Михайловка (усадьба)

Михайловка (также «Михайловская дача» и «Михайловское имение») — дворцово-парковый ансамбль XIX века на Петергофской дороге, до революции принадлежавший великокняжеской линии Михайловичей.

Ранняя история

Михайловка включает несколько дачных «мест» начала XVIII века:

• первое (с востока) место было «докторским», принадлежавшим личным врачам Петра I Р. К. Арескину и, после 1718 года, Л. Л. Блюментросту (позже первому президенту Академии наук).
• вторым местом владел шеф-повар («обер-кухмистер») Петра I Иоганн Фельтен
• третье место принадлежало кораблестроителю Тихону Игнатьевичу Лукину
• пятью местами владел сенатор граф Иван Алексеевич Мусин-Пушкин.

На территории Михайловки также располагались усадьба Меншикова «Фаворит» и дача стольника И. Стрешнева.

Позже домами в Михайловке в разное время владели фельдмаршал Миних (усадьбa «Убежище»), А. Г. Разумовский и президент Академии наук К. Г. Разумовский. К. Г. Разумовский также был (последним) гетманом Малороссии и оттого усадьба в XVIII веке также была известна как «Гетманская мыза».

В начале XIX века часть участков поступила во владение княгини В. А. Шаховской, которая дала объединённой усадьбе романтичное название «Монкальм», (фр. mon calme, «мой покой»).

Императорская дача

В мае 1834 года «Монкальм» и Гетманская мыза были приобретены для (тогда двухлетнего) великого князя Михаила Николаевича, сына Николая I, и место получило своё современное название. В 1836 году к ним было присоединено соседнее Мало-Знаменское (которое ранее было северо-восточной частью Гетманской мызы). Под управлением департамента уделов в 1830-х и 1840-х годах в усадьбе была проложена прибрежная Морская дорога, высажены сотни деревьев (липы, дубы, ели, ясени, лиственницы, березы), расчищена сосновая роща, осушены болота, построены мосты. Был снесен деревянный дом миниховской усадьбы с флигелями и гостевой двор. Деревня Коркули, примыкавшая к усадьбе с XVII века, была перенесена на версту, ближе к шоссе.

Проект дворца был подготовлен в 1850 году архитектором А.И. Штакеншнейдером. Им же были возведены две оранжереи и дом садовника. 1856 году для работы над дворцом был выбран архитектор И. И. Шарлемань. Когда министр двора граф В. Ф. Адлерберг добился отстранения Шарлеманя, по решению самого Михаила Николаевича усадьбу достраивал Г. Э. Боссе. Закладка дворца состоялась в 1858 году, строительство двух корпусов (Большого и Малого дворцов), соединённых переходами и галереями, завершено в мае 1862 года.

Имение было задумано как архитектурно-ландшафтный комплекс, располагающийся на двух террасах с осями, проходящими по Гофмейстерскому и Церковному проездам.

Кроме дворца, комплекс включал:

• Кухонный и Конюшенный корпуса
• Кавалерийский (Гофмейстерский) корпус, перестроенный из бывшего дома Разумовских
• егерский дом с псарней
• оранжереи с домом садовника
• здание караулки
• многочисленные садовые сооружения: перголы, веранды, статуи, фонтаны.

В 1861 году на месте деревянного дома Миниха началось строительство церкви святой Ольги по проекту архитектора Д.И. Гримма. С её завершением в 1864 году основное строительство закончилось; в дальнейшем строились незначительные сооружения — чугунная часовня, гараж, кегельбан, теннисные корты.

В XVIII веке дачи окружал регулярный парк, позднее преобразованный в английский пейзажный по указаниям садового мастера Фроста с устройством новых дорожек, полян и куртин. K старым были добавлены новые пруды, соединённые извилистыми протоками с мостиками и плотинами. Парк был перепланирован по проекту А. И. Штакеншнейдера и А. И. Резанова, в 1859—1862 вновь перепланирован архитектором Боссе. Дубы, посаженные ещё при Меньшикове, при этом были сохранены. Общая площадь парка — 106 гектаров.

Советское время

До 1917 усадьба принадлежала потомкам Михаила Николаевича.

В 1919—1941 в усадьбе работала трудовая школа-колония «Красные зори». Главный дворец был сильно разрушен во время Великой Отечественной войны, остальные здания также повреждены. В 1945 году в усадьбе разместилась птицефабрика Ленмясокомбината, которая, с целью ремонта отдельных зданий, разбирала повреждённые на строительные материалы.

В 1967 году усадьба была передана Кировскому заводу под базу отдыха и в 1970—1979 годах отреставрирована по проекту архитектора М. И. Толстого. В усадьбе помещался пансионат «Красные зори», позднее получивший название «Усадьба Михайловка».

Современное состояние

Михайловка была объявлена памятником истории и культуры федерального значения и с 2003 по 2006 год находилась в ведении Управления делами Президента Российской Федерации. В июле 2006 года по распоряжению правительства РФ дворцово- парковый ансамбль «Михайловская дача» был передан Санкт-Петербургскому государственному университету под кампус Высшей школы менеджмента.

С 1 сентября 2015 года в кампусе в полном объеме началось проведение учебного процесса. Полностью отреставрирован и введен в эксплуатацию Конюшенный корпус, ставший учебным. Из нового строительства появились хозяйственный корпус и студенческое кафе на 1000 мест. В ближайшей перспективе ожидается постройка комплекса студенческих общежитий (2018 год). Здания Гофмейстерсокго корпуса и дворца законсервированы.

Источники

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7810424000

• [www.gsom.pu.ru/files/upload/gsom/about/29_11_dacha_less.pdf Дворцово-парковый ансамбль «Михайловская дача»]
• О. А. Чеканова. [encspb.ru/object/2804004978 Статья в «Энциклопедии Санкт-Петербурга»]
• Дмитрий Бадалян. [www.adresaspb.ru/arch/adresa_08/08_020/08_20.htm Усадьба / Михайловка]
• Андреева В. И. Дворцово-парковый ансамбль Михайловской дачи: К вопр. об истории создания // Памятники истории и культуры Санкт-Петербурга: Исслед. и материалы. СПб., 2000. Вып. 5. С. 126−142
• Иванова Т. К., Иващенова О. Г. История Михайловской дачи на Петергофской дороге. 2-е изд., испр. и доп. СПб.; Петергоф, 2003.

Отрывок, характеризующий Михайловка (усадьба)

– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.