Михайлов, Василий Михайлович (партийный деятель)

Василий Михайлович Михайлов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Секретарь Московского комитета ВКП(б)
1925 — 1929
Секретарь Московского комитета РКП(б)
1922 — 1923
Рождение:	7 (19) декабря 1894(1894-12-19) Москва, Российская империя
Смерть:	26 сентября 1937(1937-09-26) (42 года) СССР
Партия:	ВКП(б)
Профессия:	переплётчик

Васи́лий Миха́йлович Миха́йлов (7 [19] декабря 1894 — 26 сентября 1937) — советский партийный и государственный деятель. Член ЦК партии (1921—1922, 1923—1930), кандидат в члены ЦК (1922—1923, 1930—1937), член Оргбюро ЦК и секретарь ЦК (1921—1922), кандидат в члены Оргбюро ЦК (1923—1924, 1926—1930).

Биография

Родился в 1894 г. в Москве. Из рабочей семьи. Русский. В 1907—17 гг. работал переплетчиком-брошюровщиком в московских типографиях. Участвовал в издании большевистского журнала «Голос печатного труда». Избирался казначеем Союза печатников Москвы. В 1917—1918 гг.— член Моссовета, Московского комитета партии, председатель ЧК Городского района Москвы. В 1918—1920 гг.— на политической работе в Красной Армии. С конца 1920 г.— вновь в Москве, работал в правлении губернского отдела союза печатников, избирался членом президиума Московского городского совета профсоюзов. В 1921—1922 гг.— секретарь ЦК РКП(б) и член Оргбюро ЦК РКП(б), в 1922—1923 гг.— секретарь Московского комитета РКП(б), в 1923—1924 гг.— секретарь Замоскворецкого райкома партии. С 1925 по 1929 г.— секретарь Московского комитета партии, председатель Московского городского совета профсоюзов. В 1929—1932 гг.— заместитель начальника строительства Днепрогэса, затем начальник строительства Дворца Советов в Москве. Избирался членом ВЦИК и ЦИК СССР. В 1937 г. был необоснованно репрессирован и расстрелян. Реабилитирован и восстановлен в партии в 1956 г.

Согласно воспоминаниям Бориса Бажанова, Михайлов оказался в числе двух — вместе с Л. Кагановичем — выдвиженцев на руководящую работу из «молодёжи», намеченных при Ленине: «Михайлову было в это время 28 лет, он был кандидатом в члены ЦК и секретарем Московского Комитета партии; в 1923 году его избрали членом ЦК и сделали даже секретарем ЦК. Увы, это продолжалось недолго. Очень скоро выяснилось, что большие государственные дела Михайлову совершенно не под силу. Его постепенно оттеснили на меньшую работу. Потом он был руководителем строительства Днепрогэса. В 1937 году был расстрелян вместе с другими (он имел неосторожность в 1929 году быть за Бухарина). В общем, этот выбор для „смены“ не удался».

Литература

• Политбюро, Оргбюро, Секретариат ЦК РКП(б) — ВКП(б) — КПСС: Справочник.- М.: Политиздат, 1990.

Ссылки

[www.hrono.ru/biograf/bio_m/mihaylov_vm.php] [www.knowbysight.info/MMM/05249.asp]

Отрывок, характеризующий Михайлов, Василий Михайлович (партийный деятель)

Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.