Михаил IV Пафлагонский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил IV Пафлагон
греч. Μιχαήλ Δ΄ Παφλαγών<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Миниатюра хроники Иоанна Скилицы, XII век</td></tr>

Византийский император
11 апреля 1034 — 10 декабря 1041
Предшественник: Роман III Аргир
Преемник: Михаил V Калафат
 
Рождение: 1010(1010)
Пафлагония,
Византийская империя
Смерть: 10 декабря 1041(1041-12-10)
Константинополь,
Византийская империя
Род: Македонская
Супруга: Зоя Порфирородная
Дети: нет

Михаил IV Пафлагон (1010, Пафлагония, Византийская империя — 10 декабря 1041, Константинополь, Византийская империя) — византийский император с 1034 года.





Молодость

Михаил родился в Пафлагонии (откуда и прозвище) в незнатной семье. У него было не меньше четырёх братьев (среди которых наиболее известен придворный евнух Иоанн Орфанотроф) и сестра. Согласно источникам Кедрина, в молодости Михаил занимался обменом и подделкой денег. Незнатность он компенсировал красотой и обаянием, омрачавшимися приступами эпилепсии. Недоброжелательный к Михаилу Ластиверци считает, что в будущего императора вселился бес, когда тот обратился к ведьме за помощью в захвате власти[1]. Во всяком случае, когда Иоанн познакомил его с императрицей Зоей, дочерью Константина VIII, та сделала юношу своим фаворитом.

Пафлагонцы и Зоя организовали заговор против императора Романа. В 1033 г. Роман Аргир заболел подозрительной болезнью, вызванной, вероятно, действием медленного яда. В 1034 г. сторонники Михаила задушили Романа Аргира в бане и утопили. Престарелая Зоя в тот же день отдала руку и венец своему любовнику.

Внутренняя политика

Михаил и Иоанн, ставший его правой рукой, проводили в целом консервативную политику. Тем не менее, чувствуя своё шаткое положение, они провели некоторые репрессии среди константинопольской знати. Так, имущество богатого Константина Далассина было передано ещё одному брату — Константину, он же получил в управление Болгарию. Другой брат, Никита, стал наместником в Сирии, но вскоре умер. Зять самодержавца, Стефан, из конопатчиков вышел в командующие флотом.

Новая знать предавалась разгулу и ссорилась как со старыми придворными, так и с простым народом, учреждая всё новые налоги и расхищая казну. Это продолжалось и несмотря на стихийные бедствия вроде засухи 1037 г. В результате значительную часть царствования Михаила занимали восстания — начиная с бунта в Антиохии в 1034 и заканчивая Болгарским, которое стало крупнейшим событием его правления.

Знать тоже отвечала пафлагонцам неприязнью. В оппозицию перешли крупнейший полководец Георгий Маниак, будущий патриарх Михаил Керуларий, тесть Константина Дуки Иоанн Макремволит. Чтобы упрочить положение, Михаил по совету Иоанна усыновил своего племянника Михаила, хотя и не любил его. Тем не менее, заговоры и измены раскрывались вплоть до смерти императора, а провинциальные администраторы и мелкие феодалы, видя ослабление центральной власти, принялись за междоусобицы.

Историки отмечают покровительство Михаила церкви и отчисление больших сумм на благотворительность. По сообщению Пселла, император построил в Константинополе приют для нищих и монастырь для бывших проституток. Большие деньги были уплачены патриарху Алексию для легитимации власти Михаила. На Русь, по некоторым данным, Михаилом был назначен митрополит Феопемпт[2].

Внешняя политика

В самом начале правления Михаил направил флот к берегам фатимидского Египта. Это провело достаточный эффект, и мусульманские правители не осмеливались нарушать мирных договоров всё его правление. Вскоре были побеждены печенеги. Примерно к тому же времени относятся походы византийцев в Васпуракан. По словам Ластиверци, первый поход окончился поражением из-за низкой дисциплины ромейского войска, однако со второй попытки был захвачен город Беркри и «упразднена власть персов над этим местом».

В 1038 началась экспедиция Маниака на Сицилию, где ему удалось отбить у арабов Мессину и Сиракузы. Впрочем, после ареста Маниака большая часть Сицилии была вновь потеряна.

В Южной Италии в 30-е годы велись боевые действия Капуи против Неаполя и Салерно. Михаил долго поддерживал Пандульфа Капуанского, но после его поражения от Гвемара Салернского перешёл на сторону последнего и бросил Пандульфа в темницу. В 1040 году лангобарды и норманны, покровительствуемые Гвемаром, опустошили византийские владения. Восстание удалось подавить лишь при следующем императоре[3].

В 1040 византийский флот был уничтожен пожаром, что существенно связало Михаилу руки.

Болгарское восстание

Восстание в славянских провинциях империи стало закономерным следствием провала внутренней политики пафлагонцев. Возглавил его Пётр II Делян, сын царя Гавриила Радомира или просто самозванец. Пётр снискал поддержку и простых болгар, недовольных налоговыми притеснениями и эллинизацией, и представителей знати. Через несколько месяцев в его руках оказалась значительная часть нынешних Сербии, Македонии, Албании и Греции, а также императорская казна.

Михаил в то время находился в Солуни и был серьёзно болен. Хотя по некоторым поздним источникам он исцелился во время пребывания на Афоне, Михаил Пселл говорит о его тяжёлом состоянии. Несмотря на болезнь, по прибытии в Константинополь Михаил собрал войско и, воспользовавшись междоусобицами в руководстве болгар, разбил ослеплённого племянником Гавриила Радомира Алусианом Петра. Восстание было подавлено.

По возвращении Михаил принял постриг и вскоре умер. Похоронен в благоустроенном им монастыре Космы и Дамиана в Константинополе.

Источники

Главными источниками информации о царствовании Михаила являются хроники Пселла, Иоанна Скилицы и Михаила Атталиата. Среди них наиболее критичен к нему Скилица. Из более поздних историков к этому периоду обращаются Кедрин, Константин Манассия и Зонара. Его восточную политику описывают армянские историки Аристакес Ластивертци и Матвей Эдесский.

Напишите отзыв о статье "Михаил IV Пафлагонский"

Примечания

  1. [www.vostlit.info/Texts/rus2/Aristakes/frametext1.htm Повествование вардапета…]
  2. Щапов Я. Н. Государство и церковь Древней Руси. — М., 1989. — С. 193.
  3. Норвич Дж. [ulfdalir.ru/literature/881 Нормандцы в Сицилии. Второе нормандское завоевание. 1016—1130] / Перевод с английского Л. А. Игоревского. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. — 367 с. — 5 000 экз. — ISBN 5-9524-1751-5.

Литература

Отрывок, характеризующий Михаил IV Пафлагонский



Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.