
- Кикн (сын Посейдона). Плавал к сыну просить прощения.
- Неоптолем. Посетил Тенедос при возвращении.
- Пенфил (сын Ореста). Привел войско к Тенедосу. См. Лесбос.
- Филоктет. Укушен змеей на Тенедосе (версия).
Хиос
Впервые на острове появилось потомство Посейдона, но важнейшая мифологическая фигура — Энопион, четко связанный с Дионисом. С Хиосом связан образ Ориона. Цари Амфикл, Политекн, Гектор, Гиппокл уже относятся к полуисторическим персонажам и датируются 8-7 вв. до н. э., хотя традиция не видит разрыва между ними и эпохой Энопиона.
Персонажи:
- Агел. С Хиоса. Сын Посейдона и нимфы[230].
- Амфикл. По вещанию из Дельф прибыл из Гистиеи на Евбее на Хиос. Принял царскую власть после Энопиона и его сыновей. Прадед Гектора (с Хиоса)[231]. Согласно М. Ю. Лаптевой, его нужно отличать от тирана Амфикла (см. ниже)[232].
- Амфикл. Правитель Хиоса, помог Ортигу в захвате власти в Эритрах[233]. Жил в VII веке до н. э.[234].
- Афамант (сын Энопиона). Сын Энопиона. Прибыл на Хиос вместе с отцом[230].
- Аэро. Дочь Энопиона и Гелики, к ней сватался Орион и изнасиловал её[235]. Либо её звали Меропа.
- Гектор (с Хиоса). Правнук Амфикла. Царь Хиоса. Начал войну с жившими на острове абантами и карийцами, перебил или заставил удалиться по договору. Установил совместное принесение жертв с ионянами в Панионийском святилище[236]. Жил, по разным толкованиям, либо в VII в. до н. э.[237], либо в XI—X вв. до н. э.[238]. См. ниже: Эгертий.
- Гелика. (en:Helike (mythology)) Нимфа, жена Энопиона, мать Аэро с Хиоса[239].
- Геро. По версии, дочь Энопиона[240]. Она же Аэро.
- Гиппокл. Из рода Нелея, отец Фобия[241]. Царь Хиоса, во время свадьбы в шутку вскочил на повозку невесты, и его убили друзья жениха. По оракулу виновников убийства выселили в Левконию[242]. Событие датируется 7 в. до н. э.[243]
- Еванф. (Эвантей.) Сын Энопиона. Прибыл на Хиос вместе с отцом[230]. Отец Марона из Исмара[244].
- Мелан (сын Посейдона). С Хиоса. Сын Посейдона и нимфы[230].
- Мелан (сын Энопиона). Сын Энопиона. Прибыл на Хиос вместе с отцом[230].
- Меропа (дочь Энопиона).
- Политекн. Правитель Хиоса, вместе с Амфиклом помог Ортигу в захвате власти в Эритрах[233]. Жил в 7 в. до н. э.[234].
- Салаг. Сын Энопиона. Прибыл на Хиос вместе с отцом[230].
- Тал. (Талос.) Сын Энопиона. Прибыл на Хиос вместе с отцом[230].
- Фионей. (Тионей.) Сын Диониса, отец Фоанта, правил на Хиосе[245]. Возможно, возник в результате ошибки переписчика[246].
- Хиос. (en:Hios) Сын Посейдона и нимфы острова. Согласно трагедии Иона, когда нимфа рожала, выпал снег (хион), и мальчика назвали Хиос[247]. Сводный брат Агела и Мелана.
- Эгертий. Вывел ионийскую колонию на Хиос, приведя с собой смешанное население[248].
- Энопион.
Топонимы:
- Дотий. Равнина на Хиосе[249].
- Хиос. Остров[250]. В языке хиосцев проступают эолийские формы[251]. В табличках из Пилоса упомянуты Kswiaia («рабыни с Хиоса»?)[252].
См. также:
- Басилиды. Аристократический род на Хиосе и в Эрифрах.
- Макарей (царь Лесбоса). При нём выведена колония на Хиос.
- Музы. На Хиосе всех муз называют мнеями.
- Орион. Место действия мифа. По версии, он и родился, и умер на Хиосе.
Другие острова
Андрос
- Андрей. Радаманф сделал его царем Андроса[135].
- Андрос. Сын Ания. От Аполлона получил дар предсказания. Стал царем Андроса[254].
- Терсанонт.[255]. Сын Гелиоса и Левкотои. С Андроса. Аргонавт[256].
Икария
- Икария (Долиха). Остров.[257] Там похоронен Икар.
- Долиха. Древнее название Икарии.[258] Остров, который любит Артемида[259].
- Фракс. (en:Thrax (mythology)) Сын Ареса, эдониец. Повел армию на острова, захватив Лемнос. Когда он напал на Делос, Аполлон поразил его войско некоей болезнью (проказой?). Они не смогли вернуться и поселились на Икарии.
- Эпопей. Старый рыбак с Икарова острова, жил в золотом веке. Его проглотило морское чудовище за то, что он съел помпилов[260].
Икос
- Икос. Остров, на нём умер Пелей.
- Молон. Абант, житель Икоса, оказавший гостеприимство Пелею[261].
Имброс
- Имброс. (Имврос.) Остров. Карийский сакральный центр[262]. В табличках из Кносса Imrios (Имброс)[252].
Тиррены-минии происходили как с Лемноса, так и с Имброса.
Кифнос
- Менедем. Герой, погибший под Троей от многих ран и почитавшийся на Крите, жертвы ему приносили без помощи ножа[265]. Или почитался на острове Кифнос[266].
Мелос
- Мелос. (Милос.) Остров.[267] По археологическим данным, дорийцы там поселились с 8 в. до н. э.[268]. Либо лакедемонская колония с конца 12 в. до н. э.[269].
- Мелос. Спутник Кадма, основал Мелос[270].
- Мемблид. По версии, основатель Мелоса[271].
- Мималлида. По версии, основательница Мелоса[272].
- Полианакт. Царь Мелоса. Предшественник Менесфея[267].
См. также:
- Библида. По версии, основала Мелос.
- Менесфей. Прибыл на Мелос после Троянской войны.
- Нимфей. Вывел колонистов из Мелоса в Карию.
- Поллид. Принял участие в колонизации Мелоса.
Миконос
- Микон. По Стефану Византийскому, сын Ания[273].
- Микон. (Миконос.) Остров.[274] Под ним погребены последние гиганты, истребленные Гераклом[275]. Репутация миконцев была плохой[276]. Трава микон посвящена Аполлону и Артемиде[277].
Пепарефос
Сериф
- Диктис (сын Магнета).
- Климена. Жена Диктиса, спасшая Персея, её алтарь в Афинах[280].
- Магнет. Сын Эола и Энареты. Женился на морской нимфе. Царь Серифа. Дети Полидект и Диктис[281].
- Перисфен. По версии Ферекида, отец Диктиса[282].
- Персей. Вырос там.
- Полидект.
- Эионей. Сын Магнета, внук Эола. По некоторым, жених Гипподамии, убит Эномаем[283].
Сикин
- Сикин. Сын Фоанта и нимфы Энои. Его именем назван остров[284].
- Эноя. Нимфа. Родила от Фоанта сына Сикина. Ранее остров Сикин назывался Эноя[285].
Сирос
Сифнос
- Арна. Из Сифноса. Продала свой город Миносу за золото. Превращена в галку[291].
- Сифн. Сын Суния, его именем назван остров около Крита, ранее называвшийся Меропа[292].
- Суний. Отец Сифна[292].
Тенос
- Каллистагор. Герой, почитавшийся на Теносе[294].
Фасос
См. также Парос: абзацы Алкей, Сфенел, Клеобоя. Немногочисленные упоминания указывают на заселение острова финикийцами.
- Фасос (город). Город.[295]
- Фасос. Остров.[136]
Фера
- Евфем. Сын Самоса, потомок аргонавта Евфема[70].
- Мелас. Потерпел крушение около Феры, его именем названы Мелантийские скалы[296].
- Мемблиар. Сын Пойкила. Кадм отправил его начальником поселенцев на остров Феру (Каллисту). Восемь поколений финикиян жили на острове[297]. Потомки Мемблиара уступили власть Ферасу[298].
- Самос. Из рода Евфемидов, спутник Фераса, отец Евфема младшего[299].
- Ферас. Вывел на Феру колонию из Спарты.
См. также:
Фолегандрос
- Фолегандр. По Стефану Византийскому, сын Миноса[301].
Хриса
- Хриса. (то есть «Золотая»). Остров, где был укушен змеей Филоктет[302] (или позднее высажен Филоктет). Также богиня этого острова (и/или Лемноса), богиня Луны, покровительница мореплавателей, отождествляемая с Афиной[303]. На этом острове Геракл принес жертву перед взятием Трои, ахейцы повторили жертвоприношение, но Филоктета укусила змея[304]. На острове жил жрец Хрис, чью дочь пленили ахейцы[305]. Отыскать его древние не могли и объясняли это тем, что он потонул в море[306]. Ономакрит вставил в стихи Мусея оракул, что острова рядом с Лемносом потонут в море, а Лас Гермионский уличил его[307].
- Кримисса. (лат. Крумисса.) Остров, куда Посейдон перенес Феофану. Согласно Д. О. Торшилову, не идентифицируется[308]. Однако Кримисса в Италии — местность, где позднее поселился Филоктет[267]. Исходя из этого, возможно, Кримисса — безлюдный остров Хриса, где обитал Филоктет.
Малые острова
- Анафэ. (Анафи.) Остров[309]. Когда аргонавты попали в бурю, Аполлон явил из глубины остров Анафэ. Аргонавты воздвигли на нём святилище Аполлону Эглету[310] («Сверкающему»[311]. Сперва остров был заселен финикийцами[312].
- Астипалея. Остров, его жители чтили Ахилла[313].
- Гекатоннесы. Островки между Азией и Лесбосом. Гекат — эпитет Аполлона.
- Донусия (Денуса). Остров, где была Ариадна.
- Иос. Остров, где была могила Гомера[314]. Там же похоронена Климена, мать Гомера, происходившая с этого острова[315].
- Калидны. Острова. С них приплыли змеи, убившие Лаокоонта (см.).
- Карпаф. Остров. На нём демы Карпафиополиты и Аркасеи[316].
- Нисир. Прежде часть о. Коса.[317]
- Рения. (Ренея.) Пустынный островок рядом с Делосом, где хоронили умерших[318].
- Телос. (Тилос.) Островок у Родоса, с которого происходил жрец Телин[319].
- Хелидонии. Острова близ Ликии.
А также:
- Икарийское море.[320]
- Киклады. Острова. Всего их 53[321]. Минос изгнал с них карийцев и вывел колонии.
- Миртойское море.
- Макросирид. Великан, прожил 5000 лет, его гробница длиной в 100 локтей была найдена на острове возле Афин[322].
Напишите отзыв о статье "Список персонажей мифов островов Эгейского моря"
Примечания
- ↑ Геродот. История IV 35
- ↑ 1 2 Павсаний. Описание Эллады V 7, 8
- ↑ Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.1. С.257
- ↑ Афиней. Пир мудрецов VIII 12, 335а, ссылка на Сема Делийского
- ↑ 1 2 Каллимах. Гимны IV 292
- ↑ Павсаний. Описание Эллады I 43, 4
- ↑ Нонн. Деяния Диониса XLVIII 330
- ↑ 1 2 Геродот. История IV 33
- ↑ 1 2 Климент. Протрептик 45, 2
- ↑ Ликофрон. Александра 581 и комм.
- ↑ Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. Т.2. С.36, Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.2. С.239
- ↑ Нонн. Деяния Диониса XLVIII 332
- ↑ Овидий. Ибис 477—478; Гигин. Мифы 247
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 4, 1
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 4, 1.3-4
- ↑ Лукиан. Морские разговоры 10, 1
- ↑ Страбон. География VIII 6, 14 (стр.374)
- ↑ Ватиканский аноним. О невероятном II 3
- ↑ Фукидид. История III 104, 1-2
- ↑ Каллимах. Гимны IV 256
- ↑ Каллимах. Гимны IV 326—329
- ↑ Гимны Гомера I 26; Страбон. География X 5, 2 (стр.485)
- ↑ Плиний Старший. Естественная история IV 12 // Комментарий Д. О. Торшилова в кн. Гигин. Мифы. СПб, 2000. С.75
- ↑ Каллимах, фр.75 Пфайфер, пер. Ю. А. Голубца
- ↑ Овидий. Метаморфозы VII 370; Антонин Либерал. Метаморфозы 1
- ↑ 1 2 3 4 5 Каллимах, фр.75 Пфайфер
- ↑ 1 2 Примечания М. Л. Гаспарова в кн. Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты. М., 1980. С.476
- ↑ Вакхилид. Эпиникии I 127; Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека III 1, 2
- ↑ Пиндар. Пеан 4 (фр.52d), ст.36
- ↑ 1 2 Каллимах, фр.67 Пфайфер
- ↑ Каллимах, фр.75 Пфайфер в пер. М. Е. Грабарь-Пассек
- ↑ Страбон. География X 5, 6
- ↑ Клейн Л. С. Анатомия «Илиады». СПб, 1998. С.224
- ↑ 1 2 Антонин Либерал. Метаморфозы 15, 4
- ↑ Меропида, фр.2-4 Бернабе
- ↑ Антонин Либерал. Метаморфозы 15
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 57, 2
- ↑ Феокрит. Идиллии VII 5
- ↑ 1 2 Гигин. Астрономия II 16, 1
- ↑ Еврипид. Елена 381—383
- ↑ Палефат. О невероятном 30 конъектура
- ↑ Вестник древней истории. 1947. № 3. С.251
- ↑ 1 2 3 Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 81, 8
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 6, 2 далее
- ↑ Мосх. Плач о Бионе, ст.97
- ↑ Гимны Гомера I 42
- ↑ Пиндар. Немейские песни IV 27; Истмийские песни VI 33
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 3, 5 далее
- ↑ Эсхил. Хоэфоры 631—640
- ↑ Геродот. История VI 138; Плутарх. Греческие вопросы 21
- ↑ Примечания В. Г. Боруховича в кн. Аполлодор. Мифологическая библиотека. Л., 1972. С.138
- ↑ Молчанов А. А., Нерознак В. П., Шарыпкин С. Я. Памятники древнейшей греческой письменности. М., 1988. С.54
- ↑ 1 2 3 Гигин. Мифы 102
- ↑ Нонн. Деяния Диониса XXVII 326
- ↑ Нонн. Деяния Диониса XXX 191
- ↑ Стаций. Фиваида V 236
- ↑ 1 2 Валерий Флакк. Аргонавтика II 163
- ↑ Нонн. Деяния Диониса XXX 193
- ↑ 1 2 Стаций. Фиваида V 223
- ↑ Стаций. Фиваида V 207
- ↑ Гигин. Мифы 273
- ↑ Валерий Флакк. Аргонавтика II 176—183
- ↑ Валерий Флакк. Аргонавтика II 136—142
- ↑ Аполлоний Родосский. Аргонавтика I 697—711; Валерий Флакк. Аргонавтика II 326
- ↑ Валерий Флакк. Аргонавтика II 162; Гигин. Мифы 15
- ↑ 1 2 Стаций. Фиваида V 226
- ↑ Стаций. Фиваида V 220
- ↑ Валерий Флакк. Аргонавтика II 136
- ↑ Стаций. Фиваида V 221
- ↑ 1 2 3 Схолии к Пиндару. Пифийские песни IV 255 // Malkin I. Myth and territory in the Spartan Mediterranean. Cambridge University Press. 2003. P.176
- ↑ Схолии к Аполлонию Родосскому. Аргонавтика I 601; Большой этимологик // Молчанов А. А. Социальные структуры и общественные отношения в Греции II тыс. до н. э. М., 2000. С.102
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 9, 17
- ↑ Валерий Флакк. Аргонавтика II 142
- ↑ Комментарий Д. О. Торшилова в кн. Гигин. Мифы. СПб, 2000. С.192
- ↑ Аполлоний Родосский. Аргонавтика I 662—702
- ↑ Валерий Флакк. Аргонавтика II 315
- ↑ Гигин. Мифы 15
- ↑ Стаций. Фиваида V 90, 131
- ↑ Стаций. Фиваида VI 342
- ↑ Стаций. Фиваида V 159
- ↑ Стаций. Фиваида V 209
- ↑ Стаций. Фиваида V 225
- ↑ Аполлоний Родосский. Аргонавтика I 630
- ↑ Гомер. Илиада I 594; Одиссея VIII 294; Аполлоний Родосский. Аргонавтика I 604
- ↑ Немировский А. И. Этруски: От мифа к истории. М., 1982. С.23
- ↑ Полибий. История XXXIV 11, 4
- ↑ 1 2 3 Николай Дамасский. История, фр.42 Якоби
- ↑ Парфений. О любовных страстях 26, 1-2, ссылка на Евфориона
- ↑ 1 2 Завоевание Лесбоса, ст.4 = Парфений. О любовных страстях 21, 3
- ↑ Завоевание Лесбоса, ст.2 = Парфений. О любовных страстях 21, 3
- ↑ 1 2 Павсаний. Описание Эллады III 2, 1
- ↑ Страбон. География XIII 1, 3 (стр.582)
- ↑ 1 2 Гомер. Илиада IX 665
- ↑ 1 2 Павсаний. Описание Эллады X 25, 3
- ↑ Овидий. Метаморфозы VI 124
- ↑ Ликофрон. Александра 222
- ↑ Завоевание Лесбоса, ст.1 = Парфений. О любовных страстях 21, 3
- ↑ Нонн. Деяния Диониса XXIV 235, 330
- ↑ Завоевание Лесбоса, ст.3 = Парфений. О любовных страстях 21, 3
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 81, 6
- ↑ Климент. Протрептик 31, 1-4
- ↑ Немировский А. И. Этруски: От мифа к истории. М., 1982. С.38
- ↑ 1 2 Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 81, 7
- ↑ Примечания А. А. Григорьевой в кн. Афиней. Пир мудрецов. Кн.1-8. М., 2003. С.538
- ↑ Парфений. О любовных страстях 21
- ↑ Семонид Аморгский, фр.41 Уэст
- ↑ Ликофрон. Александра 222 и комм.
- ↑ Комментарий в кн Эллинские поэты. М., 1999. С.479
- ↑ 1 2 Плутарх. Пир семи мудрецов 20
- ↑ Гомер. Одиссея IV 343; XVII 134
- ↑ Примечания В. Н. Ярхо в кн. Гомер. Одиссея. М., 2000. С.378
- ↑ Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.3. С.82
- ↑ Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. Т.2. С.664
- ↑ Гигин. Мифы 204
- ↑ Ликофрон. Александра 219; Страбон. География I 3, 19 (стр.60)
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека Э III 33
- ↑ Гиндин Л. А., Цымбурский В. Л. Гомер и история Восточного Средиземноморья. М., 1996. С.43
- ↑ Климент. Протрептик 42, 5
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека III 55 // Торшилов Д. О. Античная мифография. СПб, 1999. С.107
- ↑ 1 2 Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 50, 7
- ↑ Парфений. О любовных страстях 19, ссылка на Андриска
- ↑ 1 2 Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 52, 2
- ↑ Нонн. Деяния Диониса XXI 77
- ↑ 1 2 Плутарх. Тесей 20
- ↑ 1 2 Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 51, 3
- ↑ Лосев А. Ф. Мифология греков и римлян. М., 1996. С.427
- ↑ Парфений. О любовных страстях 19
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 51, 5
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 62, 1
- ↑ Аполлоний Родосский. Аргонавтика IV 425
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 7, 4 далее
- ↑ Порфирий. О пещере нимф 20
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 5, 9; III 15, 7
- ↑ Солин 2, 26; Стефан Византийский. Этника // Молчанов А. А. Социальные структуры и общественные отношения в Греции II тыс. до н. э. М., 2000. С.100
- ↑ 1 2 Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 79, 2
- ↑ 1 2 3 4 Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 5, 9
- ↑ 1 2 3 4 Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 5, 9; III 1, 2
- ↑ Павсаний. Описание Эллады X 28, 3
- ↑ Аполлодор, фр.89 Якоби // Статья В. Г. Боруховича в кн. Аполлодор. Мифологическая библиотека. Л., 1972. С.112
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека III 1, 2
- ↑ Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.3. С.326
- ↑ Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.3. С.74
- ↑ 1 2 Нонн. Деяния Диониса XIV 45
- ↑ 1 2 Цицерон. О природе богов III 54
- ↑ 1 2 3 Квинт Смирнский. После Гомера X 219—239
- ↑ Паросская хроника 9
- ↑ Лактанций. Божественные установления I 22, 23
- ↑ Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.1. С.262
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 59, 6
- ↑ Паросская хроника 9; Страбон. География XIV 2, 11 (стр.655)
- ↑ 1 2 Нонн. Деяния Диониса XIV 40
- ↑ 1 2 3 Афиней. Пир мудрецов VII 47, 296b, согласно Мнасею
- ↑ Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.2. С.159
- ↑ 1 2 Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 57, 8
- ↑ Пиндар. Олимпийские песни VII 74
- ↑ 1 2 3 4 Колобова К. М. Из истории раннегреческого общества. Л., 1951. С.31
- ↑ 1 2 Пиндар. Олимпийские песни VII 74; Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 57, 8
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 55, 1
- ↑ 1 2 3 Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 55, 5
- ↑ Стефан Византийский. Этника // Колобова К. М. Из истории раннегреческого общества. Л., 1951. С.18
- ↑ Афиней. Пир мудрецов VI 82, 262f
- ↑ Афиней. Пир мудрецов VI 262е, ссылка на Диевхида
- ↑ Нонн. Деяния Диониса XXXVII 162
- ↑ Нонн. Деяния Диониса XXXVII 163
- ↑ Афиней. Пир мудрецов VI 82, 262f, ссылка на Диевхида
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 56, 5; 57, 2
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 56, 5
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 55, 2
- ↑ 1 2 Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека III 2, 1
- ↑ Комментарии И. Ш. Шифмана в кн. Учение. Пятикнижие Моисеево. М., 1993. С.274; Яйленко В. П. Архаическая Греция и Ближний Восток. М., 1990. С.194
- ↑ Примечания М. Л. Гаспарова в кн. Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты. М., 1980. С.405
- ↑ Овидий. Ибис 499—500 комм.
- ↑ Лактанций. Божественные установления I 21, 33-35; Конон. Мифы 11 // Примечания В. Г. Боруховича в кн. Аполлодор. Мифологическая библиотека. Л., 1972. С.153
- ↑ 1 2 Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 5, 11
- ↑ Ильинская Л. С. Древнейшие островные цивилизации центрального Средиземноморья в античной исторической традиции. М., 1987. С.71
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 1, 4 далее
- ↑ Колобова К. М. Из истории раннегреческого общества. Л., 1951. С.109, 111
- ↑ 1 2 Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека Э III 13
- ↑ 1 2 3 4 Павсаний. Описание Эллады VII 4, 1, со ссылкой на Асия
- ↑ 1 2 3 Афиней. Пир мудрецов VII 19, 283е, ссылка на поэму Аполлония «Основание Навкратиса»
- ↑ Парфений. О любовных страстях 27
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VII 4, 3
- ↑ Примечания Н. В. Брагинской в кн. Плутарх. Застольные беседы. М., 1990. С.515
- ↑ Элиан. О природе животных XV 23 // Лосев А. Ф. Мифология греков и римлян. М., 1996. С.572
- ↑ 1 2 Павсаний. Описание Эллады VII 4, 1
- ↑ Каллимах. Из кн.4 «Причин»
- ↑ Страбон. География X 2, 17 (стр.457); XIV 1, 3 (стр.633)
- ↑ Страбон. География X 5, 13 (стр.488); XIV 1, 15 (стр.637)
- ↑ Каллимах. Гимны IV 49
- ↑ Лактанций. Божественные установления I 17, 8, по Варрону
- ↑ Страбон. География XIV 1, 15 (стр.637)
- ↑ Стефан Византийский. Этника // Комментарий Д. О. Торшилова в кн. Гигин. Мифы. СПб, 2000. С.30
- ↑ Климент. Протрептик 39, 9
- ↑ возможно, имя искажено в рукописи
- ↑ Гигин. Мифы 270
- ↑ Нонн. Деяния Диониса XIII 415
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 48, 1
- ↑ Дионисий Галикарнасский. Римские древности I 61, 3
- ↑ Страбон. География X 3, 21 (стр.472)
- ↑ Валерий Флакк. Аргонавтика II 437
- ↑ Нонн. Деяния Диониса III 191
- ↑ Нонн. Деяния Диониса XIII 393
- ↑ Гесиод. Перечень женщин, фр.177 М.-У.
- ↑ Страбон. География VII, фр.50а
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека III 12, 1
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 47, 1-2
- ↑ Страбон. География X 2, 17 (стр.457); XII 3, 20 (стр.549)
- ↑ Ликофрон. Александра 80
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 47, 2
- ↑ Гомер. Илиада II 672; Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 53, 2; Квинт Смирнский. После Гомера VI 540
- ↑ 1 2 Квинт Смирнский. После Гомера XI 63-70
- ↑ 1 2 Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 53, 4
- ↑ 1 2 Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 53, 1
- ↑ Гомер. Илиада II 672; Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека Э III 13; Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 53, 2
- ↑ Стаций. Ахиллеида I 701
- ↑ Стаций. Ахиллеида I 724, 820
- ↑ 1 2 Комментарий Д. О. Торшилова в кн. Гигин. Мифы. СПб, 2000. С.117
- ↑ 1 2 Гомер. Илиада IX 667
- ↑ Бион. Эпиталамий Ахилла и Деидамии 30; Примечания М. Е. Грабарь-Пассек в кн. Феокрит. Мосх. Бион. Идиллии и эпиграммы. М., 1998. С.320
- ↑ Гигин. Мифы 96; Примечания М. Л. Гаспарова в кн. Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. М., 1993. С.298
- ↑ Схолии к Гомеру. Илиада IX 668 // Молчанов А. А. Социальные структуры и общественные отношения в Греции II тыс. до н. э. М., 2000. С.104; Комментарий О. П. Цыбенко в кн. Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. Кн.4-7. СПб, 2005. С.350
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 79, 3
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека Э V 11
- ↑ Гомер. Илиада XI 625
- ↑ Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.2. С.94
- ↑ Гомер. Илиада XI 624
- ↑ Пиндар. Немейские песни XI 32
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека Э III 23 далее
- ↑ Вергилий. Энеида II 24
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Павсаний. Описание Эллады VII 4, 8
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VII 4, 9
- ↑ Лаптева М. Ю. У истоков древнегреческой цивилизации: Иония XI—VI вв. до н. э. СПб, 2009. С.446-448
- ↑ 1 2 Афиней. Пир мудрецов VI 74, 259а, ссылка на Гиппия Эритрейского
- ↑ 1 2 Шишова И. А. Раннее законодательство и становление рабства в Древней Греции. Л., 1991. С.94
- ↑ Парфений. О любовных страстях 20
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VII 4, 9-10
- ↑ Клейн Л. С. Анатомия «Илиады». СПб, 1998, с.184
- ↑ Лаптева М. Ю. У истоков древнегреческой цивилизации: Иония XI—VI вв. до н. э. СПб, 2009. С.117, 206
- ↑ Парфений. О любовных страстях 20, 1
- ↑ Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.2. С.485
- ↑ Александр Этолийский. Аполлон, ст.1 = Парфений. О любовных страстях 14, 5
- ↑ Плутарх. О доблести женской 3
- ↑ Примечания Я. М. Боровского в кн. Плутарх. Застольные беседы. М., 1990. С.522
- ↑ Гомер. Одиссея IX 197; Гесиод. Перечень женщин, фр.238 М.-У.
- ↑ Первый Ватиканский мифограф II 97, 3, схолии к Горацию. Оды I 17, 23
- ↑ Комментарий В. Н. Ярхо в кн. Первый ватиканский мифограф. СПб, 2000. С.210
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VII 5, 8
- ↑ Страбон. География XIV 1, 3 (стр.633)
- ↑ Афиней. Пир мудрецов VI 82, 262е и указатель
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 4, 3
- ↑ Рабство на периферии античного мира. М., 1967. С.160
- ↑ 1 2 Latacz J. Troy and Homer. Oxford University Press. 2004. P.280
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека Э VI 15.15b
- ↑ Овидий. Метаморфозы XIII 649—650
- ↑ Имя, возможно, искажено в рукописи
- ↑ Гигин. Мифы 14 (с.32)
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 6, 3; III 5, 3
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 6, 3
- ↑ Каллимах. Гимны III 187
- ↑ Афиней. Пир мудрецов VII 18, 283b
- ↑ Примечания В. Н. Ярхо в кн. Софокл. Драмы. М., 1990. С.419
- ↑ Гиндин Л. А., Цымбурский В. Л. Гомер и история Восточного Средиземноморья. М., 1996. С.257
- ↑ Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.1. С.508
- ↑ Илиада XXI 42
- ↑ Овидий. Ибис 451—452; Схолии к Овидию ссылаются на Каллимаха; Примечания М. Л. Гаспарова в кн. Овидий. Собрание сочинений. СПб, 1994. В 2 т. Т.1. С.505
- ↑ Климент. Протрептик 40, 2; Комментарий А. Ю. Братухина в кн. Климент Александрийский. Увещевание к язычникам. СПб, 2006. С.171
- ↑ 1 2 3 Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека Э VI 15b
- ↑ Malkin I. Myth and territory in the Spartan Mediterranean. Cambridge UP. 2003. P.75
- ↑ Фукидид. История V 112, 2
- ↑ Фест // Malkin I. Myth and territory in the Spartan Mediterranean. Cambridge UP. 2003. P.93
- ↑ Аристид Милетский у Плиния Старшего IV 12, 70 // Malkin I. Myth and territory in the Spartan Mediterranean. Cambridge UP. 2003. P.93
- ↑ Каллимах, фр.582 Пфайфер // Malkin I. Myth and territory in the Spartan Mediterranean. Cambridge UP. 2003. P.93
- ↑ Молчанов А. А. Социальные структуры и общественные отношения в Греции II тыс. до н. э. М., 2000. С.100
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека Э VI 6
- ↑ Страбон. География X 5, 9
- ↑ Примечания О. Л. Левинской в кн. Афиней. Пир мудрецов. Кн.1-8. М., 2003. С.484
- ↑ Филаргирий. Комментарий к «Буколикам» Вергилия VII 29 // Лосев А. Ф. Мифология греков и римлян. М., 1996. С.666
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека Э I 9
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 9, 6; II 4, 1-3
- ↑ Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.3. С.53
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 7, 3; 9, 6
- ↑ Схолии к Аполлонию Родосскому. Аргонавтика IV 1091 // Примечания В. Г. Боруховича в кн. Аполлодор. Мифологическая библиотека. Л., 1972. С.144
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VI 21, 11
- ↑ Аполлоний Родосский. Аргонавтика I 620
- ↑ Аполлоний Родосский. Аргонавтика I 621
- ↑ Гомер. Одиссея XV 403
- ↑ Гомер. Одиссея XV 413
- ↑ Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.2. С.502
- ↑ Гомер. Одиссея XV 414
- ↑ Стефан Византийский. Этника // Молчанов А. А. Социальные структуры и общественные отношения в Греции II тыс. до н. э. М., 2000. С.100
- ↑ Овидий. Метаморфозы VII 465—468
- ↑ 1 2 Николай Дамасский. История, фр.40 Якоби
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека III 15, 2 далее
- ↑ Климент. Протрептик 40, 2
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека III 1, 1
- ↑ Аполлоний Родосский. Аргонавтика IV 1692; Примечания Н. А. Чистяковой в кн. Аполлоний Родосский. Аргонавтика. М., 2001. С.218
- ↑ Геродот. История IV 147
- ↑ Павсаний. Описание Эллады III 1, 8
- ↑ Схолии к Пиндару. Пифийские песни IV 88 // Malkin I. Myth and territory in the Spartan Mediterranean. Cambridge UP. 2003. P.100
- ↑ Юстин. Эпитома Помпея Трога XIII 7, 1
- ↑ Молчанов А. А. Социальные структуры и общественные отношения в Греции II тыс. до н. э. М., 2000. С.99
- ↑ Софокл. Филоктет 194, 270
- ↑ Комментарий Д. О. Торшилова в кн. Гигин. Мифы. СПб, 2000. С.126; Клейн Л. С. Анатомия «Илиады». СПб, 1998. С.226
- ↑ Примечания В. Н. Ярхо в кн. Софокл. Драмы. М., 1990. С.569
- ↑ Гомер. Илиада I 11, 38
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VIII 33, 4
- ↑ Геродот. История VII 6
- ↑ Примечания Д. О. Торшилова в кн. Гигин. Мифы. С.226
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 9, 26
- ↑ Каллимах. Возвращение аргонавтов, ст.5; Страбон. География X 5, 1 (стр.484)
- ↑ Аполлоний Родосский. Аргонавтика IV 1696—1709
- ↑ Конон. Мифы 49 // Примечания В. Г. Боруховича в кн. Аполлодор. Мифологическая библиотека. Л., 1972. С.139-140
- ↑ Цицерон. О природе богов III 45
- ↑ Алкей Мессенский. Эпиграмма 11 Пейдж; Аристотель, фр.76 Розе = Авл Геллий. Аттические ночи III 11, 6
- ↑ Павсаний. Описание Эллады X 24, 3
- ↑ Колобова К. М. Из истории раннегреческого общества. Л., 1951. С.140
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 6, 2
- ↑ Страбон. География X 5, 5 (стр.486); Феокрит. Идиллии XVII 70
- ↑ Геродот. История VII 153, см. Колобова К. М. Из истории раннегреческого общества. Л., 1951. С.139
- ↑ Гомер. Илиада II 145; Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека Э I 13
- ↑ Орозий. История против язычников I 2, 98
- ↑ Флегонт. Удивительные истории, фр.17
Отрывок, характеризующий Список персонажей мифов островов Эгейского моря
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.
Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.
Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.
Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.
В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.
В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.
Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.
Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.
Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.
