Михаловский, Казимеж

Казимеж Михаловский
Kazimierz Michałowski
Казимеж Михаловский при реконструкции стенописи из Фараса в Национальном музее Польши (1960-е годы)
Дата рождения:	14 декабря 1901(1901-12-14)
Место рождения:	Тернополь
Дата смерти:	1 января 1981(1981-01-01) (79 лет)
Место смерти:	Варшава
Страна:	польское
Научная сфера:	археология
Место работы:	Варшавский университет
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Львовский университет имени Яна Казимира
Научный руководитель:	Эдмунд Булянда
Известен как:	археолог
Награды и премии:
Казимеж Михаловский на Викискладе

Казимеж Михаловский (польск. Kazimierz Michałowski; 14 декабря 1901, Тернополь, ныне Украина — 1 января 1981, Варшава) — польский археолог, египтолог, историк искусств, член ПАН, ординарный профессор Варшавского университета. Основатель польской школы средиземноморской археологии и основоположник нубиологии.

Биография

Научная карьера

Казимеж Михаловский окончил Тернопольскую гимназию, после чего получил высшее образование на философском факультете Университета Яна Казимира во Львове; там же был слушателем на лекциях философа проф. Казимежа Твардовского. Углублял знания в учебных заведениях Берлина, Гейдельберга, Парижа, Рима и Афин. Будучи ещё молодым учёным, участвовал в раскопках, проводимых в Дельфах, на Тасосе и Дилосе Французской школой в Афинах. В 1926 году во Львовском университете под научным руководством Эдмунда Булянды защитил докторскую диссертацию о ниобидах в греческом искусстве (в течение года диссертация была опубликована также на французском языке). В 1931 году получил хабилитацию, благодаря работе о эллинистических и римских портретах Делоса (год спустя работа была опубликованна в Париже). Сразу после хабилитации был приглашён в Варшавский университет, где в 1931 году организовал кафедру классической археологии, в 1953 году переименованную в средиземноморскую, и стал ее руководителем вплоть до выхода на пенсию в 1972 году. По его инициативе в 1936 году польские археологи из Варшавского университета начали археологические работы в египетском Идфу.

Во время Второй мировой войны находился в немецком лагере для военнопленных Офлаг II C Вольденберг (Oflag II C Woldenberg), в который попал как офицер запаса и участник Сентябрьской кампании. Там руководил образовательной программой для пленных, проводил лекции и семинары по археологии и египтологии.

После войны Михаловский присоединился к делу восстановления польской культуры и науки. Ещё с 1939 года, когда был заместителем директора Национального музея в Варшаве, занимался организацией галереи древнего искусства, открытой для посетителей в 1949 году, а впоследствии – Галереи Фарас, открытой в 1972 году. Организовал много выставок, на которых демонстрировались памятники, найденные на раскопках под его руководством. В 1945–1947 годах был деканом гуманистического факультета Варшавского университета, затем – проректором этого же учебного заведения (1947–1948). В Александрии (1957–1958) и Абердине (1971) был приглашённым профессором. В 1956 году создал Отделение средиземноморской археологии Польской академии наук, которое сам и возглавил. В 1960 году привёл к открытию Центра средиземноморской археологии Варшавского университета в Каире, которым руководил до конца жизни. Образование центра считал своим самым большим достижением.

Членство в научных организациях

Был членом многих польских и зарубежных академий, научных обществ и институтов: Национальной академии деи Линчеи, Британской академии, Академии наук ГДР, Саксонской академии наук, членом президиума комитета наук об античной культуре Польской академии наук, комитета ориентальных наук Польской академии наук, Археологического института Америки, Немецкого археологического института, Египетского института, Института египтологии Чехословацкой академии наук, Французского института археологии Дальнего Востока в Каире, Польского археологического общества (председатель 1953–1957 и почётный член), Общества нубийских исследований (председатель 1972), Международной ассоциации египтологов (вице-председатель Почётного комитета с 1976 года), Международной ассоциации Латинской эпиграфики (вице-председатель), Варшавского научного общества (генеральный секретарь 1949–1952), Международной ассоциации классической археологии, Археологического греческого общества, Союза историков искусств, Французской школы в Афинах.

Занимал должность председателя: Международного Комитета экспертов по спасению Абу-Симбела ЮНЕСКО (1961–1970), Международного комитета музеев археологии и истории ИКОМ (1965–1971).

Был экспертом ЮНЕСКО по делам музеев и археологических раскопок в Алжире (1966) и членом Комитета экспертов ЮНЕСКО по Мохенджо-Даро (1969). Получил звание почётного доктора университетов Страсбурга (1965), Кембриджа (1971), Упсалы (1977).

Популяризация науки

Казимеж Михаловский активно занимался популяризацией средиземноморской археологии. Перевёл и издал книгу Уильяма Генри Болтона Вечность пирамид и трагедия Помпеи (1958) и широко распространил результаты работ в Идфу. Писал для польского еженедельника „Столица”, поднимая вопрос древних экспонатов в коллекциях Национального музея в Варшаве. Читал многочисленные лекции, проводил семинары, посвящённые античной тематике. Общественным эффектом этого стал рост заинтересованности данной отраслью науки – на открытой лекции проф. Михаловского в Национальном музее в Варшаве в 1957 году об искусстве древнего Египта приняло участие до 5 тыс. слушателей.

Личная жизнь

Дедом Казимежа Михаловского был Эмиль Михаловский, посол в Галицкий Сейм, директор Учительской семинарии в Тернополе и бургомистр этого города. После Второй мировой войны Михаловский женился на Кристине Баневич (польск. Krystyna Baniewicz), дочери инженера Тадеуша Баневича (польск. Tadeusz Baniewicz), одного из основателей Подкова-Лесьна. Кристина Михаловская присоединилась к труду мужа – в последующие годы в вилле Баневичев в Подкове-Лесьной разместилась Мастерская средиземноморской археологии ПАН. Казимеж Михаловский умер в 1981 году, его могила находится на кладбище Брвинуве вблизи Подковы-Лесьной.

Раскопки

Идфу

По словам профессора Михаловского, не только для мира науки, но и в широкой общественной мысли цивилизованного общества фактический уровень культуры той или иной страны измеряется тем, имеет ли она собственные раскопки в Египте. В 1936 году благодаря его инициативе начались археологические работы в Идфу, которые продолжались до 1939 года. В экспедиции участвовали археологи из Варшавского университета и Французского института археологии востока. Это были первые раскопки с участием польских археологов на территории Средиземноморья. Работы проводились на некрополе фараонов и в античном городе греко-римских и византийских времен. Количество и художественное качество находок, обнаруженных во время первой кампании (1936 год), позволила создать экспозицию в галерее древнего искусства Национального музея в Варшаве (открытой в июне 1937 года).

Мирмекий

Участие польских археологов в раскопках в Идфу вызвала интерес научного мира к работе польских исследователей и позволила начать следующие зарубежные раскопки. Михаловский организовал сотрудничество с советскими археологами в Крыму. В июля 1956 года группа польских археологов начала исследовательские работы в античной греческой колонии Мирмекии, которые проводились до 1958 года. Работы не велись совместно, как это было во время польско-французской миссии в Идфу. Учёные работали в двух отдельных командах, исследуя два участка. Польскую группу возглавлял проф. Михаловский, советскую – проф. Виктор Гайдукевич из Ленинградского университета. Обнаружено винодельню эллинистического периода со всем оборудованием и фрагменты жилых зданий. Все подвижные находки, найденные польской экспедицией, с согласия советского археологического отдела были перевезены в Варшаву.

Атрибис

После Второй мировой войны проф. Михаловский хотел продолжить работу в Египте. Он мог восстановить исследования в Идфу, однако французам были запрещны раскопки. Проф. Михаловский решил, что, поскольку французские археологи во время Второй мировой войны не вернулись в Идфу без польских археологов, то и он этого не сделает. Новой территорией для раскопок стал Атрибис, столица десятого нома Нижнего Египта, современная Бенха. Работы продолжались в 1957–1969 годах. Обнаружено остатки: водопроводной системы римского города, сакральных сооружений Позднего периода, фундаменты святыни Амасиса II, депозит, печи для обжига извести и римские бани.

Пальмира

4 мая 1959 группа польских археологов под руководством проф. Михаловского начала раскопки в Пальмире; они продолжались до 1973 года. Работа археологов сосредоточилась на двух участках. Первым из них был т.н. лагерь Диоклетиана в западной части города, исследования проводились на территории между преторианскими воротами и Тетрапилоном, на форуме перед т.н. Святыней флагов и внутри самой святыни. Также исследовано городские стены и откопано фрагмент преторианского пути. На втором участке, в т.н. Долине могил, то есть на Пальмирской некрополии, открыто гробницу Забды, Алаина и Юлия Аврелия Гермеса. Раскопки позволили исследовать урбанистическое развитие города и осуществить датировки открытых зданий на основании найденых эпиграфических материалов. Сенсацией стало открытие клада, в котором находились ювелирные изделия и 27 золотых солидов Фоки, Ираклия I и Константа. Богатство и значение открытого материала было настолько большим, что с 1966 году в Варшаве начали издавать ежегодник „Studia Palmyreńskie”, которое выходит по сей день (2016). Польские археологи стали экспертами по исследованиям древней Пальмиры.

Александрия

Раскопки в Александрии велись в 1960–1973/74 годах. Польские археологи стали первой зарубежной экспедицией, которой удалось получить разрешение на исследование в этом городе. Группы итальянских, английских и немецких учёных работали по контракту под патронатом Греко-римского музея а Александрии. Исследования были трудные, поскольку в 1740-х годах Мухаммед Али Египетский приказал построить в этом месте новый город. Следы прошлого находятся под новой застройкой. Раскопки концентрировались на территории Ком эль-Дикки. Здесь открыто монументальные римские бани с большим количеством бассейнов и цистерн и римскую виллу. Польские археологи раскопали также первый найденный на территории Египта театр. Это открытие было настолько сенсационным, что проф. Михаловский получил от городских властей дополнительные средства на продолжение работы. Античный театр был полностью раскопан и реконструирован. Сейчас это один из главных туристических объектов Александрии, который используется для показа спектаклей. Таким образом удалось сохранить древнее здание между современными сооружениями. На территории Ком эль-Дикки польские археологи исследовали также две арабские некрополии.

Дейр эль-Бахри

Работы в Дейр эль-Бахри начались в 1961 году по просьбе египетского министра культуры, которому было важно восстановить святыню правительницы Хатшепсут. С 1968 года с группой археологов работали также инженеры из Польских мастерских по реставрации памятников, выполняя строительно-реконструкционные работы в этой же святыни. Во время работ, связанных с этим заказом, проф. Михаловский открыл неизвестную до того времени гробницу Тутмоса III (уже во время первой кампании), что вызвало перенос большинства исследований на этот участок. Святыня оказалась исключительной с точки зрения расположения и планирования, которое отличалось от остальных сакральных зданий эпохи Нового царства. Раскопки продолжались до 1972 года.

Фарас

Фарас, античный Пахорас, был столицей северного царства Нубии. В 1961–1964 годах здесь прошли спасательные раскопки под руководством проф. Михаловского. Эти исследования были частью большого проекта, т.н. Нубийской кампании, проводимой под патронатом ЮНЕСКО, целью которой было спасение памятников от затопления водами Нила из-за строительства Высокой Асуанской плотины. Тогда были найдены руины средневековой базилики фараских епископов, а в ней – стенные росписи на религиозную тематику, датированные VII–XIV веками. Комплекс т.н. фресок с Фараса (на самом деле это не фрески, а росписи, выполненные темперой на сухой иловой штукатурке), который насчитывает более 150 рисунков, оказался одним из крупнейших и интереснейших открытий Нубийской кампании. 67 росписей, часть каменного архитектурного убранства базилики и других храмов и зданий в Фарасе, эпитафии местных епископов и священников, а также местные изделия ремесленников, в том числе расписанная керамическая посуда, находятся в Галерее Фарас им. профессора Казимежа Михаловского в Национальном музее в Варшаве. Остальные находки с Фараса находятся в Национальном музее Судана в Хартуме.

Донгола

Проф. Михаловский начал раскопки в Донголе в 1964 году; в 1965–1972 годах ими руководил Стефан Якобельський. В Старой Донголе от VIII до начала XIV века находились резиденции правителей объединенных царств Нубии. Уже первые недели работ принесли результаты – открыто центральный неф церкви с сохранившимися in situ колоннами. Это открытие вошло в литературу под названием „церковь с колоннами” (kościół z kolumnami). Найденные в нём надгробные надписи позволяют датировать её на 2 пол. VIII века. Капители в этой сакральной постройке по стилю похожи на обнаруженные в базилике в Фарасе. Кроме того под церковью исследователи наткнулись на старые фундаменты сакральной постройки. Также проведены раскопки второго здания, построенного на плане креста, и мечети, которая, как оказалось, была построена на бывшем царском дворце, а не на христианской святыни, как считалось ранее. К тому же польские археологи обнаружили баптистерий. С 1966 года польская экспедиция параллельно проводила раскопки в доисторическом пласте в окрестностях села Гаддар.

Абу-Симбел

В Абу-Симбел проф. Михаловский не занимался раскопками, однако вместе с группой польских археологов участвовал в операции по защитным работам скальных святынь Рамсеса II, которые были под угрозой затопления водами озера Насер. Участниками проекта были и другие зарубежные археологи, в частности итальянские и французские. По одной из идей, нужно было перенести памятники в более безопасное место, по другой – оставить их на месте. ЮНЕСКО созвало по этому поводу специальную комиссию, в состав которой вошли Генеральный директор ЮНЕСКО, глава совещательного комитета, и три эксперта – среди них и проф. Михалевская. Они поддержали шведско-египетский проект, в котором планировалось разрезать святыни на крупные части весом до 30 тонн, перенести их в другое место и реконструировать. Проф. Михаловский возглавил экспертный комитет по 7 человек, который наблюдал за работами по переносу святынь Рамсеса II. Работы продолжались 10 лет и закончились успехом.

Неа Пафос

В июле 1965 года польская археологическая миссия Варшавского университета под руководством проф. Михаловского начала раскопки в Неа Пафос на Кипре. Этот город был основан в конце IV века до н.э. как порт для греческих паломников, которые прибывали сюда воздать хвалу Афродите. Уже в первые дни работ в юго-западной части Пафоса были открыты мраморные статуи Асклепия и Артемиды. Найдено и монеты с профилем Александра Македонского, подтверждавшие дату основания города. Открыто городскую застройку эллинистического периода с сохранившимися росписями в т.н. первом помпейском стиле и дворец римского проконсула с частными банями. Это сооружение украшала мозаика Тесея, который борется в лабиринте с Минотавром, а за ними наблюдают Ариадна и женщина-персонификация Крита. Это самая красивая декорация подобного типа на всём Средиземноморье. Польские раскопки показали, что город Неа Пафос был главным политическим центром острова. Работы, начатые проф. Михаловским, продолжаются Центром средиземноморской археологии им. Казимежа Михаловского.

Отличия, награды и места памяти

В 1947 году „за заслуги в деле защиты шедевров польской культуры” Михаловский получил командорский крест и командорский крест со звездой Ордена Возрождения Польши, 21 июля 1977 – Орден Строителей Народной Польши I класса. Также он стал лауреатом Государственной награды I и II степеней. Кроме того, получил Орден „Знамя Труда” I класса, крест Virtuti Militari V класса (за кампанию 1939 года), Золотой Крест Заслуги; египетский Орден Республики II класса, сирийский Орден Заслуг I класса, Офицерский и командорского крест французского Ордена Почетного легиона, командорский крест Ордена Короны Италии, командорский крест греческого Ордена Феникса, Большой офицерский крест бельгийского Ордена Леопольда I.

В его честь назван Центр средиземноморской археологии Варшавского университета и Галерея Фарас в Национальном музее в Варшаве. В 2001 году Почта Польская тиражом 200 тыс. экземпляров выдала открытку по случаю 100-летия со дня рождения проф. Михаловского с изображениями профессора и одного из нефов фараской базилики. В парке Каирского египетского музея находится бюст проф. Михаловского, а в коллекции музея Варшавского университета – много оставленных им предметов. Фамилией профессора названо несколько улиц в польских городах.

С 2015 года публичной гимназии в подку Лесьна присвоено имя Казимежа Михаловского.

Избранные публикации

Научные труды

• (Délos XIII). Les portraits héllenistiąues et romains, Paris 1932.
• Delfy, Lwów 1937; изд. II Warszawa 1949; изд. III 1959.
• Tell Edfou. Fouilles franco-polonaises, I–III, Le Caire 1937, 1939, 1950 (соавтор).
• Sztuka starożytna, Warszawa 1955.
• Mirmeki. Wykopaliska odcinka polskiego w r. 1956, Warszawa 1958.
• Technika grecka, Warszawa 1959.
• Palmyre I. Fouilles polonaises 1959, Warszawa 1960.
• Palmyre II. Fouilles polonaises 1960, Warszawa 1962.
• Palmyre III. Fouilles polonaises 1961, Warszawa 1963.
• Palmyre IV. Fouilles polonaises 1962, Warszawa 1964.
• Palmyre V. Fouilles polonaises 1963–64, Warszawa 1966.
• Faras I. Fouilles polonaises 1961, Warszawa 1962.
• Faras II. Fouilles polonaises 1961–62, Warszawa 1965.
• Faras. Centre artistique de la Nubie chrétienne, Leiden 1966.
• Faras. Die Kathedrale aus dem Wustensand, Zürich-Köln 1967.
• L'art de l'ancienne Égypte, Paris 1968 (Art of Ancient Egypt, New York 1969; Aegypten. Kunst und Kultur, Freiburg-Basel-Wien 1969; Arte y civilisación de Egipto, Barcelona 1969).
• Nie tylko piramidy, Warszawa 1966; 1969, 1972 – пер. на немецкий; 1977 – пер. на чешский.
• Jak Grecy tworzyli sztukę, Warszawa 1970.
• Od Edfu do Faras. Polskie odkrycia archeologii śródziemnomorskiej, Warszawa 1974.
• Palmyra, Warszawa 1968.
• Karnak, Warszawa 1969.
• Aleksandria, Warszawa 1970.
• Luksor, Warszawa 1971.
• Piramidy i mastaby, Warszawa 1972.
• Teby, Warszawa 1974.
• Karnak, Warszawa 1976.
• Luksor, Warszawa 1976.
• Piramidy i mastaby, Warszawa 1976.
• Teby, Warszawa 1976.
• Delfy, Warszawa 1976.
• Akropol, Warszawa 1976.

Статьи

• Les Niobides dans l'art plastique grec de la seconde moitié du Vème siecle, „Eos”, 30 (1927), с.175–193.
• Ein Niobekopf aus den Sammlungen des Fürsten Radziwiłł in Nieborów, AA 1927, с. 58–70.
• Zum Sarkophag aus S. Constanza, RM, XLIII, 1928, с.132–146.
• Virgile et les beaux arts, „Eos”, 33 (1930), с. 43–58.
• Un portrait égyptien d'Auguste au Musée du Caire, „Bull. de l'Inst.Français au Caire” 1935, с. 73–88.
• La fin de l'art grec, BCH, 1946, с. 385–392.
• Les expositions itinérantes dans les musées de Pologne, Museum, III z. 4, 1950, с. 275–282.
• Rapport sur la prospection du terrain dans la région de la mosquée de Nabi Daniel en 1958, „Bull. de la Fac. de Droit-Université d'Alexandrie”, 13 (1958), с. 37–43.
• Kalos Limen, EAA IV, Roma 1961, с. 304–305.
• Les fouilles archéologiques et l'art antique au Musée National de Varsovie, „Bull. Mus. Nat. de Varsovie”, 3 (1962), с. 62–63.
• Peintures chrétiennes du VIIe s. à Faras, „Bull. Mus. Nat. de Varsovie”, 3 (1962), с. 3–8.
• Palmira, EAA V, Roma 1963, с. 900–908.
• La Nubie chrétienne, „Africana Bulletin”, 3 (1965), с. 9–26.
• Archéologie méditerranéenne en Pologne aprés la seconde guerre mondiale, „Études et Travaux”, 1 (1966), с. 5–22.
• Algérie – la modernisation des musées en Algérie, Le Courrier de l'UNESCO, Mai 1966, с. 1–45, annexe, с. 34–45.
• Les deux Asclepios de Nea Paphos, RA, 2 (1968), с. 355–358.
• Polish Excavations in Old Dongola 1964, „Kush” 14 (1969), с. 289–299.
• Open Problems of Nubian Art and Culture in the Light of the Discoveries at Faras, „Kunst und Geschichte Nubiens in christlicher Zeit”, 1970, с. 11–20.
• Classification générale des peintures murales de Faras, „Mélanges Devambez” 2 (RA 1972), с. 375–380.
• Tell Atrib, EAA VIII Supplemento, Roma 1973, с. 799–800.
• Ancient Egyptian Yisual Arts, „Encyclopaedia Britannica”, 15 (1974), с. 248–258.
• Nouvelles recherches sur la topographie de Palmyre, „Mélanges d'histoire ancienne et d'archéologie offerts à Paul Collart”, (Cahiers d'Archéologie Romande 5), 1975, с. 305–306.
• Les fouilles archéologiques polonaises en Afrique, „Africana Bulletin” 25, 1976 (1978), с. 13–26.
• Études sur les tendances actuelles dans la pratique de fouilles archéologiques. Suggestions et idées générales pour l'établissement des „musées-sites", „Rocznik MNW”, 24 (1980), с. 345–355.
• Zabytki sztuki dziedzictwem ludzkości, „Zabytki sztuki sakralnej dobrem kultury narodowej", 1980, „Materiały Problemowe”, 6 (1980), с. 57–60, 246.

Издания на русском языке

На русском языке издано несколько фотоальбомов, посвящённых памятникам древности, автором текста в которых был Казимеж Михаловский:

• Пальмира, Варшава 1968.
• Александрия, Варшава 1970.
• Карнак, Варшава 1970.
• Дельфы, Варшава 1977.
• Акрополь, Варшава 1983.

Литература

• [filatelistyka.poczta-polska.pl/sklep_en/850,1,5656,39,39,125 100th anniversary of the birth of Kazimierz Michałowski (2001; Nr kat.:1270)], Poczta Polska Spółka Akcyjna.
• Bernhard M.-L., Kazimierz Michalowski, „Eos”, 70 (1982) nr 1.
• Bieliński P., [www.pcma.uw.edu.pl/pl/wydarzenia/70-lecie-polskiej-archeologii-w-egipcie-obchody/ 70 lat prac polskich archeologów i konserwatorów w Egipcie. Obchody jubileuszowe w Kairze], Centrum Archeologii Śródziemnomorskiej.
• [www.mnw.art.pl/kolekcje/galer/galeria-faras/ Galeria Faras im. Profesora Kazimierza Michałowskiego], Muzeum Narodowe w Warszawie.
• [www.google.com/culturalinstitute/beta/exhibit/galeria-faras-skarby-zatopionej-pustyni/zAKSFOp2_BDeIg?hl=pl Galeria Faras. Skarby zatopionej pustyni], Muzeum Narodowe w Warszawie.
• [www.archeo.uw.edu.pl/szablon.php?id=124 Historia], Instytut Archeologii UW.
• Konopka M., Żegnając Profesora Kazimierza Michałowskiego, „Z otchłani wieków”, 3 (1981).
• Lipińska J., Kazimierz Michalowski, „Bulletin du Musée National de Varsovie”, 42 (2001).
• Lipińska J., Kazimierz Michalowski, „Znak”, 6 (1981).
• Lorenz S., In memoriam, „Rocznik Muzeum Narodowego w Warszawie”, (1981).
• Michałowski K., Od Edfu do Faras, Warszawa 1974.
• [www.pcma.uw.edu.pl/pl/o-centrum/ Misja Centrum], Centrum Archeologii Śródziemnomorskiej
• [isap.sejm.gov.pl/DetailsServlet?id=WMP19471490894 M.P. 1947 nr 149 poz. 894], Internetowy System Aktów Prawnych.
• [[zbiory.uw.edu.pl/muzeum-uw-opis/ Muzeum UW], Zbiory Muzeum Uniwersytetu Warszawskiego.
• „Nowiny”, 8951 (1977), nr 165.
• „Nowiny Rzeszowskie”, 5306 (1966), nr 170.
• Sadurska A., Nekrologi, „Archeologia”, 32 (1981).
• [www.pcma.uw.edu.pl/pl/studia-palmyrenskie/#contents Studia Palmyreńskie], Centrum Archeologii Śródziemnomorskiej.
• Świstun A., [www.cracovia-leopolis.pl/index.php?pokaz=art&id=2146 Wspomnienia podolskie (4)], ред. H. Kleinrok, Cracovia Leopolis.
• [podkowa-szkola.pl/pages/id/542 Uroczystość nadania imienia patrona gimnazjum], Zespół Szkół w Podkowie Leśnej.
• [www.stat.gov.pl/broker/access/performSearch.jspa?searchString=Micha%C5%82owskiego&level=ulic&wojewodztwo=&powiat=&gmina=&miejscowosc=&advanced=true Wyniki wyszukiwania], Główny Urząd Statystyczny.
• [www.podkowianskimagazyn.pl/nr64/wspomnienia64.htm Żyli wśród nas: Krystyna z Baniewiczów Michałowska], „Podkowiański Magazyn Kulturalny” nr 64 (2010).

Отрывок, характеризующий Михаловский, Казимеж

– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.