Михаил (Семёнов)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Михаил и фамилией Семёнов.

Семёнов, Павел Васильевич
Михаил (Семёнов), епископ
Имя при рождении:	Семёнов, Павел Васильевич
Дата рождения:	1873(1873)
Место рождения:	Симбирск, Российская империя,
Дата смерти:	27 октября 1916(1916-10-27)
Место смерти:	Москва Рогожское старообрядческое кладбище
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Род деятельности:	духовный писатель
Годы творчества:	С 1901 по 1916
Язык произведений:	русский

Михаи́л (в миру Па́вел Васи́льевич Семёнов; 1873, Симбирск — 27 октября 1916, Москва) — старообрядческий епископ Канадский, духовный писатель.

Биография

Семья и образование

Родился в семье кантониста из крещёных евреев. Окончил Симбирское духовное училище, Симбирскую духовную семинарию (1895). Учился в Московской духовной академии, был учеником ректора академии, епископа Антония (Храповицкого). После перевода владыки Антония на аналогичный пост в Казанскую духовную академию, перевёлся в это учебное заведение, которое окончил в 1899 году со степенью кандидата богословия. В 1899—1900 году являлся профессорским стипендиатом при Казанской духовной академии; в 1900 с ним познакомился Григорий Распутин. В том же году был на полгода командирован в Константинополь для изучения источников, необходимых для написания диссертации. Магистр богословия (1902; тема диссертации: «Законодательство Византийских императоров по делам церковным до Юстиниана включительно»).

Монах, учёный, проповедник

26 ноября 1899 года пострижен в монашество епископом Антонием (Храповицким).

С 25 февраля 1900 года рукоположен во иеродиакона. 26 февраля 1900 года рукоположен во иеромонаха.

С 1900 — преподаватель основного, догматического и нравственного богословия Воронежской духовной семинарии.

С 1902 года — доцент Санкт-Петербургской духовной академии.

29 марта 1905 года года возведён в сан архимандрита.

С 5 сентября 1905 года — экстраординарный профессор Санкт-Петербургской духовной академии по кафедре церковного права.

Был одним из наиболее популярных среди интеллигенции священников в Санкт-Петербурге. Часто участвовал в публичных диспутах, лекциях и беседах, проводившихся в разных храмах столицы, в лекционных помещениях Сампсониевского собора, в Религиозно-философском обществе, в зале Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви, в Народном доме и других помещениях. Сотрудничал в журнале «Русский паломник». Был одним из 32 петербургских священников, публично выступивших за реформирование церкви.

По воспоминаниям митрополита Мануила (Лемешевского), бывшего в этот период студентом университета, архимандрит Михаил

подкупал своих многочисленных слушателей мягким обращением, внимательностью к посылаемым ему на таких лекциях-диспутам запискам, запросам. Он задерживал допоздна слушателей увлекательными репликами и ответами на такого рода запросы и т. д. И по окончании его выступления никто не хотел расходиться из собрания и многие слушатели оставались в ожидании новых и новых интересных отповедей этого молодого талантливого проповедника и докладчика, просветителя и миссионера — несокрушимого апологета своей православной веры. Во многом помогала ему необычайная память, находчивость и широкая эрудиция. В убедительных и всесторонних ответах он побеждал оппонентов.

Епископ (впоследствии митрополит) Арсений (Стадницкий) писал в это время:

Отец Михаил — это настоящий Фауст до встречи с диаволом. В комнате нет свободного места от книг: и на полу, и на столе, и на стульях. Сам он, тощий-тощий, с растрёпанными волосами, окаймляющими довольно изрядную лысину, крайне нервный, с порывистыми движениями, точно его кто ежесекундно дёргает, как на ниточке Петрушку… Удивительная работоспособность. Но навряд ли он долго проживёт, а то, не дай Бог, не заболел бы душевно.

Конфликт с Синодом

В 1906 году архимандрит Михаил объявил о вступлении в Трудовую народно-социалистическую партию, публично назвал себя христианским социалистом. Его деятельность вызвала резкое недовольство Святейшего Синода, по решению которого он был уволен из духовной академии и отправлен в Задонский монастырь. После самовольного возвращения был осуждён и выслан в Валаамский монастырь, который также покинул без разрешения церковного начальства. Деятельность архимандрита Михаила подвергалась резкой критике со стороны правых политических деятелей, которые концентрировали внимание на его еврейском происхождении.

Старообрядческий деятель

Проявлял интерес к старообрядчеству, ещё во время учёбы, когда на проводившихся во время занятий по «истории и обличению раскола» диспутах играл роль сторонника старообрядчества, что требовало тщательного изучения первоисточников. Постепенно пришёл к выводу о правоте «староверов».

В октябре 1907 года старообрядческий епископ Иннокентий (Усов) присоединил архимандрита Михаила к своей церкви. Объясняя своё решение, архимандрит Михаил писал:

На моих глазах синодскую церковь обвиняли в том, что она от всего учения церкви оставила мёртвую и дряблую ветошь, в которой не найдёшь никакого живого и жизненного ядра; в том, что она исказила учение церкви о таинствах, спасении, убила в этом учении всё, что могло двигать христианскую волю — строить чистую и святую жизнь. Я пытался даже защищать её, но именно во время защиты увидел, что защищаю «фантом», выдуманную церковь, которой нет. А та, которая есть, не поддаётся никакой защите.

В 1910 году писал о причине своего присоединения к старообрядцам:

Я уважаю и люблю старообрядчество за то, что оно кровью купило себе свободу от рабства государству, от порабощения свободы церковной воле папы, Никона или заступившей его папской иерархии. Я уверен был по его духу (и сейчас уверен), что в нём, обагрённом реками крови, пролитой за свободу мысли и убеждения, возможнее, чем где-нибудь, свободное раскрытие правды Божией о земле и небе.

За переход в старообрядчество был лишён Синодом сана архимандрита, что означало и лишение права проживания в столицах. С 1908 года жил в Белоострове, затем — в Симбирске, у сестры.

В 1908 году епископ Иннокентий (Усов) единолично произвёл его хиротонию в епископа Канадского. (это было разрешено старообрядческой церковью Белокриницкой иерархии, которая была в 1847 году также единолично основана митрополитом Амвросием (Поповичем), поскольку такая практика считается возможной в экстренных ситуациях; но в данном случае хиротония призналась недействительной, а епископ Иннокентий был запрещён. Через полгода оба эти постановления отменили).

4 февраля 1909 года епископ Михаил как поставленный без санкции высшего церковного руководства, был запрещён в служении, но 27 августа того же года разрешён условно — в случае прибытия на Канадскую кафедру. Тогда же старообрядцы признали правильность его хиротонии. Однако из-за недостатка средств епископ Михаил не добрался до Северной Америки, в связи с чем 31 августа 1910 года ему снова было запрещено священнослужение.

Позднее его кандидатура рассматривалась на старообрядческую Казанско-Вятскую епархию, но был отклонена, так как он находился под запрещением и, к тому же, сам отказался, заявив, что ещё не совсем проникся духом старообрядчества. Был организатором и руководителем Старообрядческого духовного учительского института, автором учебника Закона Божьего для старообрядческих школ.

В мае 1911 года епископ Михаил был арестован за радикальные высказывания, на полтора года заключён в крепость.

Активно сотрудничал с рядом старообрядческих изданий — «Церковь», «Старообрядческая мысль», «Старая Русь». Публиковал как богословские труды, так и художественные произведения, среди которых выделяются роман «Второй Рим» (церковной истории Византии IX—X вв.), повести «На заре христианства» (о первохристианских мучениках), «Горящий огнём» (о судьбе протопопа Аввакума), «Великий разгром» (о церковной истории XVII в.) и др. Ещё в 1906 году опубликовал в Петербурге под псевдонимом Дьяк Шигоня историческую драму «Уставший царь» об Иване Грозном.

Разрабатывал учение «голгофского христианства», сутью которого были свобода творчества, духовное обновление, совершенство, стремление к восстановлению на земле идеалов первохристианских общин. Сторонники этого учения считали, что путь к спасению, к «Новой Земле» (как аналогу Иерусалима небесного) лежит через Голгофу, а вся жизнь христианина должна быть постоянной Голгофой. В число организаторов группы сторонников «голгофского христианства» входил будущий священник Валентин Свенцицкий, этому движению сочувствовал Павел Флоренский.

Смерть

Страдал нервным расстройством, склонностью к бродяжничеству. Осенью 1916 года отправился вместе с сестрой на лечение в Москву, где его судьба сложилась трагически. 15-го октября, вечером епископ прибыл на станцию Сортировочная; где он пробыл последующие три дня — неизвестно; 18-го октября епископа обворовали неизвестные, а когда он обратился за помощью, то его приняли за вора и жестоко избили (у него были сломаны четыре ребра и ключица). В таком состоянии и без документов 19-го октября он был найден на улице 1-й Мещанской и помещён в Старо-Екатерининскую больницу, где пролежал несколько дней; после установление его личности 26-го октября нашедшие его родственники перевезли его в лечебницу у Рогожского кладбища, являющегося духовно-административным центром старообрядчества. На следующий день 27-го октября епископ скончался, с умирающего епископа было снято запрещение в служении, он был соборован. Был торжественно, по архиерейскому чину похоронен на Рогожском кладбище.

Из иллюстрированного журнала «Искры» от 6 ноября 1916 года:

Кончина епископа. 15-го октября, вечером на подмосковной станции «Сортировочная», Московской-Казанской железной дороги, старообрядческий епископ Михаил, ехавший с сестрой в Петроград, вышел на платформу и затерялся в толпе. С тех пор его след пропал. Только 25-го октября епископа нашли в Старо-Екатерининской больнице, где он лежал с утра 19-го октября. Сюда он был доставлен как неизвестный, поднятый на 1-й Мещанской улице. Епископ был в бессознательном состоянии, без шапки, без обуви, в рваном белье. На теле больного были обнаружены ссадины и кровоподтеки. Епископа где-то избили. За неимением свободных мест ему отвели место в коридоре. В бреду он пытался вставать и куда то бежать. На него надели смирительную рубашку. В один из светлых моментов больной сказал доктору что он епископ Михаил. Немедленно об этом сообщили на Рогожское старообрядческое кладбище. Больного перевезли туда, но на следующий день, 27-го октября, епископ скончался. Епископ Михаил, в миру Павел Семенов, сын кантониста, родился в Симбирске. По окончании казанской духовной академии он был приглашен в петроградскую академию на кафедру церковного права. В 1905 году архимандрит Михаил объявил себя христианским социалистом. Отдельно книжкою он выпустил 12 писем «О Христе Подлинном». В своих литературных произведениях он открыто выступал против Синода и последний лишил его сана. В 1907 году он присоединился к старообрядчеству и получил сан епископа. Епископ Михаил скончался на 44-году жизни..

Зинаида Гиппиус в своём дневнике «Синяя книга» написала о нём так:

Это был примечательный человек.

Русский еврей. Православный архимандрит. Казанский духовный профессор. Старообрядческий епископ. Прогрессивный журналист, судимый и гонимый. Интеллигент, ссылаемый и скрывающийся за границей. Аскет в Белоострове, отдающий всякому всякую копейку. Религиозный проповедник, пророк «нового» христианства среди рабочих, бурный, жертвенный, как дитя беспомощный, хилый, маленький, нервно-возбужденный, беспорядочно-быстрый в движениях, рассеянный, заросший черной круглой бородой, совершенно лысый. Он был вовсе не стар: года 42. Говорил он скоро-скоро, руки у него дрожали и все что-то перебирали…

В 1902 году церковное начальство вызвало его из Казани в Спб. как опытного полемиста с интеллигентными «еретиками» тогдашних Рел.-Фил. Собраний. И он с ними боролся… Но потом все изменилось.

В 1908-9 году он бывал у нас уже иным, уже в кафтане стар<ообрядческого> епископа, уже после смелых и горячих обвинений православной Церкви. Его «Я обвиняю»… многим памятно. Отсюда ведут начало его поразительные попытки создать новую церковь «Голгофского Христианства». С внешней стороны это была демократизация идеи Церкви, причем весьма важно отрицание сектантства (именно в «сектантство» выливаются все подобные попытки).

Многие знают происходившее лучше меня: в эти годы путаность и детская порывистость Михаила удерживали нас от близости к нему.

Но великого уважения достойна память мятежного и бедного пророка. Его жертвенность была той ценностью, которой так мало в мире (а в христианских церквах?).

И как завершенно он кончил жизнь! Воистину «пострадал», скитаясь, полубезумный, когда «народ», его же «демократия» — ломовые извозчики — избили его, переломили 4 ребра и бросили на улице; в переполненной больнице для бедных, в коридоре, лежал и умирал этот «неизвестный». Не только «демократия» постаралась над ним: его даже не осмотрели, в 40-градусном жару веревками прикрутили за руки к койке, — точно распяли действительно. Даже когда он назвался, когда старообрядцы пошли к старшему врачу, тот им отвечал: «Ну, до завтра, теперь вечер, я спать хочу». Сломанные ребра и ключица были открыты лишь перед смертью, после 4-5-дневного «распятия» в «голгофской больнице».

Проповеди епископа

• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-125 Преобразимся]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-127 Святая немота]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-351 Неделя о блудном сыне. Сын «благоразумный»]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-352 Христос воскресе!]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-353 В неделю Ваий]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-353 В неделю Ваий 2]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-354 В неделю четвертую Великого поста]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-355 К неделе о слепом]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-356 Тайна страдания]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-357 Великий старообрядческий праздник]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-358 Отдохнем у подножия Креста]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-359 Лобызая Крест, не дадим лобзания Июдина]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-360 Християнство — религия крестоношения]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-361 Угол Неба на земле]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-362 Вода живая]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-363 О воспитании. На праздник Введения в церковь Св. Девы Марии]
• [samstar.ucoz.ru/news/epmikhail_semenov_mysli_na_rozhdestvo_i_novyj_god/2010-01-03-3006 Мысли на Рождество и Новый год].
• [samstar.ucoz.ru/news/staroobrjadcheskij_episkop_mikhail_semenov_k_novomu_godu/2010-01-01-2997 К новому году].
• [samstar.ucoz.ru/news/epmikhail_semenov_mysli_na_rozhdestvo_i_novyj_god/2010-01-03-3006 Мысли на Рождество и Новый год].
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-365 Будьте осторожны].
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-366 Не пецытеся].
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-367 Преображение в святость].
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-368 Человека не имам].
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-369 Молитва святого Ефрема Сирина].
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-370 Прощеный день].
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-371 Каждый делай своё дело]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-372 Святые]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-373 Изведи из темницы душу мою]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-307 Вы стоите перед лицом Господа Бога нашего. Слово при крещении детей Е. в Саратове]
• [samstar.ucoz.ru/news/2009-03-28-1821 Со ступеньки на ступеньку, вверх (неделя Иоанна Лествичника)]
• [samstar.ucoz.ru/news/2009-03-09-1743 Легкая заповедь]
• [samstar.ucoz.ru/news/2009-04-06-1851 На праздник Благовещения]
• Как спастись в миру. Жизнь в семье
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-518 Отец и муж. Глава семьи.]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-519 Как спастись в миру. Жизнь в семье.]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-520 Как спастись в миру. Жизнь в семье.]

Труды

• Законодательство римско-византийский императоров о внешних правах и преимуществах церкви : (От 313 до 565 г.) Казань : типо-лит. Имп. ун-та, 1901
• Две системы отношений государства к церкви : Римское и византийско-слав. понимание принципа отношений государства к церкви Казань : типо-лит. Имп. Ун-та, 1902
• Любовь или ненависть, христианство или буддизм проповедует гр. Л. Толстой Санкт-Петербург : журн. «Миссионер. обозрение», 1902
• Новое христианство Санкт-Петербург Комарова, ценз. 1902
• Обиженные дети Казань : типо-лит. Ун-та, 1902
• Христос на Голгофе и воскресший : (В связи с вопросом о страданиях человечества) Санкт-Петербург : журн. «Миссионер. обозрение», 1902
• Новые и старые пути Санкт-Петербург : О-во распростр. религ.-нравств. просвещения в духе православ. церкви, 1903
• О счастье и мещанстве Санкт-Петербург : О-во распространения религ.-нравств. просвещения в духе православ. церкви, 1903
• Первые мученики за веру христову Санкт-Петербург : журн. «Нар. образование», 1903
• Святые мученики времен Траяна и Адриана : (Св. Игнатий Богоносец. Св. Евстафий Плакида и семья его. Святые Есперь и Зоя) Санкт-Петербург : Синод. тип., 1903
• Санкт-Петербург : П. П. Сойкин, ценз. 1904
• Дети лишние, брошенные, несчастные, преступные Санкт-Петербург : О-во распростр. религ.-нравств. просвещения в духе православ. церкви, 1904
• Жизнь и совесть : Лекции, письма, беседы Москва : тип. т-ва И. Д. Сытина, 1904
• К кровавой пасхе" : 2 доп. письма о войне иером. Михаила, доц. Спб. дух. акад. Санкт-Петербург : тип. М. Меркушева, 1904
• Короленко краткий критический очерк Санкт-Петербург : О-во распростр. религ.-нравств. просвещения в духе православ. церкви, 1904
• Отцам и детям Москва : тип. т-ва И. Д. Сытина, 1904
• Письма о войне Москва : отд. тип. т-ва И. Д. Сытина, 1904
• Новая церковь Санкт-Петербург : кн. маг. «Вера и знание», 1905
• Перед стеной : Перед тайной Москва : тип. т-ва И. Д. Сытина, 1905
• Церковь, литература и жизнь Москва : тип. т-ва И. Д. Сытина, 1905
• К воде живой Санкт-Петербург : О-во распростр. религ.-нравств. просвещения в духе православ. церкви, 1906
• Бессмерта ли душа Санкт-Петербург : тип. Монтвида, 1906
• Дни творения Санкт-Петербург : тип. Монтвида, 1906
• Женщина-работница Санкт-Петербург : тип. Монтвида, 1906
• Почему нам не верят? : К церковной реформе : О церковно-обществ. злобах дня Санкт-Петербург : книгопродавец И. Л. Тузов, 1906
• Проклятые вопросы и христианство Санкт-Петербург : тип. Монтвида, 1906
• Пророк христианской свободы и свободного христианства : (Ламенэ и его «Слова верующего») Санкт-Петербург : тип. Монтвида, 1906
• Стон детей Санкт-Петербург : типо-лит. М. П. Фроловой, 1906
• Сумасшествие, как повод к разводу Санкт-Петербург : тип. М. Меркушева 1906
• Уставший царь : Повесть об «Уставшем царе» : Пьеса в 4 актах Дьяка Шигони Санкт-Петербург : И. Балашов, 1906
• Христиане ли мы? Санкт-Петербург : тип. Монтвида, 1906
• Христианство и социал-демократия Санкт-Петербург : тип. «Бережливость», 1906
• Христос и варфоломеевские ночи Санкт-Петербург : тип. Монтвида, 1906
• «Царь-голод» Санкт-Петербург : тип. Монтвида, 1906
• «Священник-социалист» и его социальный роман Санкт-Петербург : тип. Монтвида, 1906
• Евангелие мещан : 1, 2, 3. Введение. Характеристика Иисуса по Ренану. Евангелие мещан. Зачем предаешь меня поцелуем : (Ренан и его Иисус) Москва : тип. т-ва И. Д. Сытина, 1907
• В селе и в городе : [Около борьбы труда и капитала] : (Повесть-очерки из жизни священника) Санкт-Петербург : тип. «Бережливость», 1907
• Горе-злосчастье. I. Мать и сын. (История пьяницы). II. Что пьяница сделал с женой и детьми Москва : типо-лит. т-ва на вере Е. Кудинова и К°, 1907
• Женщине накануне её освобождения Санкт-Петербург : тип. «Бережливость», 1907
• Как я стал народным социалистом. I, II, III, IV. Первый этап. В рабстве компромисса. Ссоры с Достоевским и немецкими христианскими социалистами. Почему н.-с., а не с.-д. или с.-р.? / А. Михаил Москва : тип. т-ва И. Д. Сытина, 1907
• По ниве царской : Еще одно сказание рус. народу от Старого друга Санкт-Петербург : т-во Р. Голике и А. Вильборг, 1907
• Св. Иоанн Златоуст : (К 1500-летию его блаж. кончины) Нижний Новгород : типо-лит. т-ва И. М. Машистова, 1907
• Христос в век машин Санкт-Петербург : тип. Монтвида, 1907
• «Законный» брак : (Проблемы брака, материнства, шк.) Санкт-Петербург : 1908
• От бурсы до снятия сана Санкт-Петербург : тип. Спб. т-ва «Труд», 1908 (тип. «Север»)
• Публичное собеседование архимандрита Михаила с синодальным миссионером о. К. Крючковым в Киеве 20-го июля 1908 года : [dlib.rsl.ru/viewer/01002415124#?page=5 (Стеногр. отчет) Москва : Союз старообряд. начетчиков, 1908]
• Горящий огнём : Повесть из жизни протопопа Аввакума Москва : Союз старообрядч. начетчиков, 1909
• Двенадцать писем о свободе и христианстве : Письма «О Христе подлинном» Санкт-Петербург : тип. т-ва «Свет», 1909
• Апология старообрядчества Москва : тип. Г. Лисснера и Д. Собко, 1910
• Беседы с читателями Киев : тип. С. В. Кульженко, 1910
• Боярыня Морозова : Ист. повесть / Старообрядческий еп. Михаил Уральск : Изд-во старообрядческой тип. церковно-славянских книг, п/ф. «Андрей Васильевич Симаков», 1910
• Методика закона божия Москва : типо-лит. И. М. Машистова, 1911
• Прошлое и современные задачи старообрядчества Москва : т-во типо-лит. И. М. Машистова, 1911
• Христианство не мораль Москва : журн. «К Новой земле», 1912
• Великий разгром : Истор. повесть из времен первых гонений на старообрядчество : В 3 ч. Москва : Кн-во Моск. старообрядческое братство чест. креста, 1913
• Чтение для семьи, школы и народа : Кн. 1-6 Москва : тип. П. П. Рябушинского, 1914
• Первый год обучения закону божию в старообрядческой школе Москва : кн-во Братства честн. и животворящего креста господня, 1914
• Ответ о. Карабиновичу Москва : Т-во типо-лит. И. М. Машистова, 1915
• Избранные статьи : (Из журн. «Церковь» за 1908—1915 гг.) СПб. : Политехника, 1998
• Святой праведный Иоанн Кронштадтский : Полн. биогр. с ил. М., 1999
• [www31.brinkster.com/rpscvolga/gigiena.htm Гигиена духа христианина. Барнаул, 2001]
• [www31.brinkster.com/rpscvolga/liturgiya.htm%20 Святая литургия : Письма о преподавании Закона Божия Барнаул : АКООХ-И «Фонд поддержки стр-ва храма Покрова Пресвятыя Богородицы Рус. православ. старообрядч. церкви», 2002 ]
• [samstar-biblio.ucoz.ru/KnigiRaznye/Razgrom.pdf Великий разгром. Барнаул, 2004]
• Житие и чудеса святого праведного Иоанна Кронштадтского / Иеромон. Михаил, доцент Санкт-Петербургской Духовной акад Москва : Ковчег, 2008

Ссылки

• [www.krotov.info/spravki/persons/20person/semenov.html Фауст до встречи с Диаволом]
• [www.portal-credo.ru/site/print.php?act=lestovka_texts&id=42 Христианский коммунизм епископа Михаила (Семёнова)]
• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_6179 Биография]
• [www.bogoslov.ru/persons/47102/index.html Биография] на сайте Богослов.Ру
• [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/100-1-0-350 Исповедь]

Отрывок, характеризующий Михаил (Семёнов)

– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.