Сендзивой, Михал

Михал Сендзивой

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Ми́хал Сендзивой (польск. Michał Sędziwój; 1566; ум. 1646 в Кракове), также Сендивогий; Сендивогиус или Михаэль Сендзивогиус Полонус (лат. Michael Sendivogius Polonus) — польский эзотерист, медик и алхимик; ученик и издатель трудов шотландца Александра Сетона-Космополита.

Михал Сендзивой обучался в краковском университете. Освободил Сетона-Космополита из застенков, куда того поместил в 1602 году саксонский курфюст Кристиан II. После скорой смерти учителя (1604) якобы присвоил его имя «Космополит» и продолжил его дело: ездил по Европе и проводил алхимические опыты трансмутации. Сендзивой публиковал манускрипты, в Праге в 1604 году издал «De Lapide Philosophorum tractatus XII». Самый известный его труд — «Философские письма, особо ценные для интересующихся герметическими истинами», где он довольно просто объясняет великие принципы герметической науки.

См. также

• «Theatrum Chemicum», том 4 (Страсбург, 1613).
• Ртутно-серная теория

Ссылки

• Sébastien Landemont. Les grandes figures de l'ésotérisme - Leur histoire, leur personnalité, leurs influences. — Париж: De Vecchi, 2005. — С. 81. — 100 с. — ISBN 2-7328-8238-0.
• [www.google.fr/search?sa=X&biw=1745&bih=855&tbm=bks&q=inauthor:%22Michael+Sendivogius%22& Издания Сендзивогиуса] на Гугл-буксе.

Отрывок, характеризующий Сендзивой, Михал

– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.