Матусовский, Михаил Львович
Поделись знанием:
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.
Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
(перенаправлено с «Михаил Матусовский»)
| Михаил Львович Матусовский | |||||||||
 | |||||||||
| Род деятельности: | |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Жанр: | |||||||||
| Язык произведений: | |||||||||
| Премии: |
| ||||||||
| Награды: |
| ||||||||
Михаи́л Льво́вич Матусо́вский (10 [23] июля 1915, Луганск — 16 июля 1990, Москва) — советский поэт-песенник. Член ВКП(б) с 1945 года. Кандидат филологических наук.
Содержание
Биография
Михаил Матусовский родился в Луганске в семье фотографа Льва Матусовского и его жены Эсфири Михайловны. Окончил луганскую среднюю школу № 13. Своей первой учительнице Марии Семёновне Тодоровой он посвятит впоследствии стихи «Школьный вальс», ставшие популярной песней[1].
По окончании строительного техникума в Луганске работал на заводе. В это же время начал печатать свои стихи в местных газетах и журналах. В 1939 году окончил Московский институт философии, литературы и истории имени Н. Г. Чернышевского (МИФЛИ). Слушал лекции Н. К. Гудзия и Г. Н. Поспелова, А. А. Аникста и А. А. Исбаха, В. Ф. Асмуса и Ю. М. Соколова. В том же, 1939 году он стал членом Союза писателей СССР.
После окончания МИФЛИ Матусовский продолжил обучение в аспирантуре по кафедре древнерусской литературы, где под научным руководством Н. К. Гудзия он подготовил кандидатскую диссертацию по теме «Очерки поэтического стиля древнерусских воинских повестей периода татарского нашествия на Русь». Однако на защиту диссертации, назначенную на 27 июня 1941 года, соискатель не явился: началась Великая Отечественная война, и он, получив удостоверение военного корреспондента, был уже на фронте. Профессор Гудзий настоял на том, чтобы защита прошла в отсутствие соискателя. Через несколько дней находившийся на фронте Матусовский получил телеграмму о присвоении ему степени кандидата филологических наук[2][3].
В годы Великой Отечественной войны Матусовский работал военным корреспондентом в газетах Западного, Северо-Западного, Второго Белорусского фронтов. Во фронтовых газетах систематически появлялись стихотворные фельетоны и частушки Матусовского. Первая его песня «Вернулся я на родину», созданная совместно с композитором М. Г. Фрадкиным, прозвучала сразу же после окончания войны[3].
Во время войны вышли сборники стихов: «Фронт» (1942), «Когда шумит Ильмень-озеро» (1944); в послевоенные годы — сборники и книги стихов и песен: «Слушая Москву» (1948), «Улица мира» (1951), «Всё, что мне дорого» (1957), «Стихи остаются в строю» (1958), «Подмосковные вечера» (1960), «Как поживаешь, Земля» (1963), «Не забывай» (1964), «Тень человека. Книга стихотворений о Хиросиме, о её борьбе и её страданиях, о её людях и её камнях» (1968), «Это было недавно, это было давно» (1970), «Суть: стихи и поэмы» (1979), «Избранные произведения в двух томах» (1982), «Семейный альбом» (1983) и многие другие.
Память
Памятник Матусовскому установлен в Луганске на Красной площади возле ЛГАКИ. Межрегиональным союзом писателей учреждена литературная премия им. Михаила Матусовского, предназначенная для русскоязычных поэтов.
|
Поэт М. Л. Матусовский изображен на первой почтовой марке ЛНР[4].
В честь поэта назван астероид главного пояса (2295) Матусовский, открытый 19 августа 1977 года советским астрономом Н. С. Черных в Крымской астрофизической обсерватории.
Награды и премии
- Государственная премия СССР в области литературы (1977) с формулировкой: «за стихи последних лет»;
- орден Октябрьской Революции;
- два ордена Отечественной войны I степени (5.6.1945; 6.4.1985);
- два ордена Трудового Красного Знамени;
- орден Красной Звезды (29.4.1942);
- медали.
Сочинения
Поэзия
- Луганчане: Книга стихов и прозы. М., Сов. писатель, 1939
- Моя родословная. М., Сов. писатель,1940
- Фронт: Книга стихов. М., Сов. писатель,1942
- Песня об Айдогды Тахирове и его друге Андрее Савушкине. Ашхабад, 1943
- Когда шумит Ильмень-озеро: Стихи. М., 1944
- Стихи. М., Правда, 1946
- Слушая Москву: Стихи. М., Моск. рабочий,1948
- Улица мира: Стихи. М., Сов. писатель, 1951
- Всё, что мне дорого: Стихи и песни. М., 1957
- Стихи остаются в строю. М.. 1958
- Подмосковные вечера: Стихи и песни. М., Детгиз,1960
- Как поживаешь, Земля: Книга стиха и песен. М., 1963
- Не забывай: Песни. М., Воениздат,1964
- Тень человека: Книга стихотворений о Хиросиме, о её борьбе и её страданиях, о её людях и её камнях. М., 1968
- Это было недавно, это было давно: Стихи. М., 1970
- Суть: Стихи и поэмы. М., Сов. писатель, 1979
- Избранные произведения: В 2 томах М., 1982
- Семейный альбом. М., Сов. писатель, 1983
- Стихотворения. Песни. М., 1986
- Строки из горячего тонира. Ереван, 1988
- Горечь. М., 1992
Популярные песни на стихи М. Матусовского
- «А туман на луга ложится» (муз. В. Баснера) — исп. Эдуард Хиль
- «Ах, какие сегодня зарницы» (муз. В. Баснера) — исп. Эдуард Хиль
- «Баллада о солдате» (муз. В. Соловьёва-Седого) — исп. Сергей Захаров, Эдуард Хиль
- «Баллада о фронтовом кинооператоре» (муз. В. Баснера) — исп. Герман Орлов
- «Берёзовый сок» (муз. В. Баснера) — исп. Леонид Борткевич (ВИА «Песняры»)
- «Была судьба» (муз. В. Баснера) — исп. Галина Ковалёва, Эдуард Хиль, Любовь Исаева
- «В дни войны» (муз. А. Петрова) из к/ф «Батальоны просят огня» — исп. Николай Караченцов
- «В этот праздничный час» (муз. И. Дунаевского) — исп. Любовь Казарновская
- «Вернулся я на Родину» (муз. М. Фрадкина) — исп. Юрий Богатиков
- «Вечер вальса» (муз. И. Дунаевского) — исп. Георгий Виноградов
- «Вместе весело шагать» (муз. В. Шаинского) — исп. Большой Детский хор Гостелерадио п/у Виктора Попова
- «Вологда» (муз. Б. Мокроусова) — наиболее известна в исполнении Анатолия Кашепарова (ВИА «Песняры», 1976). Написана в 1956 году, первый исполнитель — Владимир Нечаев, позже передана авторами для спектакля «Белые облака» (Малый театр, 1966, реж. Е. Р. Симонов, исполнитель — Михаил Новохижин[5])
- «Грузовичок — фронтовичок» (муз. В. Баснера) — исп. Лев Барашков
- «Дорожная песенка» (муз. В. Баснера) — исп. Эдуард Хиль
- «И только потому мы победим» (муз. В. Баснера) — исп. Иосиф Кобзон, Эдуард Хиль
- «Идёт влюблённый человек» (муз. О. Фельцмана) — исп. Георг Отс
- «Идёт рабочий класс» (муз. В. Баснера) — исп. Академический Большой хор Гостелерадио
- Из к/ф Испытание верности (муз. И. Дунаевского)
- «Как, скажи, тебя зовут» (1974) (муз. В. Баснера) — исп. Эдуард Хиль
- «Крейсер „Аврора“» (муз. В. Шаинского) из м/ф «Аврора»(реж. Р. Качанов) — исп. Большой Детский хор Гостелерадио п/у Виктора Попова
- «Крестики — нолики» (муз. В. Баснера) — исп. Таисия Калинченко и Эдуард Хиль
- «Летите, голуби, летите…» (муз. И. Дунаевского) — исп. Большой Детский хор Гостелерадио
- «Лодочка» (муз. Т. Хренникова) — исп. Валентина Толкунова
- «Махнём не глядя» (муз. В. Баснера) — исп. Виталий Копылов
- «Мне вспомнились снова» (муз. В. Баснера) — исп. Павел Кравецкий
- «Московские окна» (муз. Т. Хренникова) — исп. Иосиф Кобзон
- «Моя родимая земля» (муз. В. Баснера) — исп. Павел Кравецкий
- «Мы дети военной поры» (муз. В. Баснера) — исп. Детский хор Ленинградского Радио и ТВ
- «На безымянной высоте» (на музыку Вениамина Баснера) из к/ф «Тишина» (реж. В. Басов) — исп. Юрий Гуляев, Лев Барашков, Юрий Богатиков, Эдуард Хиль.
- «Не ищите ландышей в месяце апреле» (муз. В. Баснера) — исп. Людмила Сенчина
- «Незабытая песня» (муз. М. Блантера) — исп. Юрий Гуляев, Алибек Днишев
- «Ночь за стеной» (муз. В. Баснера) из к/ф «Возвращение к жизни»
- «Ну почему ко мне ты равнодушна» (муз. В. Шаинского) из к/ф «И снова Анискин» — исп. Андрей Миронов
- «О „Шарике“ родном» (муз. С. Каца) — исп. Виктор Селиванов
- «Один на один» (муз. В. Баснера) из к/ф «3 % риска» — исп. Александр Хочинский
- «Песня о гудке» (муз. Э. Колмановского)
- «Песня о дружбе» или «Верные друзья» (муз. Т. Хренникова) из к/ф «Верные друзья» — исп. Александр Борисов, Василий Меркурьев и Борис Чирков
- «Песня парка»[6]
- «Пилот не может не летать» (муз. В. Баснера) — исп. Эдуард Хиль
- «Пишите нам, подружки» (муз. И. Дунаевского) — исп. М. Киселёв
- «Пограничная застава» (муз. В. Баснера) — исп. Эдуард Хиль
- «Подмосковные вечера» (на музыку Василия Соловьёва-Седого) — исп. Владимир Трошин
- «Позывные» (муз. В. Шаинского) из к/ф «И снова Анискин» — исп. Иосиф Кобзон
- «Поле Куликово» (муз. Т. Хренникова) — исп. Иосиф Кобзон
- «Поручение» (муз. И. Дунаевского)
- «Прощайте, голуби» (муз. М. Фрадкина) — исп. В. Толкунова и группа БДХ Гостелерадио
- «Романс Лапина» или «Что так сердце растревожено» (муз. Т. Хренникова) из к/ф «Верные друзья» — исп. Александр Борисов
- «С чего начинается Родина» (муз. В. Баснера) из к/ф «Щит и меч» (реж. В. Басов) — исп. Марк Бернес
- «Сиреневый туман» (муз. Я. Сашина) — исп. Владимир Маркин
- «Скворцы прилетели» (муз. И. Дунаевского)
- «Солдат — всегда солдат» (муз. В. Соловьёва-Седого) — исп. Краснознамённый ансамбль им. Александрова
- «Старый клён» (муз. А. Пахмутовой) из к/ф «Девчата» — исп. Люсьена Овчинникова и Николай Погодин, Алла Абдалова и Лев Лещенко, Ирина Бржевская и Иосиф Кобзон
- «Та река, где ты родился» (муз. В. Баснера) — исп. Людмила Сенчина и Эдуард Хиль
- «Танго» или «Есть у тебя талант» (муз. В. Баснера) — исп. Андрей Миронов
- «Ты и я» (муз. В. Баснера) — исп. Валентина Толкунова и Леонид Серебренников
- «Хорошие девчата» (муз. А. Пахмутовой) из к/ф «Девчата»
- «Целую ночь соловей нам насвистывал» (муз. В. Баснера) из к/ф «Дни Турбиных» — исп. Людмила Сенчина
- «Чёрное море моё» («…Самое синее в мире, Чёрное море моё…») (муз. О. Фельцмана) — исп. Георг Отс
- «Школьный вальс» («Давно, друзья весёлые, простились мы со школою…») (муз. И. Дунаевского) — исп. В. Бунчиков, М. Пахоменко
- «Это было недавно» (муз. В. Баснер) — исп. Олег Анофриев
Напишите отзыв о статье "Матусовский, Михаил Львович"
Примечания
- ↑ Кертес, Маргарита. [lit.1september.ru/2002/20/7.htm Девять песен Михаила Матусовского]
- ↑ Макеева, Марина. [www.newsvostok.ru/PDF/31_2015.pdf «Нас не надо жалеть…» Поэты уходили на войну с Ростокинского проезда] // Восточный округ. — 2015. — № 31 (120) за 28 августа. — С. 11.
- ↑ 1 2 3 [lgvernissage.org.ua/zemliaki/matus.htm 15 сентября 2007 года в Луганске открыт памятник Михаилу Матусовскому]
- ↑ [www.planetoday.ru/pochta-lnr-vy-pustila-pervuyu-pochtovuyu-marku/ Почта ЛНР выпустила первую почтовую марку]
- ↑ Бирюков, Юрий. [web.archive.org/web/20151112204200/www.pressmon.com/ru/a/ru/1506878/VIJU-ALYE-GROZDYa-RYaBIN «Вижу алые гроздья рябин…»] (Рассказ М. М. Новохижина о создании песни «Вологда») // Вечерняя Москва, 15 сентября 2005
- ↑ Песня была написана ко дню открытия Парка культуры и отдыха имени Горького на родине поэта в Луганске.
Литература
- Хозиева С. И. Русские писатели и поэты: Краткий биографический словарь. — М.: Рипол Классик, 2002. — 576 с. — ISBN 5-7905-1200-3.
Ссылки
- Матусовский Михаил Львович — статья из Большой советской энциклопедии.
- [www.slovopedia.com/2/204/241676.html М. Л. Матусовский в Большом энциклопедическом словаре]
- [www.lechaim.ru/ARHIV/159/profil.htm Стихи Михаила Матусовского в журнале «Лехаим»]
- [www.sovmusic.ru/person.php?idperson=6 Михаил Матусовский на sovmusic.ru]
- [moscow-tombs.ru/1990/matusovsky_ml.htm Могила на Кунцевском кладбище, уч.10]
- [er3ed.qrz.ru/matusovsky.htm Михаил Матусовский. Стихи. Биография. Фото] на сайте [er3ed.qrz.ru/ «Лучшие русские поэты и стихи»]
- [www.pahra.ru/chosen-people/matusovsky/index.htm Матусовский в дачном посёлке «Советский Писатель» ]
- [www.radiopobeda.ru/lit-pobed/poezia-pobed/181-2011-06-30-10-33-17 Михаил Матусовский. Песни на Радио Победы]
- Марина Волкова, Владислав Куликов. [rg.ru/2005/10/06/vologda.html Секрет дома с резным палисадом. Знаменитой песне «Вологда» исполняется тридцать лет // Российская газета, 2005, октябрь]
- [www.pesnyary.com/article.php?id=1805&limit=10 История создания песни «Вологда» (фрагменты из книги воспоминаний солиста ансамбля «Песняры» Владимира Николаева)]
Отрывок, характеризующий Матусовский, Михаил Львович
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.
Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Поэты по алфавиту
- Поэты СССР
- Поэты России XX века
- Лауреаты Государственной премии СССР
- Кавалеры ордена Октябрьской Революции
- Кавалеры ордена Отечественной войны I степени
- Кавалеры ордена Трудового Красного Знамени
- Кавалеры ордена Красной Звезды
- Награждённые медалью «За оборону Москвы»
- Награждённые медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Писатели по алфавиту
- Русские поэты
- Поэты-песенники СССР
- Поэты-песенники России
- Фронтовые корреспонденты Великой Отечественной войны
- Почётные граждане Луганска
- Персоналии:Луганск
- Выпускники Литературного института имени А. М. Горького
- Кандидаты филологических наук
- Члены КПСС
- Члены Союза писателей СССР
- Родившиеся в Екатеринославской губернии
- Похороненные на Кунцевском кладбище
