Саакашвили, Михаил Николозович

Михаил Саакашвили груз. მიხეილ სააკაშვილი укр. Міхеїл Саакашвілі
10-й Председатель Одесской областной государственной администрации
с 30 мая 2015 года
Президент:	Пётр Алексеевич Порошенко
Предшественник:	Игорь Петрович Палица
Советник Президента Украины
с 13 февраля 2015 года
Президент:	Пётр Алексеевич Порошенко
3-й Президент Грузии
20 января 2008 года — 17 ноября 2013 года
Предшественник:	Нино Анзоровна Бурджанадзе (и. о.)
Преемник:	Георгий Теймуразович Маргвелашвили
25 января 2004 года  — 25 ноября 2007 года
Предшественник:	Нино Анзоровна Бурджанадзе (и. о.)
Преемник:	Нино Анзоровна Бурджанадзе (и. о.)
Председатель Законодательного собрания Тбилиси
6-й Министр юстиции Грузии
12 октября 2000 года — 5 сентября 2001 года
Предшественник:	Джони Хецуриани
Преемник:	Роланд Гилигашвили
Вероисповедание:	Православие
Рождение:	21 декабря 1967(1967-12-21) (56 лет) Тбилиси, Грузинская ССР, СССР
Отец:	Николоз Саакашвили
Мать:	Гиули Аласания
Супруга:	Сандра Рулофс
Дети:	сыновья Эдуард и Николоз
Партия:	Единое национальное движение
Образование:	1) Институт международных отношений Киевского университета 2) Колумбийский университет 3) Университет Джорджа Вашингтона 4) Страсбургский университет 5) Академия европейского права во Флоренции 6) Гаагская академия международного права 7) Университет Майами
Профессия:	юрист-международник
Автограф:
Награды:

Михаи́л (Михеи́л) Николозович (Никола́евич) Саакашви́ли (груз. მიხეილ ნიკოლოზის ძე სააკაშვილი [Михеи́л Николо́зис дзе Саакашви́ли], укр. Міхеіл Саакашвілі; род. 21 декабря 1967 года, Тбилиси) — грузинский и украинский государственный и политический деятель. Председатель Одесской областной государственной администрации с 30 мая 2015 года.

Глава наблюдательного совета реформы государственных предприятий Украины с 15 июня 2015 года, советник Президента Украины с 13 февраля 2015 года, председатель Совещательного международного совета реформ Украины с 13 мая 2015 года.

Президент Грузии с 25 января 2004 года по 25 ноября 2007 года и с 20 января 2008 года по 17 ноября 2013 года, председатель партии Единое национальное движение, один из лидеров «Революции роз», в результате которой был отстранён от власти Эдуард Шеварднадзе.

Биография

Происхождение. Детство

Михаил Саакашвили родился 21 декабря 1967 года в Тбилиси.

Отец Николоз Саакашвили — медик по образованию. Ушёл из семьи незадолго до рождения сына или сразу же после него. Мать — Гиули Аласания (1946 г. р.), профессор-историк, специалист по истории средневековой Грузии, тюрколог, председатель общественного союза «Дом дружбы Грузии и Азербайджана», владеет долей во многих образовательных учреждениях Грузии, в том числе в основанном в 1995 году по инициативе премьер-министра Турции Тансу Чиллер Международном черноморском университете.

Впоследствии мать вышла замуж за Зураба Кометиани (1934—2012). Отчим был председателем научного совета Института физиологии имени Бериташвили и написал более 100 научных работ. Воспитанием занимались мать, отчим (профессор-психолог) и дядя по материнской линии Темур Аласания — дипломат, работавший в ООН, бывший полковник КГБ СССР.

Его дед — Михаил Саакашвили, был основателем и ректором медицинского университета. Оба прадеда Михаила по линии матери были репрессированы в 1937 году, но освобождены. Супруга Михаила в своей книге «Исповедь идеалистки» освобождение объясняет тем, что один из них, крупный промышленник, до Октябрьской революции финансировал деятельность Кобы, а прабабушка укрывала его от полиции. Но известно, что была и простая причина: дед Михаила Саакашвили работал в грузинском НКВД при Лаврентии Берия. Прабабушка Михаила Саакашвили Тамара Абашидзе была дочерью бывшего владельца «Чиатурмарганца», предприятия по добыче и обогащению марганцевых руд в городе Чиатура Имеретии, разрабатываемого с 1879 года по инициативе грузинского поэта Акакия Церетели.

У Михаила Саакашвили — единственного сына у матери — есть единокровные братья по линии отца, например, брат Давид.

В юности Михаил Саакашвили увлекался плаванием, музыкой, баскетболом, а также изучал английский и французский языки. В старших классах был заместителем секретаря комитета комсомола школы № 51, где он учился.

От школы до «революции роз»

В 1984 году окончил среднюю школу № 51 Тбилиси с золотой медалью. В 1992 году с отличием окончил факультет международного права института международных отношений Киевского университета имени Тараса Шевченко. По некоторым данным, в 1988 году Саакашвили был исключен из ВЛКСМ и отчислен из университета за распространение диссидентской литературы. Восстановиться в университете он смог только после прохождения в 1989—1990 годах срочной службы в пограничных войсках КГБ СССР. После окончания вуза возвратился в Грузию, где работал юристом-консультантом в Государственном комитете по защите прав человека. Получив грант, отправился в Международный институт прав человека в Страсбурге. Через год, как стипендиат Госдепартамента США, был направлен на обучение в Колумбийский университет (Нью-Йорк), где в 1994 году получил степень магистра права. Учился в Университете Дж. Вашингтона в Вашингтоне, стажировался в Академии европейского права во Флоренции и в Академии международного права в Гааге.

Работал в норвежском институте прав человека в Осло, затем в нью-йоркской юридической фирме Patterson, Belknap, Webb & Tyler, которая занималась правовым обеспечением американских нефтегазовых проектов в СНГ. (Отмечают, что в Грузии эта компания стала юридическим партнёром молодёжной организации «Кмара», которая сыграла свою роль в «революции роз».)

Начало политической карьеры

В 1995 году вернулся в Грузию по приглашению своего друга Зураба Жвания. Был избран депутатом парламента от его партии «Союз граждан Грузии», поддерживавшей в то время президента Эдуарда Шеварднадзе. В 1996 году занял пост председателя парламентского комитета по конституционным и юридическим вопросам. В августе 1998 года возглавил парламентскую фракцию «Союза граждан Грузии», «партию власти». В 1999 года избран в парламент нового созыва от СГГ.

С января 2000 года — представитель Грузии в Парламентской ассамблее Совета Европы (ПАСЕ). В октябре 2000 года был назначен министром юстиции в кабинете во главе с государственным министром Георгием Арсенишвили, в связи с чем отказался от депутатского мандата.

В феврале 2001 года заявил о необходимости запрета деятельности Единой коммунистической партии Грузии (ЕКПГ) Пантелеймона Гиоргадзе, поскольку она «нарушает конституцию и призывает к свержению законной власти» (имел в виду призыв Гиоргадзе к созданию рабоче-крестьянских отрядов для защиты трудящихся и организацию ею празднований по поводу 80-летия установления Советской власти). Был поддержан в этом председателем парламента Зурабом Жвания, но вопрос на голосование не ставился.

В сентябре 2001 года подал в отставку, обвинив Эдуарда Шеварднадзе и членов его правительства в коррупции, после чего создал оппозиционную политическую организацию «Национальное движение», численность которой впоследствии выросла до 20 тысяч человек.

С 2002 года — председатель законодательного собрания Тбилиси.

Приход к власти

2 ноября 2003 года в Грузии прошли парламентские выборы, результат которых не признали оппозиционные блоки «Национальное движение», «Бурджанадзе-Демократы» и «Патиашвили-Единство», начавшие акции протеста.

Специальный корреспондент газеты Коммерсантъ Андрей Колесников, находившийся 21 ноября в Гори, следующем образом описал происходящее:

Между тем когда я в какой-то момент обходил митинг, то вдруг увидел, как со спины Иосифа Сталина подъехал тёмно-синий новенький внедорожник УАЗ и из него вышел Михаил Саакашвили в сопровождении нескольких телохранителей с микрофонами в ушах. Они действовали очень профессионально, в одно мгновение сделав проход в толпе. Михаил Саакашвили поднялся на трибуну. Я увидел харизматичного лидера. Каждое его слово вызывает стон восторга. Люди даже не понимают, что он говорит. Их это совершенно не интересует. Им достаточно ощущать, что он с ними, а тем более видеть его своими глазами. На самом деле, Михаил Саакашвили говорил интересные вещи. Так, он заявил, что Шеварднадзе только что назначил повторные выборы, но никого это уже не интересует. Он сказал, что на площади перед парламентом дежурит кучка предателей из Аджарии в три сотни человек и что эту кучку в мгновение ока сметёт волна народного гнева. Между тем, я-то видел, что на площади дежурят, по крайней мере, несколько тысяч человек. Но господин Саакашвили хотел укрепить и без того сильнейший боевой дух своих людей. У него всё получалось.

22 ноября 2003 года оппозиционеры с розами в руках захватили здание парламента. 23 ноября 2003 года, в результате акций протеста, организованных партией «Национальное движение» Михаила Саакашвили, совместно с Зурабом Жвания и спикером парламента Нино Бурджанадзе, в Грузии произошла смена власти. Основной мотив революции — убеждённость широких масс населения в фальсификации результатов парламентских выборов, прошедших 2 ноября 2003 года. Эдуард Шеварднадзе был вынужден уйти в отставку.

Новые выборы президента Грузии состоялись 4 января 2004 года. За кандидатуру Михаила Саакашвили проголосовали 96,27 % избирателей.

Президентство

Внутренняя политика

Аджария и Кодорское ущелье

На момент прихода Михаила Саакашвили к власти центральная власть не контролировала Абхазию и большую часть Южной Осетии, которые объявили о своей независимости в начале 1990-х годов; Кодорское ущелье фактически являлось неконтролируемой территорией, а Аджария представлялa собой полунезависимую автономию. Глава Аджарии Аслан Абашидзе и уполномоченный президента в Кодорском ущелье Эмзар Квициани поддержали во время Революции роз Эдуарда Шеварднадзе. 22 января 2004 года Михаил Саакашвили объявил: «Грузия — это единая страна, а кто противится — пусть убирается из неё. Я наведу порядок в стране, в том числе и в Аджарии. Никакой агрессии в отношении аджарских властей нет и не будет, но одно должны понять все — каждый квадратный сантиметр грузинской земли будет под контролем.».

Весной 2004 года политико-административный конфликт вокруг Аджарской Автономной Республики достиг своего пика, завершившись свержением правящего там режима А. Абашидзе и подчинением автономии властям из Тбилиси.

22 июля 2006 года Квициани поднял в Кодорском ущелье мятеж против грузинского правительства, потребовав отставки руководителей силовых ведомств, в ответ на что грузинское руководство начало «полицейскую спецоперацию». В регион были введены грузинские войска, которые быстро установили контроль над всем Кодорским ущельем.

Экономика

См. также: Почему у Грузии получилось

После «революции роз» новое руководство Грузии во главе с Михаилом Саакашвили смогло договориться о значительном увеличении иностранной помощи.

В 2004 году с помощью Саакашвили была инициирована серия либертарианских (ультралиберальных) экономических реформ под руководством Кахи Бендукидзе.

В 2005 году российская «Независимая газета» писала, что за год пребывания у власти Саакашвили в стране ухудшилась ситуация с безработицей. Уровень безработицы по официальным данным повысился с 11,5 % в 2003 году до 16,5 % в 2008 году. По данным опроса, проведённого в июне 2009 года самой массовой грузинской газетой «Квирис палитра», после «революции роз» работу потеряли 50,4 % опрошенных или членов их семей.

В 2005—2007 годах ВВП Грузии рос с темпом свыше 9 % в год. В 2006 году Всемирный банк заявил, что Грузия является мировым лидером по темпам улучшения делового климата: в индексе качества инвестиционного климата Всемирного банка Грузия заняла 37-е место.

В 2008 году отметилось снижение темпов роста ВВП с 12,3 % до 2,4 %, которое продолжилось и в 2009 году: по итогам 2009 года ВВП Грузии снизился на 3,8 %, промышленное производство — на 8,5 %. В октябре 2009 года Михаил Саакашвили заявил, что Грузия испытала неблагоприятное воздействие войны с Россией и мирового экономического кризиса. По его мнению, благодаря реформам и либеральной открытости экономики Грузия выдержала сочетание этих факторов, при том что, по мнению Саакашвили, одного лишь кризиса хватило, чтобы разрушить экономику многих стран Восточной Европы. Позже Саакашвили назвал «чудом», что экономика Грузии вообще не обрушилась. Однако, по мнению ряда экспертов, никакого «чуда» не произошло, а основную роль в предотвращении коллапса грузинской экономики сыграла выделенная Грузии иностранная помощь в размере 4,55 млрд долларов. В 2010 году экономика страны продолжила значительный рост, и по итогам года он составил 6,4 %.

6 октября 2009 года Саакашвили выступил перед парламентом, представив депутатам «Акт экономической свободы Грузии», в котором предложил закрепить в статусе конституционного (органического) закона ряд либеральных положений. В частности, предложение включает запрет на повышение налогов и введение новых не иначе, как на всенародном референдуме. Согласно поправкам в конституцию дефицит государственного бюджета не должен превышать 3 %, максимальный размер бюджетных расходов — 30 % ВВП, а уровень государственного долга не должен превышать 60 % ВВП.

Внешняя политика

Российско-грузинские отношения

См. также: Российско-грузинские отношения

За время правления Михаила Саакашвили российско-грузинские отношения достигли самой низкой отметки за всю историю Грузии.

Начиная с весны 2004 года, Саакашвили делал резкие заявления, обвиняя Россию в попустительстве сепаратистским устремлениям властей Южной Осетии и Абхазии, не желающим урегулировать отношения с Грузией. Обвиняя Россию в пристрастности, Саакашвили выражал желание заменить российский миротворческий контингент войсками НАТО или, по крайней мере, дополнить российские войска подразделениями других стран СНГ — например, Украины. По мнению России, однако, это может привести к развитию ситуации по «косовскому сценарию», этническим чисткам и обострению вооружённых конфликтов.

17 февраля 2010 года президент России Дмитрий Медведев назвал Саакашвили персоной нон грата для России.

29 февраля 2012 года Саакашвили подписал указ об отмене виз для россиян. С этого дня граждане России смогут свободно въезжать на территорию Грузии и находиться там без визы в течение 90 дней.

Грузия и НАТО

В феврале 2006 года Саакашвили заявил, что у Грузии есть все шансы стать членом НАТО в 2009 году.

В начале 2007 года Михаил Саакашвили заявил на пресс-конференции, что «вступлению Грузии в НАТО ничто помешать не может». По его словам, «вступление в НАТО — это не только участие в самом сильном военно-политическом альянсе, но это и осуществление мечты Грузии».

13 марта 2007 года грузинский парламент единогласно одобрил решение о вступлении в НАТО. Конгресс США, со своей стороны, поддержал это решение.

В августе 2009 года глава Центра исследований восточной геополитики Лауринас Касчюнас заявил: «Хотя после конфликта в Южной Осетии в одно время казалось, что членство Грузии в НАТО можно было бы ускорить, но в конце концов, конфликт эту перспективу отдалил. Членство в НАТО сейчас очень далёкий сценарий».

Европейский союз

В апреле 2004 года, после встречи в Брюсселе с президентом Еврокомиссии Романо Проди, Михаил Саакашвили заявил, что Грузия стала кандидатом на вступление в Евросоюз. Саакашвили тогда заявил, что Грузия вступит в Евросоюз не позднее 2009 года «Главное сейчас — сохранить положительную тенденцию в вопросе территориальной консолидации Грузии», — заявил Саакашвили.

14 ноября 2006 года Михаил Саакашвили заявил, что считает вопрос о вступлении Грузии в Евросоюз «вопросом времени», добавив при этом, что его страна не является новым государством в Европе: «Грузины являются европейцами с того времени, как Прометей был прикован цепями к скале, и в Грузии побывали аргонавты в поисках „золотого руна“».

В мае 2010 года глава представительства Евросоюза в России Фернандо Валенсуэла заявил, что в обозримой перспективе присоединения Грузии к Евросоюзу не будет.

Содружество Независимых Государств

25 января 2006 года Михаил Саакашвили подписал указ о выходе Грузии из состава Совета министров обороны стран СНГ в связи с тем, что Грузия взяла курс на вступление в НАТО и не сможет находиться в двух военных объединениях одновременно. Данный документ приостанавливает действие в отношении Грузии «решения Совета глав государств СНГ о Совете Министров обороны СНГ от 14 февраля 1992 года» и положение «О Совете министров обороны стран-участниц СНГ от 22 января 1993 года».

Армения

По данным национальной статистики Армении, товарооборот внешней торговли между Грузией и Арменией начал стремительно увеличиваться после прихода к власти М. Саакашвили.^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отставка и переизбрание

Недовольство некоторых кругов политикой Саакашвили привело 2 ноября 2007 года к массовым протестам оппозиции в центре Тбилиси, утром 7 ноября Саакашвили, сам пришедший к власти после массовых митингов оппозиции, отдал приказ разогнать митинг, объяснив это желанием восстановить движение автомобилей в центре города. В результате разгона 508 человек были доставлены в больницы. Также 7 ноября спецназ МВД Грузии занял офис телеканала «Имеди», принадлежавшего оппозиционному олигарху Бадри Патаркацишвили. «Имеди» был вынужден временно приостановить вещание.

После разгона массовых акций протеста оппозиции, Саакашвили 25 ноября принял добровольное решение уйти в отставку, объявив досрочные президентские выборы. 5 января 2008 года на досрочных президентских выборах несмотря на сокращение поддержки по сравнению с первыми выборами, Саакашвили одержал победу. За него отдали голоса 53,47 % из 59 % участвовавших в выборах избирателей, итоговый протокол выборов утверждён ЦИК с перевесом лишь в один голос, после выборов состоялись новые массовые протесты оппозиции, которые на этот раз никто не разгонял.

Грузино-осетинский конфликт

Ситуация вокруг Южной Осетии начала обостряться в начале 2004 года, после прихода к власти в Грузии Михаила Саакашвили, взявшего курс на «восстановление территориальной целостности» страны. В августе того же года дело дошло до кровопролитных столкновений. Грузинские войска безуспешно пытались установить контроль над стратегическими высотами вокруг столицы Южной Осетии Цхинвала, но, потеряв несколько десятков человек, были отведены.

По сообщению некоторых российских источников, ещё в 2006 году в Грузии существовал план под кодовым названием «Бросок тигра», который предполагал до 1 мая 2006 года при поддержке США и ОБСЕ принудить Россию вывести своих миротворцев из Южной Осетии. Вслед за этим, с целью дестабилизации обстановки в регионе, в течение недели должны были быть организованы несколько резонансных провокаций против населения грузинских анклавов на территории Южной Осетии. Одновременно, под предлогом локализации района конфликта и обеспечения безопасности населения Грузии, проживающего в непосредственной близости от него, предполагалось создать группировки грузинских войск на границе с Южной Осетией. 6 мая 2006 года подразделениями силовых ведомств Грузии должен был быть осуществлён захват крупнейших населённых пунктов Южной Осетии при одновременном полном блокировании границы с Россией. В реальности эти события не произошли. О существовании подобного плана говорил в интервью агентству «Рейтер» бывший министр обороны Грузии Ираклий Окруашвили. По его словам,

Абхазия была нашим стратегическим приоритетом, но в 2005 году мы разработали военные планы по захвату как Абхазии, так и Южной Осетии. План изначально предусматривал двойную операцию вторжения в Южную Осетию, взятие под контроль Рокского туннеля и Джавы

По сведениям источника журнала «Русский Newsweek», стратегическое решение возвращать Южную Осетию силой Михаил Саакашвили принял в 2007 году, после того как стало ясно, что президент Южной Осетии Эдуард Кокойты не пойдёт на переговоры о статусе Южной Осетии и смене формата миротворческой операции в зоне южноосетинского конфликта. А массовое предоставление российского гражданства жителям Грузии и раздача российских паспортов на грузинской территории, включая отколовшиеся провинции, без согласия правительства Грузии шла вразрез с принципами добрососедства, являлась откровенным вызовом суверенитету Грузии и вмешательством в её внутренние дела.

Немецкий журнал Spiegel писал, что к утру 7 августа 2008 года грузинская сторона сосредоточила на границе с Южной Осетией около 12 тысяч человек и 75 танков возле Гори.

Согласно утверждениям в ряде российских СМИ, а также обнародованным в сентябре 2008 года якобы «разведывательным сведениям», подразделения российской 58-й армии перебрасывались в Южную Осетию начиная с 7 августа 2008 года. Однако, по данным немецкого журнала «Spiegel», ссылающегося на «экспертов НАТО», «российская армия начала огонь не ранее 7:30 утра 8 августа» и «российские войска начали свой марш из Северной Осетии через Рокский тоннель не ранее 11 часов утра». Впоследствии, в сентябре 2009 года, специальная комиссия Евросоюза по расследованию обстоятельств вооружённого конфликта пришла к выводу, что боевые действия начала Грузия, при этом применение ею силы в том числе и против российских миротворцев нельзя оправдать с точки зрения международного права, поэтому Россия имела право на адекватный ответ. Пропагандируемая грузинским руководством и прогрузинскими источниками версия о якобы имевшем место вторжении значительных российских сил на территорию Южной Осетии до 8 августа не нашла, с точки зрения комиссии, достаточных подтверждений.

Пятидневная война

Вечером 7 августа Михаил Саакашвили объявил об одностороннем прекращении огня и готовности к любым переговорам во имя мира. В тот же день, около 00:00 по московскому времени грузинская артиллерия начала обстрел столицы Южной Осетии, после чего последовало выдвижение войск и бронетехники к Цхинвалу. Грузинские власти заявили о том, что проводят «операцию по восстановлению конституционного порядка».

Как писал 10 ноября 2008 года американский журнал «Business Week», «пока что ни один независимый источник не подтвердил заявление Саакашвили о том, что 7 августа сначала российские войска пересекли границу, и только затем Грузия развернула наступление. Особенно странно то, что во время конфликта грузинские власти об этом вообще не упоминали, а целью своих действий называли „восстановление конституционного порядка“ в Южной Осетии».

Утром следующего дня Саакашвили в телеобращении к нации заявил об освобождении силовыми структурами Грузии Цинагарского и Знаурского районов, сёл Дмениси, Громи и Хетагурово, а также большей части Цхинвали; он обвинил Россию в бомбардировке территории Грузии, назвав это «классической международной агрессией»; в Грузии была объявлена всеобщая мобилизация.

5 ноября 2008 года на официальной пресс-конференции, состоявшейся под эгидой НАТО в Риге, президент Грузии Михаил Саакашвили представил свою версию начала войны, по которой данная война являлась агрессией России против Грузии, начавшейся с территории Украины. Согласно этой версии, началом конфликта следует считать выход кораблей Черноморского флота России с полным вооружением из Севастополя к побережью Грузии, который произошёл, как минимум, за 6 дней до первых выстрелов на административной границе с Южной Осетией. По словам Саакашвили, президент Украины Ющенко попытался своим указом остановить Черноморский флот, но Россия его проигнорировала. Данная версия оспаривается украинскими и российскими СМИ, указывающими на то, что указ Ющенко появился лишь 13 августа, то есть спустя 5 дней после начала войны, и после того, как президент России Медведев официально объявил о прекращении военной операции.

Также в ноябре 2008 года Саакашвили заявлял, что Россия не пошла на завоевание всей Грузии из-за того, что понимала готовность Вооружённых сил Грузии оказать ей сопротивление. «Грузинская армия впервые после Второй мировой войны заставила бежать с поля боя русских генералов», — отметил грузинский президент. При этом он был убеждён, что против Грузии воевало 95 % боеспособной части Вооружённых сил России, «сбито 17—19 (российских) летательных аппаратов. 58-я российская армия фактически была сожжена 4-й (грузинской) бригадой». В целом Саакашвили очень доволен действиями Вооружённых сил Грузии. «Грузинская армия оказала примерное сопротивление монстру — армии большой страны», — отметил грузинский президент. Однако, по его словам, «когда 58-й армии было нанесено поражение, Россия задействовала сухопутные и воздушные силы. Они выпустили более половины запаса своих „Искандеров“».

26 мая 2009 года Саакашвили заявил, что «российские войска планировали взять под свой контроль не только Грузию, но и весь черноморско-каспийский регион. То, что Грузия устояла, это заслуга наших героев».

В результате пятидневной войны с участием российских войск, погибли солдаты грузинской армии, члены осетинских вооруженных формирований, мирные жители, а также военнослужащие Вооружённых Сил РФ. Правительство США выступило в поддержку Грузии и осудило действия России. Аналогичную позицию заняли правительства прочих стран-членов НАТО и Европейского союза. Позднее, однако, международная позиция стала более взвешенной. 30 сентября 2009 года группа экспертов-международников под руководством швейцарского дипломата Хайди Тальявини опубликовала 1150-страничный доклад, в котором говорится о том, что обе стороны несут ответственность за произошедшее. Одним из главных выводов, к которым пришли эксперты, стало заключение о том, что в ночь с седьмого на восьмое августа 2008 года тяжёлая грузинская артиллерия первой начала массированную бомбардировку столицы Южной Осетии Цхинвали. В документе говорится, что все попытки грузинских властей предоставить юридическое обоснование своему решению начать обстрел Цхинвали не увенчались успехом. Однако в официальной реляции международных экспертов Грузия не выступает в качестве главной виновницы кровопролитных событий 8 августа 2008 года. Согласно отчёту, российской стороне вменяются серьёзные нарушения целого ряда международных конвенций, а также систематические провокации грузинских пограничников, предшествовавшие началу боевых действий.

Оценки роли Саакашвили в конфликте

9 августа 2008 года Председатель Совета Федерации России Сергей Миронов заявил о том, что Россия будет настаивать на привлечении президента Грузии к уголовной ответственности, ввиду того, что, по его мнению, «руководство Грузии и лично Михаил Саакашвили совершили тяжкое военное преступление — преступление против миротворческих сил». Спустя пять дней, 14 августа, Следственный комитет при прокуратуре России (СКП) возбудил уголовное дело по ст. 357 УК РФ (геноцид) по фактам убийств российских граждан в Южной Осетии.

Британская The Independent 13 августа считала, что Россия пошла на военные действия против Грузии, преследуя 2 цели: удалить неугодного ей лидера, проявляющего чрезмерную самостоятельность и навлекшего на себя личную неприязнь Путина и дабы предупредить вступление Грузии в НАТО.

14 августа бывший министр обороны Грузии Ираклий Окруашвили, заочно приговорённый 28 марта 2008 года городским судом Тбилиси к 11 годам лишения свободы по обвинению во взяточничестве в особо крупных размерах, заявил:

Нападение Саакашвили было направлено только на захват Цхинвали, так как он думал, что США заблокируют ответ России по дипломатическим каналам… Но когда реакции США не последовало, Саакашвили решил направить войска к Рокскому туннелю, где они были тактически переиграны российской армией. Уже после 2006 года у нас не было возможностей для успеха по причинам военного характера… Россия перегруппировала и существенно укрепила военную инфраструктуру на Северном Кавказе, Абхазии и Южной Осетии — очевидно, они делали это, наблюдая за нами.

По мнению Окруашвили, Саакашвили мог приказать войскам оборонять ряд ключевых городов, однако «он позволил российским войскам продвинуться вглубь страны, чтобы избежать критики и выглядеть как жертва».

23 сентября 2008 года, выступая на 63-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, Президент Саакашвили квалифицировал события августа 2008 года как «вторжение со стороны соседа», сказав, что все принципы, провозглашённые в Уставе ООН были «подвергнуты проверке вторжением и сейчас висят в неопределённости», что «вторжение нарушило международно признанные границы Грузии», что «последующее признание так называемой „независимости“ наших двух регионов Южной Осетии и Абхазии посягнуло на нашу территориальную целостность», что «этническая чистка сотен тысяч наших людей надругалась над самим понятием прав человека»; повторил ранее сделанное «приглашение» провести «исчерпывающее, независимое расследование истоков и причин данной войны» В связи с вышеизложенным, он заявил, что «перед Генеральной Ассамблеей стоит генеральный вызов»: «определить наше отношение к военной агрессии повсюду.».

По мнению британского журналиста Дж. Стила (The Guardian от 25 августа 2008 года), «самой большой ложью [с целью введения в заблуждение зарубежного мнения] была его [Саакашвили] попытка заретушировать тот факт, что это он спровоцировал кризис, устроив артобстрел столицы Южной Осетии, в результате которого погибли десятки мирных жителей и 15 российских миротворцев. Было абсурдом думать, что Россия будет сидеть сложа руки. Поэтому его следующей ложью было заявление о том, что российские лидеры подготовили ловушку».

25 сентября омбудсмен Грузии Созар Субари заявил, что военное поражение Грузии, по его мнению, объясняется авторитарным правлением в стране: «В результате этого, вместо получения реальной информации, нам присуждено с утра до вечера слушать пропаганду, что „Миша крутой“, что всё хорошо, мы победили и Грузия скоро станет процветающей».

Ведущий оппозиционный политик, бывший председатель парламента Грузии (2001—2008) Нино Бурджанадзе так ответила на вопрос корреспондента журнала Русский Newsweek от 22 сентября 2008 года — «То есть вины Саакашвили в том, что российские танки оказались в Гори и Поти, нет?»:

Никакого оправдания тому, что русские танки стояли в Гори, нет. Никакое действие Саакашвили не оправдывает действия России. Чем оправдана бомбёжка Поти и Сенаки? Что делали там российские войска? Россия — большая страна, у неё есть свои интересы, и не надо прикрываться интересами осетинского народа. Кто России дал право защищать своих граждан на территории другого государства? Конечно, это был только предлог. <…> Никто в Грузии не будет способствовать никому в России менять власть в Грузии. Для меня совершенно непонятно, как можно заявлять, что президент другой страны неприемлем. Это не России решать».

По утверждению американского журналиста Оуэна Мэттьюза (Newsweek от 29 сентября 2008 года), американский сенатор и кандидат от Республиканской партии США на выборах президента США 2008 года Дж. Маккейн (лично и политически близкий президенту Саакашвили) сыграл особую роль в предотвращении дальнейшего наступления российских войск на Тбилиси рано утром 12 августа (видимо, по восточноамериканскому времени), когда «колонны российских танков шли по шоссе в направлении грузинской столицы» .

Ситуация с коррупцией

По утверждению ряда источников, в период президентства Саакашвили имело место существенное снижение коррупции. По мнению Transparency International, по индексу восприятия коррупции Грузия улучшила свою позицию с 89 места в мире в 2002 году до 66—68 места в 2009 году. Transparency International включает Грузию в группу самых некоррумпированных стран мира. В 2010 году американская неправительственная организация Freedom House опубликовала отчёт, согласно которому уровень коррупции в Грузии остался таким же, каким был в 1999—2000 годах, при этом коррупция для Грузии остаётся проблемой.

Transparency International и ряд других источников отмечают, что в Грузии наблюдается высокая элитарная коррупция В отчете Freedom House за 2010 год, в частности, сказано, что за последние годы в борьбе с коррупцией в нижних и средних эшелонах власти был достигнут заметный успех, однако Грузия всё ещё страдает от элитарной коррупции. Ряд оппозиционных политиков обвиняют руководство Грузии в том, что оно погрязло в коррупции.

По ряду утверждений в прессе, после реформы МВД грузинская полиция не берёт взяток. Transparency International считает, что полиция Грузии находится на пятом месте в мире по уровню некоррумпированности.

Власти Грузии считали, что коррупция находится на низком уровне. В ноябре 2007 года и. о. госминистра Грузии по реформам Каха Бендукидзе заявил, что «ситуация с коррупцией в Грузии лучше, чем во всех странах СНГ». В феврале 2009 года Михаил Саакашвили заявил, что в Грузии коррупция побеждена. В конце лета правительство Саакашвили разработало план действий по новой антикоррупционной стратегии, который призван усовершенствовать государственное обслуживание, улучшить прозрачность госзакупок, таможенных и налоговых систем, реформирование публичных финансов.

Ситуация в сфере прав человека

В августе 2004 года Международная федерация по правам человека (FIDH) направила открытое письмо члену руководства Европейского союза Хавьеру Солане, в котором выражалась обеспокоенность по вопросам соблюдения прав человека в Грузии. В письме высказывалась также озабоченность принятыми незадолго до этого конституционными поправками, которые, расширяя властные полномочия Саакашвили, «бросают вызов присущему республиканской форме правления балансу ветвей власти». Письмо обвиняло также администрацию Саакашвили в многочисленных нарушениях прав человека. В доказательство этого в письме приводится инцидент 1 июля 2004 года, когда правоохранительные органы применили силу для разгона сидячей демонстрации в здании тбилисской мэрии, устроенной просившими о помощи жертвами землетрясения.

Кроме того, FIDH обвинила грузинское руководство в неспособности защитить права лиц, обвинённых в совершении преступлений.

В октябре 2005 года политолог Паата Закареишвили, оценивая первый год правления президента, заявил:

Государство в последний год явно деградирует. При Саакашвили Грузия получила то, из-за чего я страстно желал ухода Эдуарда Шеварднадзе в историю. Сейчас мы имеем абсолютно управляемый парламент, псевдосвободную прессу, иллюзорное гражданское общество. То, к чему стремился предыдущий постаревший президент в последние годы правления, осуществил его молодой энергичный последователь

.

В декабре 2007 года лидер оппозиционной Лейбористской партии Грузии и кандидат в президенты страны Шалва Нателашвили обвинил Михаила Саакашвили в организации убийств своих политических оппонентов: Зураба Жвании, Бадри Патаркацишвили, Валерия Гелашвили.

В августе 2008 года, после начала вооружённого конфликта в Южной Осетии и ввода российских войск на территорию иностранного государства, председатель правительства России Владимир Путин обвинил Саакашвили, в числе прочих руководителей Грузии, в преступлениях против мирного населения Южной Осетии:

Саддама Хусейна, который вырезал несколько шиитских деревень, надо было повесить, а нынешних грузинских правителей, которые в одночасье просто стёрли с лица земли 10 осетинских деревень, танками давили детей и стариков, которые заживо сжигали мирных граждан, — этих деятелей, конечно, нужно взять под защиту

.

В середине августа 2008 года организация Human Rights Watch заявила, что не нашла признаков «геноцида», о котором ранее заявляли российские власти. По утверждению HRW в Южной Осетии погибло на порядок меньше мирных жителей, по сравнению с цифрами, озвученными в ведущих российских СМИ.

Проигрыш партии Саакашвили на парламентских выборах

По итогам парламентских выборов, прошедших в Грузии 1 октября 2012 года, оппозиционный избирательный блок Грузинская мечта — Демократическая Грузия получил свыше половины мест в парламенте Грузии. На следующий день после голосования Саакашвили признал, что его партия, Единое национальное движение, проиграла на парламентских выборах и заявил о том, что она переходит в оппозицию.

2 октября лидер победившего оппозиционного блока Бидзина Иванишвили заявил о необходимости возобновления расследования дела о смерти премьер-министра Грузии Зураба Жвании (по одной из версий к смерти Жвании был причастен Михаил Саакашвили).

Вскоре после парламентских выборов стали поступать сообщения о том, что, опасаясь судебного преследования со стороны победившей оппозиции, Грузию покидают соратники Саакашвили и другие госчиновники, в том числе обвинявшиеся в пытках или убийствах прошлых лет. В их числе — министр юстиции Зураб Адеишвили, замминистра обороны Дата Ахалая, председатель комитета по обороне и безопасности грузинского парламента Георгий Таргамадзе, бывший министр обороны Грузии Давид Кезерашвили (занимал пост во время Пятидневной войны), бывший глава МВД Грузии Бачо Ахалая, бывший глава департамента исполнения наказаний Давид Чакуа. Советник коалиции «Грузинская мечта» Георгий Хухашвили заявил, что «располагает документальной информацией о том, куда, когда и каким путём отправились за рубеж несколько министров правительства Саакашвили». Оппозиционер Ираклий Аласания сказал, что «из-под земли достанет совершивших преступления чиновников, если те сейчас пытаются бежать», и что они непременно предстанут перед судом.

Окончание второго президентского срока Саакашвили

По конституции Грузии президент страны избирается сроком на 5 лет. Этот срок истёк в январе 2013 года. В 2010 году парламент внёс изменения в Конституцию, по которым глава государства избирается на 5 лет, а сами выборы должны проходить в октябре. Соответственно, фактический срок нахождения у власти президента Саакашвили продлевался до октября 2013 года.

В последние дни своего правления, в ноябре 2013 года, Саакашвили выступил с инициативой предоставления грузинского гражданства всем желающим. Для того чтобы получить грузинское гражданство, любому желающему иностранцу достаточно лишь одного документа — удостоверения личности. Грузинские СМИ передают, что в президентской резиденции выстроились очереди. Среди желающих — большинство жителей бывших советских республик, в том числе Армении и Азербайджана. Немало выходцев из Средней Азии, Ближнего Востока и Африки. Между тем новые грузинские власти — представители команды премьера Бидзины Иванишвили, — напротив, обеспокоены потоком иностранных граждан, прибывающих в Грузию.

После президентства

В конце октября 2013 года, не дожидаясь окончания президентского срока, улетел в Брюссель. В декабре устроился преподавателем в американскую Школу права и дипломатии имени Флетчера при Университете Тафтса, где читал лекции о европейской государственности.

Уголовное преследование в Грузии

23 марта 2014 года был вызван для дачи свидетельских показаний в главную прокуратуру Грузии, его планировали допросить по поводу помилования им в 2008 году четырёх высокопоставленных сотрудников департамента конституционной безопасности МВД Грузии — Гии Алании, Автандила Апциаури, Александра Гачавы и Михаила Бибилуридзе, осуждённых в качестве фигурантов дела об убийстве 28 января 2006 года банковского служащего Сандро Гиргвлиани, а также за противоправные действия в адрес его знакомого Левана Бухаидзе. Также — как свидетель, ещё по девяти уголовным делам, в том числе о гибели в 2005 году премьер-министра Грузии Зураба Жвании.

28 июля 2014 года Саакашвили был обвинён в превышении полномочий при разгоне оппозиционной акции в ноябре 2007 года, разгроме телекомпании «Имеди» и изъятии собственности у учредителя этой телекомпании Бадри Патаркацишвили. Находившийся в то время в Нью-Йорке (США) Саакашвили заявил о том, что «не будет приходить на допрос в главную прокуратуру Грузии и не намерен сотрудничать со следственными органами» страны.

1 августа 2014 Тбилисский городской суд удовлетворил требование главной прокуратуры Грузии и заочно избрал предварительное заключение для Саакашвили в качестве меры пресечения; Саакашвили назвал свой заочный арест необоснованным, а обвинения — надуманными и безосновательными.

13 августа 2014 года Саакашвили предъявлено обвинение в растрате бюджетных средств. 14 августа был объявлен во внутригосударственный, а 31 августа — в международный розыск. В сентябре на имущество семьи Саакашвили в стране был наложен арест. Также были арестованы его личные банковские счета в Грузии.

17 февраля 2015 года стало известно об отказе генпрокуратуры Украины экстрадировать на родину Михаила Саакашвили и бывшего министра юстиции Зураба Адеишвили по запросу главной прокуратуры Грузии .

1 августа 2015 Интерпол отказался объявлять Михаила Саакашвили в международный розыск, как того требовали власти Грузии.

На Украине

См. также: Дело о киевских снайперах

См. также: Евромайдан

Внешние изображения
	[fbcdn-sphotos-g-a.akamaihd.net/hphotos-ak-ash3/t1/1890997_666997720033081_1339397908_n.jpg Андрей Парубий и Михаил Саакашвили](недоступная ссылка с 12-10-2016 (2746 дней))

Михаил Саакашвили неоднократно принимал участие в украинском Евромайдане, приведшем к смене власти на Украине в феврале 2014 года, где выступал с поддержкой нового курса Украины и обвинил Россию в рейдерском захвате Украины.

Грузинские политики осудили вмешательство Саакашвили в дела Украины. 6 марта премьер-министр Грузии Ираклий Гарибашвили по поводу деятельности Саакашвили на Украине сообщил:

Лично я удивлён тем, что нынешние власти Украины вообще общаются с Саакашвили. Мне сказали, что его взяли туда советником, я также видел кадры, где министр госбезопасности Украины спрашивает советов у Саакашвили. Мне кажется, это серьёзная ошибка, так как Саакашвили — это человек, который не смог предостеречь войну в 2008 году, в результате чего мы получили то, что получили, и брать советы у такого авантюриста — это очевидная ошибка.

—

См. также: Политический кризис на Украине (2013—2014)

9 апреля 2014 года грузинский офицер, бывший командир батальона «Аваза» Тристан Цителашвили сделал заявление о том, что «снайперами, стрелявшими на поражение в людей на Майдане, были бывшие сотрудники силовых структур экс-президента Грузии Михаила Саакашвили», а непосредственно ими руководили Гиви Таргамадзе и Гиа Барамидзе. Экс-президент Республики Южная Осетия Эдуард Кокойты счёл версию Цителашвили реалистичной, а Клуб генералов Грузии поставил версию под серьёзное сомнение, сообщив, что Цителашвили делает сенсационные заявления регулярно, но никогда не представляет подтверждающих документов.

7 апреля 2014 года министр внутренних дел Грузии Александр Чикаидзе обвинил Михаила Саакашвили в попытке дестабилизации Грузии. Как сообщил министр, не только закупаются палатки и резиновые покрышки, но прибыли также снайперы от Саакашвили, расстреливавшие в Киеве и «Беркут» и протестующих. 9 апреля у офиса партии «Единое национальное движение», которую возглавляет Михаил Саакашвили, прошли молодёжные демонстрации с требованием запретить партию. Но члены партии Саакашвили считают, что власть боится майданов из-за собственных невыполненных обещаний, и отрицают подготовку партией Евромайдана в Тбилиси.

В декабре 2014 года отказался от должности первого вице-премьера из-за нежелания отказаться от гражданства Грузии (для работы было необходимо принять гражданство Украины).

13 февраля 2015 года назначен советником президента Украины Петра Порошенко и председателем созданного Совещательного международного совета реформ. Совет является консультативным органом при Президенте Украины, и призван привлекать иностранных экспертов к реформированию украинского законодательства и добиваться расширения международной поддержки Украины. До этого был внештатным консультантом Украины по вопросам реформ. Главной задачей считает «подготовку программ экономической, военной реформ, общей реформы госаппарата и антикоррупционной реформы». Помимо этого будет заниматься вопросами поставок вооружения из западных стран для украинской армии. Назначение Михаила Саакашвили вызвало негативную реакцию представителей действующих властей Грузии.

Глава Одесской областной государственной администрации

30 мая 2015 года Саакашвили назначен главой Одесской областной государственной администрации. Днём ранее, 29 мая, он получил украинское гражданство. От грузинского гражданства Саакашвили отказался: «сохраняя грузинский паспорт, я обречён на заключение под стражу в Грузии. Это временная ситуация, но тем не менее, для меня это суровая реальность». Был лишён грузинского гражданства 4 декабря 2015 года. Ему была установлена зарплата, эквивалентная 250 долларов в месяц. Также по поручению президента Украины Петра Порошенко ему была предоставлена дополнительная охрана.

Главными задачами на новом посту Саакашвили определил борьбу с коррупцией и преступными группировками, также он пообещал следить за расходом бюджетных средств, работой одесской таможни и ремонтами областных дорог. Он высказал намерение обновить местную власть, уволив глав 24 из 27 районов, взамен проведя открытый конкурс по всей Украине. При этом президент Порошенко предоставил гарантии на своё невмешательство при назначениях в области. 3 сентября 2015 года Саакашвили раскритиковал премьер-министра Арсения Яценюка за отсутствие реформ.

15 июня 2015 года Саакашвили был назначен Главой наблюдательного совета реформы государственных предприятий, созданного министерством экономического развития Украины.

1 июля 2015 года посол США на Украине Джеффри Пайетт, находясь в Одессе, заявил, что Госдепартамент США поддерживает Саакашвили в его борьбе с коррупцией, а Одесская область должна стать «лабораторией реформ в Украине».

Саакашвили называли возможным кандидатом в преемники Арсения Яценюка на посту премьер-министра Украины.

17 июля 2015 года председатель Одесской областной государственной администрацией Михаил Саакашвили представил Марию Гайдар в качестве своего советника. На этому посту, Гайдар будет курировать социальные вопросы. Также, по словам Гайдар, в круг её обязанностей будет входить решение организационных вопросов.

В сентябре 2015 года на официальном сайте президента Украины Петра Порошенко была размещена петиция с требованием назначить Михаила Саакашвили премьер-министром Украины и инициирован сбор подписей в поддержку этого назначения.

4 декабря 2015 года Президент Грузии Георгий Маргвелашвили лишил председателя Одесской областной государственной администрации, бывшего Президента Грузии Михаила Саакашвили гражданства Грузии по причине приобретения гражданства другой страны (указ Президента Грузии № 378 от 4 декабря 2015 года). В этот же день Саакашвили перестал быть председателем партии «Единое национальное движение» в связи с лишением его грузинского гражданства.

14 декабря 2015 года министр внутренних дел Украины Арсен Аваков бросил стакан с водой в председателя Одесской областной государственной администрации Михаила Саакашвили в ходе их словесной перепалки на заседании Национального совета реформ. Тогда же премьер-министр Украины Арсений Яценюк обозвал Саакашвили «гастролёром» и потребовал «убираться из Украины». Сам же Саакашвили призвал администрацию президента Украины опубликовать видеозапись поведения Яценюка и Авакова в ходе заседания Национального совета реформ. 16 декабря Саакашвили заявил, что не намерен отказываться от своих слов сказанных на заседание Национального совета реформ: «Сожалею, что пришлось назвать Премьер-министра ВОРОМ, но ещё более сожалею, что это правда. Видео, которое мне передали в Администрации Президента после моих настоятельных просьб. На нём чётко видно как Премьер-министр обзывает меня „гастролёром“ и „треплом“, что хорошо слышно к концу видео, а его министр предложил убраться из „его страны“. Я использовал слово „воры“ по отношению к Премьер-министру и министру внутренних дел и от этих слов не отказываюсь. Я люблю Украину, и мы избавим нашу страну от воров и жуликов», — написал Саакашвили в социальной сети Facebook.

10 февраля 2016 года спикер Администрации Президента Украины по вопросам АТО Андрей Лысенко заявил о начале расследования в отношении действий председателя Одесской областной государственной администрации Михаила Саакашивли за нарушение военной цензуры — публикации информации о подразделениях АТО в Интернете.

26 мая 2016 года при участии сотрудников генпрокуратуры Украины и киевского спецназа СБУ в Одесской областной администрации прошли обыски в рамках расследования растраты средств фонда «На благо Одессы». Как заявил сам Саакашвили: «Я вынужден был взломать дверь, потому что они держали наших сотрудников, без адвокатов, в нарушении всех законов, взаперти. Это чистейшая политическая провокация, заказанная вот этим ничтожеством из Генеральной прокуратуры, этим ребятам».

Внешние видеофайлы
	[www.youtube.com/watch?v=bAiEz_GjqJA Аваков против Саакашвили] (14 декабря 2015).

Оценки деятельности

• Саакашвили не националист, сам в интервью упоминал что негативно к этому относится и сам к ним не в коем случае не принадлежит. Эти слухи были распространены для провокации.
• Существует мнение, что российская пресса, подконтрольная государству, изображает Саакашвили как непредсказуемого и опасного наймита США, зацикленного на противостоянии с Россией и лично В. В. Путиным.
• Во время грузино-российской войны 2008 года премьер-министр России В. В. Путин в телефонном разговоре с Президентом Франции Саркози выразил намерение жестоко расправиться с Саакашвили.
• В 2005 году сенатор-республиканец Джон Маккейн и сенатор-демократ Хиллари Клинтон выдвинули Михаила Саакашвили на Нобелевскую премию мира.
• В январе 2016 года рассекретивший позиции ВСУ Саакашвили стал объектом насмешек в Сети. Коломойский обвинил Саакашвили в госизмене. В российском Совфеде усомнились в ментальном здоровье Саакашвили после публикации военных тайн. Сенатор Франц Клинцевич высказал мнение, что мотивом для такого действия Саакашвили послужило желание сделать «пиар себя любимого»

Личная жизнь

Саакашвили женат на подданной Нидерландов Сандре Рулофс, воспитывает двоих сыновей — Эдуарда (род. 1995) и Николоза (род. 2005). До знакомства с будущим мужем Сандра — бывшая сотрудница Красного Креста — успела побывать в Кутаиси в составе гуманитарной группы. По словам журналистов, Сандра впоследствии многим помогла мужу, имиджу которого в ходе избирательной президентской кампании способствовала улыбка «Голландской розы», просьбы к грузинам видеть в ней «приёмную дочь» и спетые ею грузинские песни.

Кроме грузинского языка Михаил Саакашвили владеет мегрельским, английским, французским, русским, украинским и испанским языками.

10 сентября 2013 года 45-летний Саакашвили взошёл на гору Казбек (Мкинварцвери, 5047 метров) на Большом Кавказском хребте. Он стал вторым президентом-альпинистом постсоветского пространства после президента Назарбаева, который в возрасте 55 лет на массовой альпиниаде 30 июня 1995 года поднялся на пик Абая (4010 м) в Заилийском Алатау на северном Тянь-Шане.

Награды

• Ордена и медали

1. Цепь Ордена Заслуг pro Merito Melitensi (Мальтийский орден, 2005)
2. Орден Креста земли Марии (Эстония, 2007)
3. Орден Заслуг перед Республикой Польша (Польша, 2008)
4. Орден святого апостола Марка (Александрийская православная церковь, 2008)
5. Юбилейная медаль «10 лет Астане» (Казахстан, 2008)
6. Орден Почёта (Армения, 2009)
7. Золотая медаль Ереванского государственного университета (Армения, 2009)
8. Крест Признания (Латвия, 2009)
9. Орден Республики (Молдавия) (2010)
10. Орден Почётного легиона (Франция) (2011)
11. Лента ордена Республики Сербия (Сербия) (2013)

• Иные государственные награды:

• наградное оружие — пистолет «Форт-12» от министра внутренних дел Украины Ю. В. Луценко в июне 2005 года

• Церковные награды

1. Знак Касперовской Божией Матери (Одесская и Измаильская епархия Украинской православной церкви, 2015)

• Почётные звания

1. Почётный доктор Киевского национального университета имени Тараса Шевченко (2005)
2. Почётный доктор университета Хайфы (Израиль, 2006)
3. Почётный доктор Ереванского государственного университета (Армения, 2009)
4. Почётный доктор Нью-Йоркского университета (2010)

Увековечение памяти

В 2015 году сувенирные монеты номиналом 1000 лари из сплава меди и никеля, серебра или золота с изображением М. Саакашвили были выпущены на Украине. На аверсе изображено лицо Саакашвили, а на реверсе — географическая карта Чёрного моря, где указаны Украина и Грузия. Цена монеты начинается с 850 гривен за медно-никелевую монету и 35 тысяч гривен за золотую.

См. также

• Авлабарская резиденция
• Винный скандал (2006)
• Инцидент с галстуком Саакашвили
• Революция роз
• Российско-грузинский шпионский скандал (2006)
• Южноосетинский конфликт

Ссылки

• [www.president.gov.ge/ Правительство Грузии (официальный сайт)]
• [www.inliberty.ru/library/667-Velikoe-vozrozhdenie-Gruziya Михаил Саакашвили, Каха Бендукидзе. Великое возрождение: Грузия]
• [www.kavkaz-uzel.ru/articles/49305/ Саакашвили Михаил Николозович] — статья в энциклопедии «Кавказского узла».
• [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=864434 Ираклий Окруашвили возвращается в политику по телевизору.] — «Коммерсантъ» № 38(3855) от 07.03.2008
• [www.lenta.ru/story/bomb/ «Кодорский НЛО»] // lenta.ru
• [www.lenta.ru/articles/2007/08/27/lost/ «Неуловимый Джо»] // lenta.ru
• Васадзе, Гела. [www.apsny.ge/analytics/1256603774.php Миша и его команда]
• [www.1k-tv.com/index-3-videoinfo-472 Саакашвили водит экскурсию по Президентскому дворцу] (видео, 30 мин 31 сек)
• [www.gq.ru/people/article/329967/ Интервью Михаила Саакашвили Ксении Собчак и Ксении Соколовой] в журнале GQ
• Мендкович Н. А. [www.perspektivy.info/oykumena/krug/reformy_m_saakashvili_neoliberalnyj_eksperiment_i_jego_rezultaty_2012-05-22.htm Реформы М. Саакашвили: неолиберальный эксперимент и его результаты]. Центр исследований и аналитики ФИП - Перспективы. Проверено 29 января 2015.

Отрывок, характеризующий Саакашвили, Михаил Николозович

– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.