Мифы (группа)

«Мифы» — рок-группа из Ленинграда (ныне Санкт-Петербург). Одна из старейших российских рок-групп. Образована в 1966 году Сергеем Даниловым (1951—2007) и Геннадием Барихновским (р. 1952) — в то время ещё школьниками.

Red Roosters

Историю группы «Мифы» можно начать отсчитывать с сентября 1966 года, когда двое восьмиклассников школы № 216 Кировского района Ленинграда — Сергей Данилов и Геннадий Барихновский — на волне всеобщей битломании и увлечения рок-н-роллом решили создать собственную группу. Первое время это был дуэт, наивысшим достижением которого стало выступление на вечере школьной самодеятельности с музыкой из фильма «Люди над облаками». Однако вскоре к школьной группе в качестве вокалиста присоединился первокурсник Дмитрий Задворный. В следующем году во время летних каникул к группе примкнули ученик соседней 501-й школы Пётp «Пит» Бездуднов, взявший на себя обязанности басиста и одноклассник основателей группы Валерий Сорокин, ударник. Когда стал вопрос о названии коллектива, опытный Задворный предложил «The Red Roosters» (Красные петухи) как производную от названия известной блюзовой композиции Вилли Диксона «Little Red Rooster», имевшей хождение в исполнении «The Rolling Stones».

Репетиции начались в составе:

• Геннадий Барихновский — бас-гитара
• Сергей Данилов — гитара
• Дмитрий Задворный — вокал
• Пётр Бездудный — бас-гитара
• Валерий Сорокин — ударные

В ноябре 1967 года, когда Бездудного уже сменил Вячеслав Легздин, на школьном вечере состоялось первое и последнее выступление «Red Roosters». Чуть позже название группы было изменено на «Мифы».

Рождение Мифов

До выпуска участников группа играла в своей и в 501-й школе и несколько раз выступили перед аудиторией в совхозе «Сельцо». Барабанщика Валерия Сорокина сменил Сергей Петров, до этого игравший в группе 501-й школы, а вскоре группу покинул Задворнов и вокал снова остался за Барихновским.

«Мифы» заняли II место на районном конкурсе школьных ансамблей, однако уже в общегородском туре оказались лишь четвёртыми, но фрагмент их выступления всё же прозвучал в программе одной из радиостанций, посвящённой конкурсу. Музыканты «Горизонта», ставшие победителями, посоветовали «мифовцам» поступить в хор Григория Яковлевича Беззубова, во Дворце Пионеров. Данилов, Барихновский и Легздин последовали этому совету и вскоре значительно подтянули свои вокальные способности. В дальнейшем «Мифы» и «Горизонт» провели несколько совместных выступлений.

Осенью 1968 года «Мифы», сразу со второго тура выступили на конкурсе «Вслушайся в музыку нашего города» в ДК им. Газа и легко стали его победителями. Этот успех открывал широкий доступ к репетиционной базе в Доме Пионеров, постепенно группа обзавелась собственной аппаратурой. Следующим летом на перспективную команду вышел один из организаторов подпольных концертов — Леонид Дементьев — который «пристроил» «Мифы» сначала в Дом Дружбы на Фонтанке, а затем в пригородный пансионат «Дюны».

Тем же летом 1969 года к группе присоединился Юрий Ильченко, первое выступление в обновлённом стабильном составе состоялось в октябре, в клубе посёлка Парголово:

Сергей Данилов — гитара
Геннадий Барихновский — бас-гитара
Юрий Ильченко — вокал и бубен
Сергей Петров — ударные

«Мифы» играли на танцевальных вечерах в Парголово и Токсово англоязычные поп-рок-стандарты, популярные в то время — своего репертуара у группы практически не было, за исключением песни Барихновского Я падаю, падаю (автором текста был ещё Задворнов) и нескольких инструментальных композиций, а также пары тривиальных зарисовок на английском языке. Вторая полновесная композиция собственного сочинения — Сны — появилась позже и была написана Барихновским на слова Владимира Покатова — его приятеля.

В начале 1970 года к группе присоединился гитарист-певец Юрий Бушев. Но в том же году Юрия Ильченко призывают в армию, и группа остаётся без основного вокалиста. В 1971 году участники группы вливаются в филармонический ВИА «Мечтатели» и группа на 2 года фактически прекращает своё существование. Однако, работа в ВИА не удовлетворяет потребностям музыкантам в самовыражении:

Аккомпанировали там такой компании «Скрипка, Бубен и Утюг», собачки там, цыганский танец… Пели всего две песни своих, а остальное — Антонов и прочая советская эстрада. Запад тоже пели, но хитро… Скажем, поем песню по-английски про публичный дом, а объявляем, что она про борьбу за мир.
Из интервью Александру Житинскому (Рок-дилетанту).

Отслужив положенные два года, Ильченко возвращается, и в 1972-73 годах идея собственной рок-группы возрождается. Сначала она воплощается в попытке Данилова и Барихновского написать и поставить собственную рок-оперу «Время». В центре сюжета — современная вариация на тему конфликта «отцов» и «детей». Опера осталась незаконченной, но музыканты окончательно осознали необходимость и возможность собственного творчества. «Мифовцы» пишут уже свои композиции на рок-н-ролльной и ритм-энд-блюзовой основе, отойдя от простеньких песенок в стиле бит. Новое звучание стало визитной карточкой группы, лишь незначительно видоизменяясь и совершенствуясь в дальнейшем её творчестве.

Признание

В конце 1973 года в армию уходит Сергей Петров и его место за барабанами занимает Виктор Гуков. Первый успех пришёл в январе 1974 года, когда «Мифы» поделили 1 место с группой «Земляне — Атлас» Евгения Мясникова в неофициальном конкурсе самодеятельных ленинградских ансамблей, Сергей Данилов был назван лучшим гитаристом. Затем на таком же конкурсе в Москве «Мифы» выступали на равных с такими коллективами, как «Машина времени» и «Цветы», к тому времени уже имевшими большую популярность. На этом конкурсе «Мифы» были недосягаемы: Барихновский был признан лучшим бас-гитаристом, а Ильченко — лучшим вокалистом.

«Люди Левенштейна» в Эстонии

Однако группа по-прежнему не отличается стабильностью: в течение 1974 года в группе сменилось несколько барабанщиков: Виктор Гуков, Андрей «Кузнечик» Алексеев, Виктор Домбровский. Летом того же года «Мифы» опять распадаются — уходит Ильченко. Участники вновь играют порознь: Ильченко работает в филармонии, а Данилов и Барихновский в Пушкине на танцах в Белом Зале под вывеской «Люди Левенштейна» и руководством Всеволода Левенштейна — знаменитого джазового саксофониста, впоследствии ставшего ещё более знаменитым радиоведущим под именем Сева Новгородцев.

К счастью, «Мифы» к этому времени уже приобрели достаточную известность, и в марте 1975 года пришло приглашение поучаствовать в нескольких концертах в Таллине. Упускать такую возможность было нельзя, Данилов и Барихновский спешно собрали гастрольный состав и отправились в столицу Эстонии.

Список участников гастрольного состава:

Геннадий Барихновский — бас-гитара, вокал
Сергей Данилов — гитара, немного вокал
Александр Иванов — ударные («Летучий голландец»)
Олег «Алик» Азаров — клавишные (экс-«Россияне»)

Концерты имели большой успех, группа заняла первое место и на этом смотре. По следам Таллинского фестиваля группе даже удалось записать свой хит «Мэдисон-стрит» на Эстонском телевидении, этот простенький клип потом транслировали в Прибалтике.

Было решено продлить существование «Мифов» ещё на один сезон, что и удалось сделать, правда, ценой очередного обновления состава.

Новый состав группы выглядел так:

Геннадий Барихновский — бас-гитара, вокал
Сергей Данилов — гитара, немного вокал
Юрий Ильченко — гитара, вокал
Михаил «Майкл» Кордюков — ударные
Всеволод Левенштейн — саксофон
Юрий Степанов — рояль, вокал

Участие Всеволода Левенштейна было не только творческим — он также вёл дела группы, занимался организацией концертов и исполнял прочие продюсерские обязанности, в чём был весьма опытен — до своего прихода в «Мифы» Сева два года руководил ВИА «Добры Молодцы». Он также обеспечивал «прикрытие» группе, и «Мифы» некоторое время существовали под «незасвеченным» неофициальным названием «Люди Левенштейна». Впрочем, вне Белого зала города Пушкина оно было озвучено всего один раз: на джазовом концерте, который устроил весной 1975 года звукорежиссёр ленинградского телевидения, знаток джаза Григорий Франк. По такому поводу Левенштейн пригласил подыграть группе пару знакомых профессиональных джазменов. На редких подпольных концертах группа выступала под своим настоящим названием. В ноябре, покинув «Мифы», Сева покинул и Советский Союз. Ансамбль «Люди Левенштейна» прекратил своё существование.

Джаз-рок

Следующим важным шагом в истории развития группы стало возвращение осенью того же года Юрия Ильченко, начавшего к тому времени играть на гитаре. Ильченко привнёс свежие идеи — придать звучанию джаз-роковый оттенок, введя в состав мощную медную духовую секцию, возглавляемую известными джазовыми тромбонистами Виктором Мусоровым и Валерием Завариным. Вернулся и Сергей Петров, сменивший Михаила Кордюкова, ушедшего в «Аквариум».

В апреле 1976 года Мифы представили новую программу на I Всесоюзном Фестивале Самодеятельности Трудящихся «Весенний Ключ» в ДК им. Газа, но не снискали успеха, что стало неожиданностью для музыкантов и усилило трения между участниками группы. Последовавшие гастроли в Москве также нельзя было назвать удачными.

Примерно в то же время в ленинградском ДК им. Крупской состоялся ещё один концерт «Мифов». Среди прочих он выделялся тем, что в нём дебютировала на ленинградской сцене приглашённая московская группа «Машина времени», лидер которой, Андрей Макаревич, оставил красноречивые воспоминания о сете «Мифов»:

Их я уже видел пару лет назад в Москве — не знаю каким ветром их туда занесло. Уже тогда в них всё было шикарно — мощный, какой-то фирменный вокал Юры Ильченко, издевательские тексты, тяжёлые аранжировки, волосы до плеч и драные джинсы — всё чуть-чуть свободнее, чем в Москве. А теперь они вышли на сцену с духовой секцией — трубой и саксофоном! Дудки победно сверкали. С первыми аккордами я понял, что нам конец — если два года назад они меня поразили, то теперешнюю мою реакцию не описать… В зале творилось невообразимое. Маргулис уже задвинул свою бас-гитару ногами куда-то под кресло и заявил, что если после «Мифов» я хочу видеть его на сцене, то, для начала, придётся его убить. Поздно! «Мифы» доиграли свой последний хит, пригласили на сцену «Машину времени», и их трубачи грянули какой-то бравурный марш. Не выйти было нельзя. Не помню, как мы с Серёжей выволокли Маргулиса за кулисы.

Несмотря на эффектность и масштабность композиций, усиленных духовыми инструментами, джаз-роковый стиль не прижился, и музыканты, «наигравшись» с ним, опять зашли в творческий тупик.

Через пару месяцев «Машина времени» снова посетила Питер, уже в статусе «звёзд» (предыдущий концерт несмотря на все страхи «машинистов» прошёл с большим успехом). После совместного с «Мифами» концерта в кафе «Кристалл» Андрей Макаревич сделал предложение Юрию Ильченко перейти к нему в группу, на что Юрий немедленно согласился и прямо из клуба отправился на вокзал. Эта история закончилась очередным роспуском группы.

«Машина времени» и «Воскресение» Юрия Ильченко

Ильченко около восьми месяцев жил в квартире Макаревича, играл и пел в «Машине времени», гастролировал с ними, но не удержался в составе:

Моё сотрудничество с «Машиной» имело странный и приятный характер. Я играл с «Машиной» их песни, а «Машина» аккомпанировала мне в моих песнях, но, насколько я помню, их было очень немного, что совершенно справедливо, потому что «Машина» — это все-таки группа Макара. <…> Два медведя в одной берлоге жить не могут. Расставание прошло с полным пониманием этого и без всяких глупостей.

В репертуар «Машины времени» прочно вошли несколько композиций «Мифов», в частности, песня Шок (С. Данилов — Г. Барихновский) позднее была издана на диске «Это было так давно».

В это время Данилов репетировал с джаз-роковой командой «Две радуги», Петров пробовался у Юрия Морозова, а Барихновский с собственным составом подрабатывал в ленинградском кафе «Сюрприз», популярном у местных меломанов.

В начале 1977 года Ильченко, овеянный славой, вместе с остальными «машинистами» приехал в Ленинград. После концерта в ДК им. Свердлова Андрей Макаревич объявил «мифовцам»: «Возвращаю вам вашего Ильченку».

На волне обрушившейся на него популярности Юрий Ильченко сделал попытку организовать новую супергруппу с коллегами по «Мифам», назвав её «Воскресение».

Состав группы «Воскресение» Юрия Ильченко:

Юрий Ильченко — гитара, вокал
Юрий Степанов — клавиши, вокал
Геннадий Барихновский — бас-гитара, вокал
Евгений Губерман — ударные
Владимир Болучевский — саксофон
Слава Панфилов — саксофон
+ духовая секция

Однако и этот коллектив продержался недолго, успев дать несколько шумных концертов и став жертвой разногласий участников, каждый из которых по своему видел в нём свою роль и имел свои представления о том, что группа должна делать. В том же году по обвинению в хранении и употреблении наркотиков в тюрьму угодил Данилов, и о каком-либо продолжении творческой деятельности без одного из основателей группы не могло быть и речи. «Мифы» снова разбрелись кто куда.

Неугомонный индивидуалист Ильченко в течение нескольких последующих лет успел поучаствовать во множестве самых разнообразных проектов, и оставить заметный след в истории рок-музыки. Так, в 1977 году он попробовал себя в качестве редактора и журналиста, приняв участие в создании первого в стране подпольного рок-журнала «Рокси», где появлялся не только в качестве автора статей, но и их персонажа.

Когда весной следующего года распалась «Машина времени», её участники Евгений Маргулис и Сергей Кавагоэ решили снова позвать Ильченко, сам Юрий увидел в этом шанс воскресить своё «Воскресение» и с радостью согласился, но затем из-за болезни не смог принять участие в проекте, уступив это название бывшим «машинистам». Так возникла знаменитая московская группа «Воскресение».

Окончательно убедившись в бесперспективности попыток реанимировать собственную группу, в 1978 году Юрий Ильченко записал в домашних условиях сольный акустический альбом «Дождь», имевший немалый успех в питерской музыкальной среде и вошедший в неофициальный хит-парад «Рокси». В сентябре того же года Юрий устроился в Ленконцерт, но карьера профессионала оказалась не для него, и через три месяца Ильченко снова оказался «свободным художником».

В конце 1979 года Юрий потряс общественность тем, что устроился в официозный поп-ансамбль «Земляне», заменив Игоря Романова, и даже снялся с «землянами» в видеоклипе «Карате», где предстал в чёрных очках и с наголо обритой головой. Злые языки говорили, что Андрей Макаревич адресовал знаменитую песню Кого ты хотел удивить именно бывшему коллеге по группе, на что лидер машинистов всегда отвечал, что герой песни — образ собирательный.

Истории ради необходимо однако признать, что это именно так и было: премьера данной композиции состоялась на концерте в одном из ДК тогдашнего Ленинграда (вероятно, именно премьера), а сама композиция была представлена Макаревичем как песня, посвященная Ильченко и адресованная на том концерте лично ему, который сидел в центре почти свободного ряда, а так как эта песня является весьма незаурядным произведением в творчестве "Машины", то и эффект от её прослушивания Ю. Ильченко был ошеломляющим. А то, что между незаурядными творческими личностями могут возникать противоречия, доходящие порой, в силу присущей таким людям эмоциональности, до откровенных конфликтов, по большому счету, вполне естественно, и причесывание, приглаживание истории путём замалчивания подобных фактов совсем ни к чему.

В «Землянах» Ильченко продержался около года, перейдя в «Интеграл».

Запись магнитоальбома

Несмотря на то, что Данилов вышел из тюрьмы досрочно, перерыв в деятельности «Мифов» оказался продолжительным — до 1980 года. Годом раньше Андрей Тропилло организовал, ставшую вскоре знаменитой, подпольную студию звукозаписи «АнТроп» и, после годичных экспериментов с концертными записями и «самопальным» изданием классики западной рок-музыки, пришёл к мысли о необходимости начать полноценную студийную запись ленинградских рок-групп. Первые студийные эксперименты Тропилло проводил с клавишником «Мифов» Юрием Степановым и с Ольгой Першиной. Воссоединение «Мифов» в «золотом составе» — Данилов, Барихновский, Петров, Степанов — пришлось как нельзя кстати, и в 1980 году на только что открытой студии были записаны несколько песен Степанова. Эта запись стала первой серьёзной студийной работой Андрея Тропилло и получила название «Прощай, чёрная суббота».

Следующий 1981 год был богат на яркие события. «Мифы» выступили на церемонии открытия ленинградского рок-клуба, затем на фестивале в ДК «Невский», а главное — записали на «АнТропе» полноценный дебютный альбом «Дорога домой». Кроме Данилова и Барихновского в записи приняли участие: ударник Дмитрий Фогель и клавишник Дмитрий Калинин. В некоторых песнях спел Юрий Ильченко.

Треклист оригинального магнитоальбома

№	Название	Слова	Музыка	Длительность
1.	«Песнь о дружбе»	стих Симона Даха «Цена дружбы» (перевод — Лев Гинзбург)	Дмитрий Калинин	3:24
2.	«Земляничные поляны»	Сергей Данилов	Сергей Данилов	5:32
3.	«Одиночество»	Сергей Данилов	Сергей Данилов	3:23
4.	«У камина»	Сергей Данилов	Геннадий Барихновский	2:55
5.	«Не будь таким ленивым»	Сергей Данилов	Сергей Данилов	2:44
6.	«О спорте»	Дмитрий Фогель	Дмитрий Фогель	2:09
7.	«Дорога домой»	Сергей Данилов	Сергей Данилов	3:43
8.	«Блюз бродячих собак»	Сергей Данилов	Сергей Данилов	3:10
9.	«Черная суббота»	Сергей Данилов	Геннадий Барихновский	3:01
10.	«Шок»	Сергей Данилов	Геннадий Барихновский	2:39

В 1983 году «Мифы» и «Аквариум» поделили 2-е место на I Ленинградском рок-фестивале, пропустив вперёд лишь сенсационно «выстрелившую» «Мануфактуру». Группа также получила приз за антивоенную песню «Ответный удар». Затем последовал ещё один год выступлений всё в тех же условиях постоянной смены состава, и снова распад — в ноябре 1984 года — из-за ухода Данилова. Барихновский некоторое время поиграл с группой «Невский проспект», после чего также оставил рок-сцену.

Состав группы

Современный состав:

• Геннадий Барихновский — вокал, гитара;
• Александр Соколов — гитара, вокал;
• Сергей Пугачёв - бас-гитара;
• Дмитрий Калинин - клавишные;
• Владимир Мануйлов - саксофон;
• Виктор Морозов - ударные.

Также в разное время с группой играли многие известные музыканты.

Список наиболее примечательных из них (участвовавших в других проектах):

• Всеволод (Сева) Левенштейн («Добры молодцы», «Icarus») — саксофон
• Михайл «Майкл» Кордюков — ударные («Аквариум», «Трилистник»)
• Михаил Владимиров — гитара («Азарт», Чиж & Co)
• Роман Капорин — саксофон («Дети»)
• Олег «Алик» Азаров — фортепиано («Россияне»)
• Александр Новиков — гитара («Лотос»)
• Дмитрий Маковиз — клавишные («Лотос»)
• Дмитрий Филиппов — ударные («Лотос»)
• Александр Соколов — гитара (РУССКИЙ МУЗЕЙ, МАНИЯ)
• Виктор Морозов — ударные (в действующем составе в настоящее время)
• Дмитрий Калинин — клавишные, вокал (в действующем составе, «Кронверк»; дебютировал в группе "Каждому своё")
• Владимир Гаденов — бас (2006—2011 гг., группа Валерия Ющенко (ВИА «Синяя Птица»), «Cherry Wine»)
• Владимир Мануйлов — саксофон (в составе с 2006 года по настоящее время, военный оркестр)

Дискография

Магнитоальбомы

• 1980 - «Прощай, чёрная суббота» (сольник Юрия Степанова с участием группы «Мифы»)
• 1981-1982 - «Дорога домой»
• 1986-1987 - «Мифология»
• 1989 - «Бей, колокол!»

Пластинки

• 1990 - «Бей, колокол!» (ВФГ Мелодия)
• 1988 - «Мэдисон-стрит» (ВФГ Мелодия)
• 1992 - «Вниз головой» (Cobweb Records)
• 2014 - «Что будет потом...» (Bomba-Piter inc.)

Компакт-диски

• 1994 - «Мифология» (NP-Records)
• 1994 - «Бей, колокол!» (NP-Records)
• 1994 - «Вниз головой» (NP-Records)
• 1994 - «Чёрная суббота» (Русская музыка, J.S.P.)
• 2010 - «Что будет потом...» (Bomba-Piter inc.)
• 2014 - «Дорога домой + Концерт на открытии ЛРК 07.03.1981» (Авторское издание)

Сборники с другими исполнителями. LP и CD

• 1990 - «6 ленинградский фестиваль рок-музыки» (ВТПО Фирма Мелодия)
• 1991 - «Однажды в Р-К» (МП Русский диск)
• 1994 - «Питерский рок-н-ролл. Выпуск 1» (Издательский дом Максим)
• 1995 - «Чума-дэнс» (Русская музыка, J.S.P.)
• 1995 - «Сборник питерских блюзов. Я родился здесь» (Compact Disc Ltd.)
• 1996 - «Дядя Миша In Rock» (DDT Records)
• 1996 - «Поколение рок-н-ролл» (Русская музыка, J.S.P.)
• 2001 - «Рок на костях 25+25» (АнТроп)
• 2002 - «Антропология» (АнТроп)

Литература

1. Житинский А. Н. Путешествие рок-дилетанта. Музыкальный роман. — Л.: Лениздат, 1990. — С. 416.
2. Кушнир А. И. 100 магнитоальбомов советского рока. 1977-1991: 15 лет подпольной звукозаписи. — М.: Аграф, Крафт+, 2003. — С. 400. — ISBN 5-7784-0251-1.
3. Макаревич А. В. Всё очень просто. — М.: Радио и связь, 1991. — С. 222.

Ссылки

• [mifyrock.ru Официальный сайт группы]
• [danilovsergey.ru Официальный сайт Сергея Данилова]
• [mify.kroogi.com/?locale=ru "Мифы" на Кругах]
• [www.rock-n-roll.ru/show.php?file=encyclopedia/%CC/%CC%C8%D4%DB Статья о группе из энциклопедии Андрея Бурлаки]
• [www.rockhell.spb.ru/musicians/mifs/a2.shtml Интервью с Геннадием Барихновским и Сергеем Даниловым], взятое Александром Житинским (из книги «Путешествие рок-дилетанта»).
• [art.specialradio.ru/index.php?id=392 Статья Алексея Вишни о группе "Мифы"]

Отрывок, характеризующий Мифы (группа)

Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.