Михалицын, Пётр Тихонович

Пётр Тихонович Михалицын
Дата рождения	26 июня 1904(1904-06-26)
Место рождения	деревня Пигленки, Котельничский уезд, Вятская губерния, Российская империя
Дата смерти	11 февраля 1961(1961-02-11) (56 лет)
Место смерти	Волгоград, РСФСР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1926—1928, 1932—1956
Звание
Сражения/войны	Советско-финская война Великая Отечественная война
Награды и премии	Иностранные награды

Пётр Ти́хонович Михали́цын (26 июня 1904 года — 11 февраля 1961 года) — советский военачальник, генерал-лейтенант Советской армии, участник советско-финской и Великой Отечественной войн. Герой Советского Союза (1940).

Биография

Родился в деревне Пигленки (близ села Боровка) ныне Котельничского района Кировской области в семье крестьянина. Окончил школу-семилетку, затем около трёх лет работал шахтёром в Кузбассе на Прокопьевском руднике.

В РККА служил с 1926 года по 1928 год, затем, после перерыва — с 1932 года. В 1935 году окончил пехотную школу.

Принимал участие в советско-финской кампании, был командир разведроты 81-го стрелкового полка.

30 ноября 1939 года лейтенант Михалицын с разведгруппой продвинулся в тыл врага на 20 километров. Его рота уничтожила гарнизон противника, овладела населённым пунктом Юнтусранта на территории Финляндии и удержала занятые позиции до подхода своего полка.

9 декабря рота, совершая разведывательный поиск в тылу врага, попала в окружение, но Михалицыну удалось умело организовать из окружения. Будучи раненым, он лично руководил боем. Из воспоминаний самого Петра Тихоновича:

Разведчики мои были все прекрасные лыжники, хорошо подготовленные в мирное время. Смелые и решительные, не знавшие устали и страха, они легко переносили все тяготы боевой жизни.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 января 1940 года за образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом отвагу и геройство Петру Тихоновичу Михалицыну было присвоено звание Героя Советского Союза.

В 1940 году (согласно документам) вступил в ВКП(б). На фронтах Великой Отечественной войны с 1941 года. Участвовал в битве за Москву, обороне Сталинграда, был трижды ранен.

В 1942 году Михалицын был заместителем командира 112-й стрелковой дивизии, которая в июле — августе 1942 года обороняла дальние подступы к Сталинграду на реке Чир в районе станицы Верхнечирская, а осенью и зимой в составе 62-й армии упорно сражалась на Мамаевом кургане, в заводских посёлках и на Сталинградском тракторном заводе.

Окончил ускоренный курс Военной академии Генерального штаба в 1943 году. После окончания академии был назначен командиром 5-й «Орловской» стрелковой дивизии 2-го формирования.

Об боевом пути дивизии Михалицын ещё в годы войны писал так:

За период боев дивизия освободила сотни населенных пунктов и одна из первых ворвалась в город Орел и освободила его. Освободила десятки и сотни тысяч гражданского населения, прошла с боями около ста пятидесяти километров, разгромила и уничтожила десятки тысяч фашистских захватчиков, большое количество мы взяли в плен солдат и офицеров врага, много уничтожили немецкой техники, подбили десятки «Тигров» и «Фердинандов».

13 сентября 1944 года Михалицыну было присвоено воинское звание «генерал-майор».

После победы Михалицын продолжал службу в Вооружённых Силах СССР. В 1952 году окончил Курсы усовершенствования командиров стрелковых дивизий.

В 1956 году ушёл в отставку в звании генерал-лейтенанта, вёл активную общественную работу.

Жил в городе Волгограде, где и скончался 11 февраля 1961 года.

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» № 223;
• два ордена Ленина (1940, …);
• четыре ордена Красного Знамени (17.8.1943; 15.2.1945; …);
• орден Суворова II степени (23.7.1944);
• орден Кутузова II степени (29.5.1945);
• два Красной Звезды (10.2.1942, …);
• медали, в том числе:
  • медаль «За боевые заслуги» (3.11.1944);
  • медаль «За оборону Сталинграда» (1942);
  • медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»;
• орден «Легион Почёта» (США);
• орден Воинской доблести (Польша).

Награды П. Т. Михалицына хранятся в Музее Сталинградской битвы в Волгограде.

Память

• Имя Михалицына носят улицы в Орле, Мамоново, в селе Боровка (Котельничский район).
• В Орле на доме 37 по улице Михалицына установлена мемориальная доска в память о герое.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
• Протасов В. Д. Бессмертны имена твоих сынов, Россия. М. МГОУ. 2004.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=2634 Михалицын, Пётр Тихонович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Михалицын, Пётр Тихонович

– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.