Михаил (Константинидис)
| Архиепископ Михаил Αρχιεπίσκοπος Μιχαήλ<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 11 октября 1949 — 13 июля 1958 | ||
| Предшественник: | Тимофей (Евангелинидис) | |
| Преемник: | Герман (Полизоидис) | |
| Имя при рождении: | Фукидидис Константинидис | |
| Оригинал имени при рождении: |
Θουκυδίδης Κωνσταντινίδης | |
Архиепи́скоп Михаи́л (греч. Αρχιεπίσκοπος Μιχαήλ, в миру Фукиди́дис Константини́дис, греч. Θουκυδίδης Κωνσταντινίδης; 27 мая 1892, Марония — 13 июля 1958) — епископ Константинопольской православной церкви, архиепископ Северной и Южной Америки.
История
В 1906 году поступил в Богословскую школу на острове Халки, которую окончил в с отличием в 1914 году. По окончании Халкинской богословской школы остался в ней ещё один год, преподавая Новый Завет. Также преподавал греческий язык в Торговом школе на Халки.
В 1915 году Патриарх Константинопольский Герман V предоставил ему стипендию для обучения в России в Киевской и Санкт-Петербургской духовных академиях. Оставался в России до 1919 года, когда из-за начавшейся гражданской войны должен был вернуться в Стамбул.
9 июня 1919 года был рукоположён в сан священника с возведением в сан архимандрита.
В октябре 1920 года Патриарх направил его в Комотини в качестве экзарха Маронийской и Фасской митрополии. Там он взял на себя управление городской полугимназией, где он преподавал Закон Божий, греческий и французский языки. Когда митрополит Маронийский Мелиссин (Христодулу) вследствие болезни не смог управлять митрополией, Михаил становится местоблюстителем митрополии.
В 1922 году в результата малоазитатской катастрофы оказался в Греции.
В 1923 году Архиепископ Афинский Хризостом I назначил архимандрита Михаила секретарём, а затем великим протосинкеллом Афинской архиепископии. Оставался в Афинах на протяжении на притяжении четырёх лет, состоя в клире Афинского кафедрального собора. Кроме этого, переводил и писал статьи для газеты «Νέος Αγών».
С 1927 по 1939 год служил в церкви святой Софии в Лондоне и также был представителем Константинопольского Патриархата, Элладской православной церкви и Александрийского Патриархата на различных конференциях и комитетах. Занимался переводами и написанием статей.
В 1938 году митрополит Коринфский Дамаскин (Папандреу) был избран архиепископом Афинским, однако в результате давления на Священный Синод со стороны правительства генерала Иоанниса Метаксаса, против которого митрополит Дамаскин открыто выступал, новым Архиепископм Афинским стал Хрисанф (Филиппидис), а митрополит Дамаскин вынужденно ушёл на покой, вследствие чего Коринфская митрополия вдовствовала до сентября 1939, когда на Коринфскую кафедру был избран архимандрит Михаил.
10 сентября 1939 года состоялась его епископская хиротония, которую возглавил Архиепископ Афинский Хрисанф. Настолован 15 октября того же года.
Будучи митрополитом Коринфским, вёл обширную работу как в годы войны и оккупации, организовывая бесплатные обеды, создав поликилинику и др., так и после освобождения, восстанавливая «Αρχείο Μελετών» в Коринфе, основав библиотеку в городе, организовал семинарию в Коринфе и др.
11 октября 1949 года избран архиепископом Северной и Южной Америки. Настолован 18 декабря того же года.
Скончался 13 июля 1958 года и похоронен во дворе Академии святого Василия.
Напишите отзыв о статье "Михаил (Константинидис)"
Ссылки
- [www.paratiritis-news.gr/details.php?id=135725 Ο εκ Μαρωνείας Αρχιεπίσκοπος Αμερικής Μιχαήλ Κωνσταντινίδης (1892-1958)]
Отрывок, характеризующий Михаил (Константинидис)
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
