Михайловский дворец
дворец | |
Михайловский дворец
| |
Страна | Россия |
Город | Санкт-Петербург |
Архитектурный стиль | Ампир |
Автор проекта | Карл Росси |
Строительство | 1819—1825 годы |
Состояние | Объект культурного наследия РФ № 7810526001 |
Миха́йловский дворец — бывший великокняжеский дворец на площади Искусств в центре Санкт-Петербурга, памятник архитектуры высокого классицизма.
В здании находится Государственный Русский музей.
История создания
В основном идея постройки новой резиденции для князя Михаила Павловича принадлежала его отцу, императору Павлу I. В 1798 году император приказал откладывать деньги для постройки дворца своему младшему сыну Михаилу. Павлу I не пришлось увидеть воплощение своей идеи, так как в результате дворцового переворота он погиб. Несмотря на это, приказ императора был выполнен. Когда Михаилу исполнился 21 год, император Александр I решил начать строительство дворца.
Архитектором строящегося Михайловского дворца был Карл Росси. Над проектом дворца архитектор начал работать с 1817 года, когда хотели устроить новую резиденцию великого князя на месте дворца Воронцова, а затем — на месте дома Чернышёва (там впоследствии был построен Мариинский дворец)[1]. После решения о начале строительства дворца на этом пустыре, архитектор начал создавать проект не просто перестройки существующих зданий, а нового городского архитектурного ансамбля. Здесь зодчим был спланирован не только дворец, но также площадь перед ним и две новые улицы (Инженерная и Михайловская).
В начале апреля 1819 года была создана «Комиссия для построения дворца великому князю Михаилу Павловичу». Торжественная закладка здания состоялась 14 июля, а само строительство началось 26 июля. Со стороны Марсова поля появился сад при дворце — также Михайловский. 30 августа (11 сентября) 1825 года дворец был освящён[2].
В 1895 году внуки Михаила Павловича продали дворец в казну. 13 (25) апреля 1895 года Именным Высочайшим Указом императора Николая II здесь был учреждён Русский музей императора Александра III.
Напишите отзыв о статье "Михайловский дворец"
Примечания
Литература
- Пилявский В. И. Зодчий Росси. — М.—Л.: ГИАиГ, 1951.
Отрывок, характеризующий Михайловский дворец
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.