Михаил VII Дука

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил VII Дука
греч. Μιχαήλ Ζ΄ Δούκας<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Монета с изображением Михаила Парапинака</td></tr>

Византийский император
1071 — 1078
Предшественник: Константин X Дука
Преемник: Никифор III Вотаниат
 
Рождение: 1050(1050)
Смерть: 1090(1090)
Константинополь
Род: Дуки
Отец: Константин X Дука
Мать: Евдокия Макремболитисса
Супруга: Мария Аланская
Дети: Константин Дука

Михаи́л VII Ду́ка (1050 — ок. 1090), по прозванию «Парапина́к», — византийский император (1071—1078), во время правления которого значительной частью византийской Анатолии овладели турки-сельджуки.





Биография

Сын Константина X и Евдокии Макремболитиссы. В годы малолетства носил титул императора вместе с братьями Андроником и Константином. Воспитанием его заведовал учёный историк Михаил Пселл. Коронован был в 20 лет, сразу после разгрома императорской армии при Манцикерте, в ходе которого попал в плен его отчим-соправитель, Роман IV Диоген.

Освободившийся из плена и пытавшийся вернуть престол Роман Диоген вынужден был отказаться от престола и обещал постричься, за что получил гарантию личной безопасности; тем не менее, его ослепили, но он получил при этом много ран и вскоре умер.

Михаил VII посвящал своё время изучению риторики и писанию стихов, управление же находилось в руках его советников, влиянию которых он вполне подчинялся.

В Азии дела империи шли все хуже и хуже; сельджуки помогли императору против претендента на престол Иоанна Дуки, но получили за это часть Малой Азии. Новое восстание поднял Никифор Вриенний Старший, который был провозглашен императором и в 1077 году вступил в Адрианополь, а брат его Иоанн подошел к самому Константинополю, но должен был отступить.

Пока дела Никифора Вриенния принимали неблагоприятный для него оборот, Михаилу приходилось считаться с другим мятежом, возникшим на востоке; там императором был провозглашен Никифор Вотаниат. За него была сильная партия и в столице, состоявшая из недовольных отнятием церковных имуществ духовных и многих знатных светских лиц. Никифору сочувствовала, по-видимому, даже часть родни Михаила.

В марте 1078 года Никифор Вотаниат подступил к Никее, а 25 числа этого месяца многие духовные и сенаторы провозгласили его в Константинополе императором. 31 марта мятежники заняли дворец; Михаила насильно постригли в монахи и отправили в Студийский монастырь, где он некоторое время спустя был рукоположён в эфесские митрополиты.[1]

Его бывшая жена, грузинская царевна Мария, вскоре сочеталась браком с Вотаниатом, а сын Константин сохранял статус престолонаследника до 1087 года.

Семья

Супругой Михаила стала дочь грузинского царя Баграта IV Мария, от которой у него был единственный сын.

  • Константин Дука (1074—1095) — был соправителем своего отца и его преемников — Никифора Вотаниата и Алексея Комнина. Его женой должна была стать Анна Комнина, но он умер в 1095 году.

Напишите отзыв о статье "Михаил VII Дука"

Примечания

  1. [www.myriobiblion.byzantion.ru/Nic3.htm Никифор Вриенний. Исторические записки. Книга III]

Источники и литература

Источники
  • Анна Комнина. [krotov.info/acts/11/komnina/aleks_00.html В 15 книгах] // Алексиада. — СПб.: Алетейя, 1996. — 704 с. — ISBN 5-89329-006.
  • Никифор Вриенний Младший. [krotov.info/acts/11/3/vrienniy.html Исторические записки (976-1087)] // . — СПб.: Типография Григория Трусова, 1858.
Литература
  • Васильев А. А. [www.hrono.ru/libris/lib_we/vaa100.php Том 2] // История Византийской империи. — М.: Алетейя, 2000. — ISBN 978-5-403-01726-8.
  • Дашков С. Б. [www.sedmitza.ru/text/434544.html Алексей I Комнин] // Императоры Византии. — М.: Красная площадь, 1997. — 558 с. — ISBN 5-87305-002-3.
  • Диль Ш. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Diehl_Ist/index.php История Византийской империи] / Перев. с франц. А. Е. Рогинской. — М., 1948.
  • Норвич Дж. История Византии. — М.: АСТ, 2010. — 542 с. — ISBN 9-78-517-050648.
  • Оболенский Дм. Византийское содружество наций. — М.: Янус-К, 1998. — ISBN 5-86-218273-Х.
  • Райс Тамара Т. Сельджуки. Кочевники - завоеватели Малой Азии. — М.: Центрполиграф, 2004. — 238 с. — ISBN 5-9524-0949-0.
  • Сказкин С. Д. [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000048/index.shtml Том 2] // История Византии в 3 томах. — М.: Наука, 1967. — ISBN 978-5-403-01726-8.
  • Степаненко E. А. [elar.urfu.ru/handle/1234.56789/3423 Византия в международных отношениях на Ближнем Востоке (1071-1176)]. — Свердловск.: Изд-во Урал. ун-та, 1988. — 240 с.
  • Успенский Ф. И. [rikonti-khalsivar.narod.ru/Usp4.0.htm Отдел VI. Комнины.] // История Византийской империи. В 5 т. — М.: АСТ, Астрель, 2005. — Т. 5. — 558 с. — ISBN 5-271-03856-4.
  • Михаил, византийские императоры // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Михаил VII Дука

– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.