Михайло Потык

Михайло Потык
Н. Н. Каразин. Михайло Потык былинный богатырь
Мифология:	славянская
Местность:	Русь
Занятие:	Былинный богатырь
Упоминания:	«Михайло Потык»
Отец:	Иван
Связанные персонажи:	Змей, добрая Ведьма, Илья Муромец
Характерные черты:	единственный богатырь из былин, бывший в царстве мёртвых и вернувшийся
Иллюстрации на ВикискладеК:Википедия:Ссылка на категорию Викисклада отсутствует в Викиданных‎?

Михайло ПотыкМихайло Потык

Михайло Потык (Михайло Иванович Потык или Поток) — богатырь из числа второстепенных; известен лишь в северно-русских былинах как красавец и змееборец.

Былинный образ

На охоте Михайло Иванович встречает лебедя, который превращается в девушку — Авдотью Лебедь Белую, Лиховидевну (или дочь Вахрамея). Он женится на ней и оба дают зарок: если кто раньше умрёт, то оставшемуся в живых быть похороненным вместе с умершим, в одной могиле.

Умирает Авдотья. Потока вместе с её трупом спускают в могилу, на коне, в полном вооружении и с запасом пищи. В могилу является змей. Поток убивает его и кровью убитого оживляет жену. После смерти Потока его жену опускают с ним в могилу.

По другим былинам, жена опоила Потока и обратила в камень, а сама сбежала с царём Кощеем. Товарищи (Илья, Алёша и другие) спасают Потока и мстят за него, убив Кощея и четвертовав конями неверную Лебедь Белую.

На сказочный характер былин о Потоке указано было не раз Ф. И. Буслаевым, О. Миллером, А. Н. Веселовским, Всеволодом Миллером и М. Г. Халанским с приведением многих параллелей из сказок почти всех европейских народов.

Оборотничество Лебеди Белой — черта, коренящаяся в области языческих воззрений и, наряду с опусканием Потока живьём в могилу, отклик давно прошедшего времени. Воскрешение, а равно и исцеление с помощью змеиной и вообще чьей-либо крови — мотив очень развитый в средневековой легендарной литературе.

Имя Потока одни (например, Веселовский) пытались объяснить влиянием или заимствованием из болгарской житийной литературы (Михаил из Потуки — святой воин из XI века, в фольклоре боровшийся с драконом), другие (профессор П. В. Владимиров) сопоставляют его с древнерусским именем «Пътка» — птица. В общем, вся былина о Потоке имеет гораздо большее сходство с западноевропейскими (смотрите Вальтер), чем с азиатскими сказками, хотя в ней не лишены интереса некоторые совпадения русских былин о Потоке с эпизодами поэмы о Гессер Хане, монгольском богатыре.

Но есть мнение, где Поток является Потоком, Потыком — то есть от слова птица, из-за того что в сказке о Медведко его выносит птица в свой край, тогда Михайло полностью соответствует богатырю сказки и они с Медведком одно лицо.

Также в качестве примера стоит привести наличие на Западной Украине речки под названием Поток, вотчины известных магнатов Потоцких (из Потока?). То есть, возможно, описывается богатырь Михайло из Потока.

В балладе Алексея Константиновича Толстого «Поток-богатырь» выведен неожиданный образ Потока как путешественника во времени: богатырь засыпает и оказывается в XVI веке, во временах Ивана Грозного, затем засыпает снова и оказывается в современном автору XIX веке, а в конце стихотворения засыпает в третий раз.

Важнейшие публикации текстов былины

• Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М.: Наука, 1977. — С. 116—120.
• Песни, собранные Киреевским (6, IV).
• Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. Издание 2-е. Т. 1. М., 1909. — № 11 и 12 (Т. Г. Рябинин), № 28 (Чуков), № 43 (Кузьма Романов), № 52 (Леонтий Богданов).
• Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. Издание 2-е. Т. 2. М., 1910. — № 113 (Калинин), № 166 («колодозерский старик»), № 196 («калика из Красной Ляги»), № 218 (неизвестный сказитель).
• Онежские былины, собранные Гильфердингом: №№ 6, 39, 40, 52, 82, 150, 158 (нумерация сквозная во всех томах любого издания).

Литература

• Буслаев, «Историч. очерки» (I, 239);
• О. Миллер, «Илья Муромец» (337);
• А. Веселовский — («Журнал М. нар. пр.», 1887, апр., и «Разыскания в области рус. дух. стиха» (IX, 365);
• Bc. Миллер, «Этнограф. обозрение» (XI);
• Халанский («Рус. фил. вестн.», XXVII, 113);
• Л. Майков, «Сборн. Акд. наук» (LIII, № 5, изд. былин по тексту XVII в.);
• Тихонравов, «Этнограф. обозрение» (VIII): Liebrecht, «Zur Volkskunde» (41, 380) и «Germania» (XXI, 67);
• Máchol, «О bohatýrském epose slovanském» (I, 167);
• П. В. Владимиров, «Введение в историю русской словесности» (стр. 225).
• Калоянов, Анчо, Михаил Воин от Потука — българският двойник на великомъченик Георги. — Проглас, 1998, № 2, с. 8-15 (= в: Он же. Старобългарското езичество. Мит, религия и фолклор в картината за свят у българите. Велико Търново, 2000, 114—140).

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Михайло Потык

– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.