Михайлов, Александр Алексеевич (литературовед)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Михайлов Александр Алексеевич
Имя при рождении:

Михайлов, Александр Алексеевич

Дата рождения:

1 января 1922(1922-01-01)

Место рождения:

дер. Куя Ненецкого автономного округа Архангельской области

Дата смерти:

7 апреля 2003(2003-04-07) (81 год)

Место смерти:

Москва

Гражданство:

СССР, Российская Федерация

Род деятельности:

Литературный критик

Годы творчества:

1952—2003

Направление:

Литературная критика

Язык произведений:

русский

Дебют:

Книга «От устной поэзии — к литературе»

Награды:

Орден Трудового Красного Знамени. Орден Дружбы народов. Орден «Знак Почета»

Александр Алексеевич Михайлов (1 января 1922 года, дер. Куя, Ненецкого автономного округа Архангельской области — 7 апреля 2003 года, Москва) — советский и российский литературный критик, филолог, литературовед. Доктор филологических наук. Педагог.





Биография

Родился в крестьянско-рыбацкой семье. Отец — бригадир колхозных рыбаков. Мать (девичья фамилия — Хаймина) — воспитывала 11 детей.

Окончил Нарьян-Марскую школу, затем Военное училище в Архангельске.

Великая Отечественная война

В 1941 году был призван в армию. Окончив в 1942 году военно-инженерное училище, воевал на Карельском и 2-м Белорусском фронтах. В августе 1942 года получил тяжёлое ранение. Потом был ранен ещё три раза. Войну завершил командиром батальона. Награждён орденами и медалями. На фронте стал коммунистом.

Начало трудовой деятельности

Вернувшись, после фронта, на родину, работал секретарем окружкома комсомола.

В 1947 году поступил в Архангельский педагогический институт на историко-филологический факультет. Окончил институт в 1951 году.

По окончании института, в 1951 году, работал учителем в школе № 22, главным редактором Архангельского книжного издательства, заведующим сектором культуры обкома КПСС.

В 1957 году переехал в Москву, поступил в аспирантуру Академии общественных наук при ЦК КПСС, которую окончил в 1960 году.

С 1960 по 1965 год работал в отделе культуры ЦК КПСС.

В 1965 году начал преподавать в Литературном институте им. А. М. Горького, прошёл путь от ассистента до первого проректора. Он оказался в гуще литературной жизни, в тесном общении с писателями. Предметом постоянных раздумий А. Михайлов избирает новейшую советскую поэзию, публикуя в газетах и журналах много статей и рецензий.

С 1977 по 1986 год возглавлял журнал «Литературная учёба».

Долгое время занимал ответственный пост вице-президента Международной ассоциации литературных критиков и достойно представлял нашу страну за рубежом на различных литературных симпозиумах и форумах.

В 1986 году стал «рабочим» секретарём Союза писателей СССР, а спустя год победил на выборах Евгения Евтушенко и стал на три года руководителем Московской писательской организации.

В конце 80-х годов передал в дар родному институту часть своей библиотеки, в которой почти 4.000 книг с автографами советских писателей и поэтов, чьи книги он рецензировал, кому давал путевку в литературную жизнь.

Внес большой вклад в преобразование Архангельского пединститута в классический университет и по праву в 1993 году стал почетным доктором Поморского государственного университета им. М. В. Ломоносова.

В 2002 году литературная общественность широко отметила 80-летие Александра Алексеевича. Поздравления северян звучали в Москве, где проходило чествование юбиляра. Он планировал приехать в Архангельск на 70-летний юбилей альма-матер, не пришлось — не пустили врачи.

7 апреля 2003 года на 82-м году жизни доктор филологических наук, профессор Александр Алексеевич Михайлов скончался в Москве.

Литературная деятельность

Живя в Архангельске, Михайлов с головой ушел в жизнь литературного Севера.

В областной газете «Правда Севера» в 1952 году были опубликованы рецензии на книги Е. Коковина «Детство в Соломбале», М. Голубковой и Н. Леонтьева «Два века в полвека». Его статьи тех лет посвящены осмыслению литературных процессов, которые происходили на отчей земле, на берегах Печоры.

В 1954 году в Архангельском книжном издательстве вышла первая книга «От устной поэзии — к литературе». Автор исследовал характерное явление — взаимодействие литературы и фольклора, которое особенно ярко проявилось именно на северной земле, являющейся сокровищницей устной народной поэзии.

В 1961 году вышла его книга «Север в литературе», в которой он выявил наиболее существенные особенности в развитии словесного искусства на Архангельском Севере.

В Москве Михайлов оказался в гуще литературной жизни, в тесном общении с писателями. Предметом постоянных раздумий А. Михайлов избирает новейшую советскую поэзию, публикуя в газетах и журналах много статей и рецензий.

В шестидесятых и семидесятых годах в различных центральных издательствах выходит ряд критических работ Александра Михайлова. Наиболее значительные из них — «Лирика сердца и разума» (1965), «Факел любви» (1968), «Живут на Руси поэты» (1973), «Поэты и поэзия» (1978). В этих работах дана широкая картина развития современной русской советской поэзии с её ведущими тенденциями и закономерностями. Критик пристально исследует творчество поэтов разных поколений, выявляя тесную взаимосвязь между ними, формы преемственности, пути новаторства.

В начале семидесятых годов в московских издательствах выходят книги Михайлова «Андрей Вознесенский» (1970) и «Степная песнь. Поэзия П. Васильева» (1971) — первые капитальные работы о творчестве этих крупных мастеров поэтического слова. В последующие годы критик продолжает разработку литературных портретов, создавая ряд новых монографических исследований: «Александр Яшин» (1975), «Евгений Винокуров. Разборы. Диалоги. Полемика» (1975), «Константин Ваншенкин. Очерк поэзии» (1979). Всего им написано более 700 печатных работ, в том числе 30 книг.

Критик горячего общественного темперамента, он пристрастен к дискуссиям, полемике, внимателен к новым литературным веяниям, ко всему свежему в искусстве. Отсюда стремление разнообразить и сами формы критических разборов, пути анализа произведений. Эти тенденции особенно ярко проявились в работах критика «Тайны поэзии : книга критических эссе» (1980), «Два ключа : литературные споры» (1981). Работы Михайлова переведены на английский, французский, немецкий, испанский, словацкий, польский и другие иностранные языки, изданы за рубежом.

В Северо-Западном издательстве дважды выходила его «Северная тетрадь» (1976, 1980) — очерки о родном крае, о северной литературе, о своих земляках и товарищах. Художественной культуре и словесному искусству Севера посвящены книги «Север в литературе» (1961); Иван Меньшиков : лит. портрет (1959) и ряд статей.
Доброжелательно и требовательно рассматривал творчество Ф. А. Абрамова, Н. К. Жернакова, В. В. Личутина, Н. М. Рубцова, О. А. Фокиной, других писателей и поэтов-северян.

Награды

Боевые награды: Орден Отечественной войны I степени (10 августа 1943 года), Орден Красной Звезды (30 ноября 1944 года), Орден Отечественной войны II степени (10 апреля 1945 года)

За литературную деятельность награждён орденами Трудового Красного Знамени, Дружбы народов и «Знак Почета».

Увлечения

Увлекался театром, выступал со сцены с собственными стихами.
Серьезно интересовался спортом. Был болельщиком команды ЦСКА.[1][2]

Напишите отзыв о статье "Михайлов, Александр Алексеевич (литературовед)"

Ссылки

  • [writers.aonb.ru/map/nao/mihailov.htm Александр Алексеевич Михайлов], Литературная карта Архангельской области, Архангельская областная научная библиотека им. Н. А. Добролюбова, 2015
  • [podvignaroda.mil.ru/ «Подвиг народа» — информационный ресурс]

Примечания

  1. Константин Ваншенкин. «Воспоминание о спорте». Известия; Москва; 1984
  2. Виктор Астафьев «Нет мне ответа… Эпистолярный дневник 1952—2001»; Иркутск: Издатель Сапронов, 2009.

Отрывок, характеризующий Михайлов, Александр Алексеевич (литературовед)

– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.