Михайловское (музей-заповедник)

Достопримечательность

Михайловское (музей-заповедник)

Мемориальный музей-заповедник А. С. Пушкина «Михайловское» — музей-заповедник в Пушкиногорском районе Псковской области. Полное название — Государственный мемориальный историко-литературный и природно-ландшафтный музей-заповедник А. С. Пушкина «Михайловское».

Общая площадь заповедника составляет 9800 гектаров.

Заповедник включает

• Могилу А. С. Пушкина и некрополь Ганнибалов-Пушкиных в Святогорском Свято-Успенском монастыре
• Усадьбы «Михайловское», «Тригорское», «Петровское» и принадлежащие им мемориальные парки
• городища Велье, Воронич, Врев, Савкино (Савкина Горка)
• Озёра: Белогули, Велье, Кучане, Маленец, Чёрное
• Пойменные луга реки Сороти
• Музей «Мельница в деревне Бугрово»
• Научно-культурный центр Пушкинского заповедника в поселке Пушкинские Горы, (НКЦ)
• Имения родственников, друзей и соседей поэта — Воскресенское, Голубово, Дериглазово, Лысая Гора
• Историческая часть купеческого села Велье, XIV—XX вв.

История

О пребывании А. С. Пушкина в Михайловском

Впервые юный поэт побывал здесь летом 1817 года и, как сам писал он в одной из своих автобиографий, был очарован «сельской жизнью, русской баней, клубникой и проч., — но все это нравилось мне недолго».

Следующий раз Пушкин посещает Михайловское в 1819 году.

С августа 1824 по сентябрь 1826 года Пушкин проживал здесь в ссылке.

В 1824 году полицией в Москве было вскрыто письмо Пушкина, где тот писал об увлечении «атеистическими учениями». Это послужило причиной отставки поэта 8 июля 1824 года от службы. Он был сослан в имение своей матери, и провёл там два года — это самое продолжительное пребывание Пушкина в Михайловском.

Вскоре после приезда Пушкина в Михайловское у него произошла крупная ссора с отцом, фактически согласившимся на негласный надзор за собственным сыном. В конце осени все родные Пушкина уехали из Михайловского. Вопреки опасениям друзей, уединение в деревне не стало губительным для Пушкина. Несмотря на тяжёлые переживания, первая Михайловская осень была плодотворной для поэта, он много читал, размышлял, работал. Пушкин часто навещал соседку по имению П. А. Осипову в Тригорском и пользовался её библиотекой (отец Осиповой, масон, соратник Н. И. Новикова, оставил большое собрание книг). С михайловской ссылки и до конца жизни его связывали дружеские отношения с Осиповой и членами её большой семьи. В Тригорском в 1826 году Пушкин встретился с Языковым, стихи которого были ему известны с 1824 года.

Пушкин завершает начатые в Одессе стихотворения «Разговор книгопродавца с поэтом», где формулирует своё профессиональное кредо, «К морю» — лирическое раздумье о судьбе человека эпохи Наполеона и Байрона, о жестокой власти исторических обстоятельств над личностью, поэму «Цыганы» (1827), продолжает писать роман в стихах. Осенью 1824 года он возобновляет работу над автобиографическими записками, оставленную в самом начале в кишинёвскую пору, и обдумывает сюжет народной драмы «Борис Годунов» (окончена 7 (19) ноября 1825, опубликована в 1831), пишет шуточную поэму «Граф Нулин». Всего в Михайловском поэтом создано около ста произведений.

В 1825 году встречает в Тригорском племянницу Осиповой Анну Керн, которой, как принято считать, посвящает стихотворение «Я помню чудное мгновенье…».

Через месяц после окончания ссылки, в ноябре-декабре 1826 года, он вернулся «вольным в покинутую тюрьму» и провёл в Михайловском около месяца.

Последующие годы поэт периодически приезжал сюда, чтобы отдохнуть от городской жизни и писать на свободе. Так, в 1827 году здесь Пушкин начал роман «Арап Петра Великого».

В 1835 году в Михайловском Пушкин продолжил работать над «Сценами из рыцарских времён», «Египетскими ночами», создал стихотворение «Вновь я посетил».

Весной 1836 года после тяжёлой болезни умерла его мать Надежда Осиповна. Пушкин тяжело переносил эту утрату. Обстоятельства сложились так, что он, единственный из всей семьи, сопровождал тело Надежды Осиповны к месту погребения в Святые Горы. В апреле 1836-го был последний визит А. С. Пушкина в Михайловское; с этого времени эта усадьба перешла в собственность поэта.

Утром 6 февраля 1837 года он сам был погребён в Святогорском монастыре. После смерти, усадьба в Михайловском стала принадлежать его детям.

История музея

В 1899 году, в столетнюю годовщину со дня рождения А. С. Пушкина, Михайловское было выкуплено у наследников поэта в государственную собственность. В 1911 году в усадьбе были открыты колония для престарелых литераторов и музей памяти А. С. Пушкина.

В феврале 1918 года усадьбы Михайловское, Тригорское, Петровское были разграблены и сожжены.

17 марта 1922 года, на основании постановления Совета народных комиссаров, усадьбы Михайловское, Тригорское и могила А. С. Пушкина в Святогорском монастыре были объявлены заповедными.

В 1936 году в состав музея-заповедника были включены городище Воронич, Савкина Горка, усадьба Петровское и весь Святогорский монастырь. К 1937 году (столетию со дня смерти А. С. Пушкина) были восстановлены дом-музей поэта в Михайловском, а также некоторые другие постройки.

Во время Великой Отечественной войны заповедник сильно пострадал, были уничтожены здания усадеб, постройки Святогорского монастыря, повреждена могила Пушкина, сильно пострадали ансамбли усадебных парков.

После войны началось восстановление объектов музея-заповедника. Большую роль в восстановлении заповедника сыграл его директор (1945—1989) С. С. Гейченко. К 1949 году восстановлены усадьба Михайловское и Святогорский монастырь. К 1962 году усадьба друзей поэта Тригорское. В 1977 году имение предков Пушкина Ганнибалов — Петровское.

В 1992 году был передан Русской Православной церкви Святогорский монастырь.

В 1995 году кроме мемориальных историко-литературных функций, заповедник стал выполнять и природно-ландшафтные.

С 1995 года указом президента России Б. Н. Ельцина музей-заповедник А. С. Пушкина «Михайловское» включен в свод особо ценных памятников культурного наследия народов Российской Федерации.

С 2013 года распоряжением Правительства Российской Федерации № 714-р от 30 апреля 2013 г. Государственный музей-заповедник А. С. Пушкина «Михайловское» получил статус «Достопримечательное место, связанное с жизнью и творчеством А. С. Пушкина в селе Михайловском и его окрестностях в Пушкиногорском районе Псковской области».

Памятные даты и ежегодные мероприятия

• 17 марта — День основания заповедника
• 18 мая — День музеев
• 10 февраля — День памяти А. С. Пушкина
• 6 июня — День рождения А. С. Пушкина (празднуется в первое воскресенье июня)
• 21 августа — День приезда Пушкина в Михайловскую ссылку
• 2 августа — День памяти сотрудников Пушкинского Заповедника

Ссылки

• [pushkin.ellink.ru/ Официальный сайт музея-заповедника]
• [www.museum.ru/M1505 Страница музея-заповедника на сайте «Музеи России»]
• [www.vrev.ru/geychenko.html Семен Степанович Гейченко — легендарный директор заповедника «Михайловское»]
• На Викискладе есть медиафайлы по теме Михайловское (музей-заповедник)

Отрывок, характеризующий Михайловское (музей-заповедник)

Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.