Козаков, Михаил Михайлович
Поделись знанием:
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..
Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.
Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.
Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
Он сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым о настоящей войне с выражением человека, который знает вперед, что все будет скверно и что даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо прилизанные височки особенно красноречиво подтверждали это.
Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.
Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
(перенаправлено с «Михаил Козаков»)
Не следует путать с Казаков, Михаил Михайлович.
| Михаил Козаков | |||||||
 | |||||||
| Место рождения: | |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Место смерти: | |||||||
| Профессия: | |||||||
| Гражданство: | |||||||
| Годы активности: |
1954—2011 | ||||||
| Театр: | |||||||
| Награды: |
| ||||||
Михаи́л Миха́йлович Козако́в (14 октября 1934, Ленинград, РСФСР, СССР — 22 апреля 2011, Рамат-Ган, Израиль[2][3][4][5]) — советский, российский и израильский актёр и режиссёр театра, кино и телевидения. Народный артист РСФСР (1980). Лауреат Государственной премии СССР (1967).
Содержание
- 1 Биография
- 2 Творчество
- 2.1 Театр
- 2.1.1 Роли в театре
- 2.1.1.1 Школьный драмкружок
- 2.1.1.2 Школа-студия МХАТ
- 2.1.1.3 МХАТ
- 2.1.1.4 Театр им. Маяковского
- 2.1.1.5 Московский театр «Современник»
- 2.1.1.6 Московский драматический театр на Малой Бронной
- 2.1.1.7 Театр им. Ленинского комсомола
- 2.1.1.8 Камерный театр, Тель-Авив
- 2.1.1.9 Русская антреприза Михаила Козакова
- 2.1.1.10 Театр имени В. Ф. Комиссаржевской, СПб.
- 2.1.1.11 Театр имени Моссовета
- 2.1.2 Режиссёр
- 2.1.1 Роли в театре
- 2.2 Фильмография
- 2.3 Дискография
- 2.1 Театр
- 3 Признание и награды
- 4 Примечания
- 5 Библиография
- 6 Литература
- 7 Ссылки
Биография
Михаил Михайлович Козаков родился 14 октября 1934 года в Ленинграде, в семье писателя Михаила Эммануиловича Козакова (1897—1954) и Зои Александровны Никитиной (урождённой Гацкевич, 1902—1973), редактора «Издательства писателей в Ленинграде». Отец происходил из образованной еврейской семьи; его предки, «стремившиеся к ассимиляции в русской среде», приняли фамилию «Козаков»[6]. Этнические корни матери были сербско-греческими; бабушка Михаила Михайловича, Зоя Дмитриевна Параскева-Борисова, была родом из Одессы[K 2] В годы сталинских репрессий мать дважды арестовывали: в 1937 году (вместе с бабушкой артиста, обе освобождены в 1938 году); повторно — в 1948 году[8].
Во время войны Мишу с другими ленинградскими детьми эвакуировали в Молотовскую область (сейчас — Пермский край). С 1941 по 1944 год он жил в деревне Чёрная Краснокамского района.
С 1945 года учился в Ленинградском хореографическом училище.
По окончании 222-й мужской школы (бывшей Петришуле) в 1952 году Михаил Козаков поступил в школу-студию МХАТ. Учась на последнем курсе, успешно дебютировал в кино, снявшись в роли Шарля Тибо в политической драме М. И. Ромма «Убийство на улице Данте» (1956).
В 1956 году окончил Школу-студию МХАТ (курс П. В. Массальского) и поступил на работу в Театр имени В. Маяковского, где прослужил с 1956 по 1959 год. Затем играл в «Современнике» (1959—1970), во МХАТе (1971—1972), в Театре на Малой Бронной (1972—1981) и в Ленкоме (с 1986). Также, по словам Михаила Козакова, он играл на сцене Саратовского ТЮЗа у Ю. П. Киселёва в пьесе «Обыкновенная история».
Добился блестящих успехов как актёр и режиссёр театра и кино[9]. Проникновено читал стихи Тютчева, Пастернака и других поэтов. Наряду со Смоктуновским, Юрским, Марковым и другими мастерами художественного чтения принял участие в записи серии пластинок «Страницы русской поэзии XVIII—XX вв.»[K 3]
В автобиографической книге «Третий звонок»[10] актёр писал, что с 1956 по 1988 год сотрудничал с КГБ СССР[11][K 4].
В августе 1991 года М. М. Козакову предложили высокооплачиваемую работу в Израиле, после чего он переехал туда вместе с семьёй. В течение четырёх лет играл на иврите в Тель-Авивском камерном театре; кроме того, создал русскую труппу (антрепризу), с которой подготовил четыре спектакля. В 2012 году в беседе с Дмитрием Гордоном продюсер Марк Рудинштейн рассказал[13]:
…эмигрировав в Израиль, Козаков тут же написал книгу, где заявил: он уехал, когда в России наступило время Рудинштейнов, Ярмольников и Кобзонов. Потом, в трудное для себя время, Миша приехал обратно, героически сообщив, что бросил Израиль, и позвонил, извинялся.
В 1996 году артист вернулся в Россию и организовал собственную труппу под названием «Русская антреприза Михаила Козакова».
До 2010 года Михаил Козаков выступал с моноспектаклями (один из таких моноспектаклей — «Пушкин и о нём») и в роли чтеца (в частности, записал компакт-диск) и со стихотворными произведениями И. А. Бродского и А. А. Ахматовой.
В 2010 году у актёра был диагностирован рак лёгких в неоперабельной форме. Лечение проводилось в Израиле в клинике Тель-ха-Шомер[14]. 22 апреля 2011 года Михаил Козаков скончался после продолжительной болезни. Ранее СМИ сообщали, что 76-летний артист находился в клинике израильского города Рамат-Ган близ Тель-Авива[15]. Незадолго до кончины артист приобрёл участок на Введенском кладбище, где покоится его отец и где, согласно завещанию, актёр похоронен[16]. Художественный руководитель театра «Ленком» Марк Захаров так сказал о М. М. Козакове[17]:
Это был очень красивый и очень своеобразный человек, который прожил красивую, очень непростую, иногда путанную, иногда странную, необъяснимую жизнь. Потому что метания между Израилем и Россией, конечно, они не прибавляли ни здоровья, ни сил творческих, ни вдохновений. Но, тем не менее, такая трагическая, но вместе с тем счастливая судьба была уготована этому красивому, прекрасному, очень одарённому человеку.
Семья
Жёны:
- Грета Антоновна Таар (род. 1934; в 1955—1965 годах), соученица по «Петришуле», костюмер на «Мосфильме»;
- дочь Катерина (род. 1957), филолог
- внучки Дарья (род. 1980) и Полина (род. 1991);
- сын Кирилл (род. 1962), киноактёр;
- внук Антон (живёт в Нью-Джерси)
- внучка Мария (от Алёны Яковлевой)
- дочь Катерина (род. 1957), филолог
- Медея Берелашвили (в 1968—1971 годах), художник-реставратор;
- дочь Манана (род. 1969), выпускница Щукинского училища, актриса Тбилисского академического театра имени Котэ Марджанишвили;
- внучка — Тинатин Цуладзе (род. 1995).
- дочь Манана (род. 1969), выпускница Щукинского училища, актриса Тбилисского академического театра имени Котэ Марджанишвили;
- Регина Соломоновна (урожд. Быкова; род. 1940; брак в 1971—1988 годах), переводчица поэзии и прозы с английского языка на русский и с русского языка на английский, литератор, с 1988 года живёт в Нью-Йорке.
- Анна Исаевна Ямпольская (род. 1959, Кишинёв[K 5]; в 1988—2003 годах), выпускница ГИТИСа, актриса и театральный продюсер;
- сын Михаил (род. 1988)
- дочь Зоя (род. 1995)
- Надежда Седова (род. 1981, Нижний Новгород; в 2006—2010 годах), историк[18].
Творчество
Театр
Роли в театре
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Школьный драмкружок
- 1951 — «Ревизор» Н. В. Гоголя — Хлестаков
Школа-студия МХАТ
- 1954 — «Ночь ошибок» О. Голдсмита, реж. В. Я. Станицын
- 1954 — «Два труса» Эжена Лабиша, реж. А. М. Комиссаров — Жених
- 1956 — «Как важно быть серьёзным» Оскара Уайльда — Альджерон
- 1956 — «Глубокая разведка» А. Крона, режиссёры В. П. Марков, Олег Ефремов — Мехти-ага Рустамбейли
МХАТ
- 1954 — «Лермонтов» Б. Лавренёва, реж. В. Я. Станицын, И. М. Раевский
- 1955 — «В добрый час!» В. Розова, реж. И. М. Раевский.
- 1971 — «Валентин и Валентина» Михаила Рощина, реж. О. Н. Ефремов — Гусев
- 1971 — «Обратный счёт» Александра Гельмана, реж. Олег Ефремов — Оппенгеймер
- 1971 — «Идеальный муж» О. Уайльда, реж. В. Станицын Лорд Горинг
Театр им. Маяковского
- 1956, 25 ноября — «Гамлет» У. Шекспира, пер. М. Л. Лозинского, реж. Н. П. Охлопков — Гамлет (ввод)
- 1956, 27 декабря — «Гостиница „Астория“» А. Штейна, реж. Н. П. Охлопков — Лейтенант
- 1956 — «Аристократы» Н. Погодина, реж. Н. П. Охлопков (возобновление) — Слуга сцены
- 1957 — «Человек в отставке» Анатолия Софронова, реж. В. Ф. Дудин — Виктор Медный
- 1957 — «Походный марш» А. Галича, реж. В. Ф. Дудин
- 1958 — «Кресло № 16» Д. Угрюмова, реж. Б. Н. Толмазов — Паша Самоцветов
- 1958 — «Маленькая студентка» Н. Погодина, реж. Б. Н. Толмазов — — Лев Порошин
- 1959 — «День остановить нельзя» по киносценарию А. В. Спешнева, реж. Н. П. Охлопков, А. В. Кашкин — — Жак Ру, лётчик
Московский театр «Современник»
- 1959 — «Взломщики тишины» О. Скачкова, режиссёр Сергей Микаэлян
- 1959 — «Никто» Э. Де Филиппо, режиссёр Анатолий Эфрос — Винченцо (ввод)
- 1960 — «Вечно живые» Виктора Розова, режиссёр Олег Ефремов (2-я редакция) — Марк
- 1960 — «Голый король» Е. Шварца, режиссёр М. Микаэлян, О. Ефремов — Камергер
- 1961 — «Четвёртый» К. Симонова, режиссёр О. Ефремов — Он
- 1962 — «Двое на качелях» У. Гибсона, режиссёр Галина Волчек — Джерри
- 1963 — «Без креста», по мотивам повести Владимира Тендрякова «Чудотворная», режиссёры О. Ефремов, Г. Волчек
- 1964 — «Сирано де Бержерак» Э. Ростана, режиссёры Олег Ефремов и Игорь Кваша — Сирано
- 1965 — «Всегда в продаже» — Женя Кисточкин В. П. Аксёнова, режиссёр Олег Ефремов
- 1966 — «Обыкновенная история», инсценировка Виктора Розова по роману И. А. Гончарова, режиссёр Г. Волчек — Адуев-старший
- 1967 — «Баллада о невесёлом кабачке» Э. Олби по роману Карсон Маккалерс, реж. Эйви Эрлендссон (Исландия) — Автор
- 1967 — «Декабристы» Л. Зорина, режиссёр О. Ефремов — Александр I
- 1967 — «Народовольцы» А. Свободина, режиссёр О. Ефремов — Лорис-Меликов
- 1967 — «Большевики» М. Шатрова, режиссёры О. Ефремов, Г. Волчек — Стеклов
- 1968 — «На дне» А. М. Горького, режиссёр Г. Волчек — Актёр
- 1968 — «Мастера» Рачо Стоянова, режиссёр Вили Цанков (Болгария) — Мастер Живко
Московский драматический театр на Малой Бронной
- 1973 — «Дон Жуан» Мольера, реж. Анатолий Эфрос — Дон-Жуан[19]
- 1975 — «Женитьба» Н. В. Гоголя, реж. А. Эфрос — Кочкарёв
- 1977— «Месяц в деревне» И. С. Тургенева, реж. А. Эфрос — Ракитин
- 1979 — «Дорога» В. Балясного по поэме «Мёртвые души» и письмам Н. В. Гоголя, реж. А. Эфрос — Автор[20].
Театр им. Ленинского комсомола
- 1986, 13 июня — «Гамлет» У. Шекспира, реж. Глеб Панфилов — Полоний
Камерный театр, Тель-Авив
- 1991 — «Чайка» А. П. Чехова (на иврите) — Тригорин
- 1992 — «Любовник» Г. Пинтера (на иврите) — Ричард
Русская антреприза Михаила Козакова
- 1992 — «Возможная встреча» П. Барца — Гендель
- 1994 — «Чествование» Б. Слэйда — Скотти Темплтон
- 1996 — «Невероятный сеанс» Н. Кауарда «Неугомонный Дух[en]», перевод М. Мишина — Чарльз
- 1998 — «Цветок смеющийся» Н. Кауарда, перевод М. Мишина — Гарри Эсендайн
- 2005 — «Мне снился сон…», музыкально-поэтический спектакль на стихи Давида Самойлова (совместно с Анастасией Модестовой)
Театр имени В. Ф. Комиссаржевской, СПб.
- 1999 — «Чествование» Б. Слэйда — Скотти Темплтон
Театр имени Моссовета
- 1999 — «Венецианский купец» У. Шекспира, реж. Андрей Житинкин — Шейлок[21]
- 2003 — «Король Лир» У. Шекспира, реж. Павел Хомский — Лир[22]
Театральный центр "Инновация"
2007 — "Любовь по системе Станиславского" Роми Вальги — Черномазов-старший
Режиссёр
|
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
- 1992 — «Любовник», по пьесе Гарольда Пинтера
- Русская антреприза Михаила Козакова
- 1992 — «Возможная встреча», по пьесе Пауля Барца
- 1994 — «Чествование», по пьесе Бернарда Слэйда
- 1996 — «Невероятный сеанс», по пьесе Ноэла Кауарда «Неугомонный Дух[en]» (перевод Михаила Мишина)
- 1998, 10 февраля[23] — «Паола и львы, или Сублимация любви в стиле dell’arte», по пьесе Альдо де Бенедетти (перевод Тамары Скуй)
- 1998 — «Цветок смеющийся», по пьесе Ноэла Кауарда (перевод Михаила Мишина)
- 2005 — «Мне снился сон…», музыкально-поэтический спектакль на стихи Давида Самойлова
- 1999 — «Чествование», по пьесе Бернарда Слэйда — совместно с Иваном Краско
- Московский театр «Школа современной пьесы»
- 2007 — «Ниоткуда с любовью», по произведениям Иосифа Бродского — совместно с Владимиром Качаном
Театральный центр "Инновация"
- 2007 — "Любовь по системе Станиславского", по пьесе Роми Вальги
- 2008 — «Цветок смеющийся», по пьесе Ноэла Кауарда (перевод Михаила Мишина)
Фильмография
Актёрские работы
Режиссёрские работы
- 1974 — «Ночь ошибок» (телеспектакль)
- 1978 — «Безымянная звезда»
- 1982 — «Покровские ворота»
- 1982 — «Попечители» (телеспектакль)
- 1983 — «Если верить Лопотухину»
- 1984 — Сцены из трагедии «Фауст» — режиссёр, автор сценария, исполнитель главной роли.<Возможно, 1986 — требуется уточнить>
- 1985 — Сцены из драмы «Маскарад» (телеспектакль по мотивам драмы М. Ю. Лермонтова «Маскарад»)
- 1988 — «И свет во тьме светит»
- 1989 — «А это случилось в Виши» (фильм-спектакль)
- 1989 — «Визит дамы» — режиссёр, автор сценария.
- 1991 — «Тень, или Может быть, всё обойдётся»
- 1999 — «Ужин в четыре руки»
- 1999 — «Чествование»
- 2000 — Дуэт для голоса и саксофона (поэзия Иосифа Бродского) (телеверсия музыкально-поэтического спектакля, Русская антреприза Михаила Козакова)
- 2002 — «Джокеръ»
- 2004 — «Медная бабушка»
- 2004 — «Играем Шекспира»
- 2006 — «Очарование зла»
Сценарные работы
- 1982 — «Попечители» (телеспектакль)
- 1985 — Сцены из драмы «Маскарад» (телеспектакль по мотивам драмы М. Ю. Лермонтова «Маскарад»)
- 1988 — «И свет во тьме светит»
- 1989 — «А это случилось в Виши» (фильм-спектакль)
- 1989 — «Визит дамы»
- 1991 — «Тень, или Может быть, всё обойдётся»
- 1999 — «Ужин в четыре руки»
- 2004 — «Играем Шекспира»
- 2007 — «Любовь по системе Станиславского»
Озвучивание
- 1973 — Три орешка для Золушки — Король
- 1975 — Мук-скороход — Падишах
- 1976 — Осьминожки — текст от автора (в титрах ошибочно указан как Михаил Казаков)
- 1976 — 38 попугаев — Слонёнок
- 1977 — Бабушка удава — Слонёнок
- 1977 — Как лечить удава — Слонёнок
- 1977 — Куда идёт слонёнок — Слонёнок
- 1978 — А вдруг получится! — Слонёнок
- 1978 — Дождь — мануфактур-советник Гарри Пых
- 1978 — Привет мартышке — Слонёнок
- 1979 — Зарядка для хвоста — Слонёнок
- 1979 — Завтра будет завтра — Слонёнок
- 1979 — Д’Артаньян и три мушкетёра (х/ф) — Кардинал Ришельё (роль Александра Трофимова)
- 1982 — Ушастик и его друзья. Серия «Таинственная пропажа» — Ворона
- 1984 — А в этой сказке было так… — Кащей Бессмертный
- 1985 — Великое закрытие — Слонёнок
- 1985 — Загадка Сфинкса — текст от автора
- 1986 — Легенда о Сальери — Сальери
- 1991 — Ненаглядное пособие — Слонёнок
- 2007 — Рататуй (м/ф) — Антуан Эго.
Дискография
- 1974 — «О время, погоди!» (стихотворения Ф. Тютчева читают М. Козаков и Б. Ахмадулина)
- 1977 — «Ленгстон Хьюз. Чёрные блюзы. Читает Михаил Козаков» (моноспектакль, Мелодия)
- 1985 — «Гамлет. Тема и вариации. Читает М. Козаков» (моноспектакль, Мелодия)
- 1988 — «Остановка в пустыне», стихотворения И. Бродского читает М. Козаков (Мелодия, С40 27455 007)
- 2004 — «Любовь моя, Одесса». Музыкально-поэтическая композиция по текстам И. Бабеля и стихам А. Пушкина, И. Бродского, О. Мандельштама. Песни исполняют Лариса Долина и Михаил Козаков. Музыкальное сопровождение — квартет Игоря Бутмана.
- 2004—2005 — «Барышня-крестьянка. Выстрел. Пиковая дама. Читает Михаил Козаков»
- 2005 — «Евангелие от Мастера. Читает Михаил Козаков» (Моноспектакль по «роману в романе» «Мастер и Маргарита»)
- 2006 — «Мой Бродский. Избранное. Читает Михаил Козаков»
- 2009 — «Леопольд Эпштейн. Стихи. Читает Михаил Козаков»
Признание и награды
- Заслуженный артист РСФСР (1969)
- Народный артист РСФСР (1980)
- Государственная премия СССР (1967) — за исполнение роли Петра Ивановича Адуева в спектакле «Обыкновенная история» И. А. Гончарова
- Государственная премия РСФСР имени братьев Васильевых (1983) — за исполнение роли Ф. Э. Дзержинского в фильме «20-е декабря»
- две премии КГБ СССР (1980, 1981)
- Царскосельская художественная премия (1997)
- премия «ТЭФИ» (2000) — за лучший телевизионный художественный игровой фильм «Ужин в четыре руки»
- премия «ТЭФИ» (2005) — за фильм «Играем Шекспира»
- 18 февраля 2010 года Президент России Дмитрий Медведев подписал указ о награждении орденом Почёта актёра и режиссёра Михаила Козакова[24]. Козаков удостоен награды «за заслуги в развитии отечественной культуры и искусства, многолетнюю плодотворную деятельность»
Напишите отзыв о статье "Козаков, Михаил Михайлович"
Примечания
- ↑ М. М. Козаков: «Я гражданин и России, и Израиля. А может быть завтра стану гражданином Америки или Канады, если Америка и Канада захотят и я захочу. А послезавтра я могу уехать жить и работать, к примеру, в Улан-Удэ, если захочу. И если это не противозаконно. Ибо есть закон и совесть. А совесть есть Бог… »[1]
- ↑ Одесские Параскевы, из которых происходила бабушка артиста, — в прошлом одно из самых известных греческих купеческих семейств города[7]
- ↑ Всесоюзная студия грамзаписи «Мелодия», 1982, подписное издание.
- ↑ В одном из интервью М. Козаков признался, как нелегко далась ему эта публичная исповедь: Я не мог больше это носить в себе. Меня съедали эти мои поступки уже сорок лет… Я написал эту вещь одним духом, равно как и предисловие к ней. А сколько я перемучился – один Бог ведает.
— Интервью М. Козакова «Газете», 2002[12]
- ↑ В некоторых источниках — Бельцы.
- ↑ Телеспектакль по мотивам драмы Лермонтова «Маскарад».
- ↑ Телеспектакль по пьесе Артура Миллера.
- ↑ Поэзия Иосифа Бродского, телеверсия музыкально-поэтического спектакля Русской антрепризы Михаила Козакова).
- ↑ Озвучил сын актёра — Кирилл Козаков.
- Источники
- ↑ Мазурова C. [www.vsp.ru/social/1997/04/05/330355 Михаил Козаков: «Лучше рекламировать кофе, чем сниматься в плохой картине»]. «Восточно-Сибирская правда». vsp.ru (5 апреля 1997). Проверено 12 октября 2012. [www.webcitation.org/6G0K68SD0 Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
- ↑ [cursorinfo.co.il/news/novosti/2011/04/22/kazakov/ В Израиле скончался Михаил Казаков]. cursorinfo.co.il (22 апреля 2011). Проверено 18 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0K8hBX4 Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
- ↑ Трофименков М. [www.kommersant.ru/doc/1628165 Испанский гранд советской эпохи: Умер Михаил Козаков]. Коммерсант, №72(4613). kommersant.ru (23 апреля 2011). Проверено 18 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0KIP9KF Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
- ↑ [lenta.ru/news/2011/04/22/kozakov Умер Михаил Козаков]. lenta.ru (22 апреля 2011). Проверено 18 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0KOAfNd Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
- ↑ [РИАНовости.рф/culture/20110422/367279575.html Умер актёр Михаил Козаков]. РИАНовости.рф (22 апреля 2011). Проверено 18 апреля 2013.
- ↑ Альфред Грибер. [alfred-griber.livejournal.com/122487.html Михаил Иммануилович Казаков]. О жизни, о людях и о себе (22 августа 2009). Проверено 10 октября 2012. [www.webcitation.org/6BTiiVkaZ Архивировано из первоисточника 17 октября 2012].
- ↑ [wayback.archive.org/web/20100228032700/www.sergekot.com/francuzskij-bulvar-chetnaya-storona-ii/ Французский бульвар, 42 (Об одесской семье Параскевопуло)]. sergekot.com; archive.org. Проверено 18 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0KP8pgh Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
- ↑ [www.kmay.ru/sample_pers.phtml?n=4635 Зоя Александровна Гацкевич (Никитина), 1902—1973, литературный редактор, выпускница 1919 г.]. Персоны. Общество друзей школы Карла Мая. Проверено 10 октября 2012. [www.webcitation.org/6BTijVzKD Архивировано из первоисточника 17 октября 2012].
- ↑ [www.tvc.ru/ShowNewsPRN.aspx?id=a5526972-e619-4252-bcd6-6aeb6da4fa21 Москва простится с актёром и режиссёром, народным артистом России Михаилом Козаковым]. «ТВ Центр-Москва» (27 апреля 2011). Проверено 10 октября 2012. [www.webcitation.org/6BTikU25n Архивировано из первоисточника 17 октября 2012].
- ↑ Козаков, 1996, Глава «Мне Брамса сыграют…».
- ↑ [www.newsru.com/cinema/02aug2002/kozakov.html Новости NEWSru.com :: Михаил Козаков признался, что был агентом КГБ]
- ↑ М. Козаков — «Газете», 2002.
- ↑ [www.bulvar.com.ua/arch/2012/20/4fb400c0eb829/ Кинопродюсер Марк Рудинштейн: «Когда мы играли с Зюгановым в бильярд…»]. Бульвар Гордона, №20(368). bulvar.com.ua (15 мая 2012). Проверено 18 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0KPnxO7 Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
- ↑ Плешакова А. [www.kp.ru/daily/25632.4/797154/ Михаил Козаков: «Я болен. Я устал…»]. Комсомольская правда. kp.ru (3 февраля 2011). Проверено 18 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0KSBLy3 Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
- ↑ [www.echo.msk.ru/news/768458-echo.html Известный актёр и режиссёр Михаил Козаков скончался после продолжительной болезни]. Эхо Москвы (22 апреля 2011). Проверено 22 апреля 2011. [www.webcitation.org/65JEuzdbi Архивировано из первоисточника 9 февраля 2012].
- ↑ Зверева Е. [newsliga.ru/index.php?nma=news&fla=stat&nums=16069 Михаил Казаков перед смертью приобрел себе участок на Введенском кладбище]. newsliga.ru (23 апреля 2012). Проверено 18 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0KWfw0U Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
- ↑ [www.tvc.ru/AllNews.aspx?id=c819cccb-3e13-4245-ac09-e422196aeb8d&date=22.04.2011 На 77-м году жизни скончался российский актёр и режиссёр Михаил Козаков]. «ТВ Центр-Москва» (22 апреля 2011). Проверено 10 октября 2012. [www.webcitation.org/6BTikxMRV Архивировано из первоисточника 17 октября 2012].
- ↑ Ремизова М. [www.kp.ru/daily/24575.3/745650/ … Надежда Седова: «Я буду бороться за своего мужа!»]. kp.ru (14 октября 2010). Проверено 18 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0KaqPvg Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
- ↑ [wayback.archive.org/web/20041107144852/www.levdurov.ru/show_arhive.php?year=2003&month=9&id=303 Ж. Б. Мольер. «Дон Жуан»: программка спектакля]. levdurov.ru; archive.org. Проверено 18 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0KeHQHT Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
- ↑ [www.levdurov.ru/show_arhive.php?year=2003&month=9&id=305 В. Балясный. «Дорога» (программка спектакля)]. Официальный сайт народного артиста Льва Дурова. Проверено 10 октября 2012. [www.webcitation.org/6BTimLnZS Архивировано из первоисточника 17 октября 2012].
- ↑ Давыдова М. [www.smotr.ru/pressa/rec/mossovet_vc.htm Еврейское счастье («Венецианский купец» в Театре Моссовета)]. smotr.ru (30 ноября 1999). Проверено 18 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0Kez8OX Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
- ↑ Александр Соколянский, Наталия Каминская, Елена Ямпольская. [www.smotr.ru/2002/2002_mos_lir.htm Король Лир. Театр им. Моссовета. Пресса о спектакле]. Театральный смотритель (29 апреля 2003). Проверено 10 октября 2012. [www.webcitation.org/6BTinKaMR Архивировано из первоисточника 17 октября 2012].
- ↑ М. Х. [www.theatre.ru/review/kozakov.html Наша краткая рецензия на спектакль проектного театра «Русская антреприза Михаила Козакова»]. Страницы московской театральной жизни. Театр.ру. Проверено 10 октября 2012. [www.webcitation.org/6BTio7p7x Архивировано из первоисточника 17 октября 2012].
- ↑ [ria.ru/culture/20100218/209765781.html Президент России Дмитрий Медведев наградил Михаила Козакова орденом Почёта]. ria.ru (18 февраля 2010). Проверено 18 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0KffEPc Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
Библиография
|
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
- Козаков М. Фрагменты: [Две памятные фотографии; Фрагменты из книги «Рисунки на песке»: Охлопков-56, Дети 56-го, Расставания, «Что делать нам с бессмертными стихами»] / Рецензент А. М. Смелянский. — М.: Искусство, 1989. — 351 с. — ISBN 5-210-00342-6.
- Козаков М. М. Актёрская книга: Ч. 1. Рисунки на песке; Ч. 2. Третий звонок. — М.: Вагриус, 1996. — 430 с. — (Мой XX век). — ISBN 5-7027-0350-2.
- Козаков-средний, Михаил [Козаков М. М.]. Мой отец — Михаил-старший; О друзьях — актёрах и поэтах: Незадолго: Павел Луспекаев, Годовщина: Олег Даль, О поэтах и поэзии // Три-Михаила-Три / Сост. Е. Е. Зайцева. М.: Рутена, 1999. С. 3—26, 431—502. — ISBN 5-8261-0004-4
- Козаков М. М. Актёрская книга: [В 2 т.]. Т. 1. Рисунки на песке. М.: АСТ; Зебра Е, 2006. — 768 с. — ISBN 5-17-040055-1. — ISBN 5-17-013797-4. — ISBN 5-94663-361-9. — ISBN 5-94663-360-0
- Козаков М. М. Актёрская книга: [В 2 т.]. Т. 2. Третий звонок. М.: АСТ; Зебра Е, 2007. — 624 с. — ISBN 5-17-040056-X. — ISBN 5-17-013797-4. — ISBN 5-94663-362-7. — ISBN 5-94663-360-0. — [www.itogi.ru/pda/archive/2007/4/28785.html рецензия М. Седых]
Литература
- Ильина М. Михаил Козаков // Актёры советского кино. Л.: Искусство, 1970. Вып. 6. С. 129—141.
- Тадэ Э. С. Михаил Козаков. — М.: Искусство, 1977. — 160, [32] с. — (Мастера советского театра и кино).
- Касьянова Л. Грядут перемены: [Михаил Козаков] // Мой любимый актёр: Писатели, режиссёры, публицисты об актёрах кино: [сб.] / Сост. Л. И. Касьянова. М.: Искусство, 1988. С. 245—260.
- Поюровский Б. Михаил Козаков // Мастера художественного слова. М.: Искусство, 1988. Вып. 2. С.77—90.
- Макаров, Павел. Михаил Козаков: «Я всегда говорю то, что думаю» // Макаров, Павел. Персоны: Звёздное досье. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1999. С.169—181. — ISBN 5-224-00213-3, ISBN 5-224-00214-1
Ссылки
- Игорь BIN. [rusactors.ru/k/kozakov_m/index.shtml Козаков Михаил Михайлович]. Актёры советского и российского кино. Проверено 12 октября 2012. [www.webcitation.org/6BTiojXSM Архивировано из первоисточника 17 октября 2012].
- Козаков, Михаил — статья в Лентапедии. 2012 год.
- Соломонов А. [www.smotr.ru/inter/inter_gzt_koz.htm «Моя грудь чиста перед народом»: Михаил Козаков — «Газете»]. «Газета». smotr.ru (2 августа 2002). Проверено 18 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0KkAxR5 Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
- [5-tv.ru/programs/broadcast/504779/ Михаил Козаков]. Встречи на Моховой. Пятый канал (25 апреля 2010). — Михаил Козаков в телевизионной программе «Встречи на Моховой» (видео). Проверено 12 октября 2012. [www.webcitation.org/6BTiqC2Fg Архивировано из первоисточника 17 октября 2012].
- [ruskino.ru/art/226 Михаил Козаков (актёр, режиссёр, сценарист, озвучание)]. Ruskino.ru. Проверено 12 октября 2012. [www.webcitation.org/6BTjAc5D8 Архивировано из первоисточника 17 октября 2012].
- Захаров Н. В., Гайдин Б. Н. [world-shake.ru/ru/Encyclopaedia/4246.html Козаков Михаил Михайлович]. Электронная энциклопедия «Мир Шекспира» (2011). Проверено 12 октября 2012. [www.webcitation.org/6BTjDFdli Архивировано из первоисточника 17 октября 2012].
- Айзенштат Лев. [www.narodknigi.ru/journals/39/kozakov_m_e_kozakov_m_m_tri_mikhaila_tri_kozakov_m_e_izbrannoe/ Три-Михаила-Три Козаковы; Михаил Эммануилович Козаков. Избранное]. «Народ книги в мире книг» (Еврейское книжное обозрение) (июнь 2002). — Рецензия на книгу «Три-Михаила-Три Козаковы». Проверено 12 октября 2012. [www.webcitation.org/6BTjEVuxb Архивировано из первоисточника 17 октября 2012].
- [www.itar-tass.com/c112/126792.html Козаков Михаил Михайлович]. ИТАР-ТАСС (22 апреля 2011). Проверено 12 октября 2012. [www.webcitation.org/6BTjFC8m5 Архивировано из первоисточника 17 октября 2012].
| ||||||
Отрывок, характеризующий Козаков, Михаил Михайлович
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..
Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.
Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.
Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
Он сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым о настоящей войне с выражением человека, который знает вперед, что все будет скверно и что даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо прилизанные височки особенно красноречиво подтверждали это.
Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.
Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Санкт-Петербурге
- Умершие в Рамат-Гане
- Актёры по алфавиту
- Актёры и актрисы Московского художественного театра
- Актёры СССР
- Актёры России
- Актёры Израиля
- Актёры XX века
- Актёры XXI века
- Театральные режиссёры по алфавиту
- Театральные режиссёры СССР
- Театральные режиссёры России
- Театральные режиссёры Израиля
- Театральные режиссёры XX века
- Кинорежиссёры по алфавиту
- Кинорежиссёры СССР
- Кинорежиссёры России
- Кинорежиссёры XX века
- Сценаристы по алфавиту
- Сценаристы СССР
- Сценаристы России
- Сценаристы XX века
- Сценаристы XXI века
- Кавалеры ордена Почёта
- Народные артисты РСФСР
- Заслуженные артисты РСФСР
- Лауреаты Государственной премии СССР
- Лауреаты Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых
- Лауреаты премии ТЭФИ
- Похороненные на Введенском кладбище
- Фильмы Михаила Козакова
- Театральные режиссёры XXI века
- Кинорежиссёры XXI века
- Выпускники Школы-студии МХАТ
- Царскосельская художественная премия
- Ученики Петришуле
- Персоналии:Мосфильм
- Козаковы
- Русские эмигранты третьей волны в Израиле
- Вернувшиеся русские эмигранты третьей волны
- Члены Союза кинематографистов СССР
- Актёры озвучивания в СССР
- Актёры озвучивания в России
- Персоналии:Театр им. Моссовета
- Персоналии:Театр Современник
- Умершие от рака лёгкого
