Михник, Адам

Адам Михник
Adam Michnik
Адам Михник, 1 марта 2006, Вроцлав
Род деятельности:	журналист, общественный деятель
Награды и премии:

Адам Михник (польск. Adam Michnik, 17 октября 1946, Варшава) — польский общественный деятель, диссидент, журналист, один из наиболее активных представителей политической оппозиции 1968—1989 годов. Главный редактор «Газеты Выбо́рчей».

Биография

Родился в еврейской семье, сын коммуниста (деятеля Коммунистической партии Западной Украины), а впоследствии оппозиционера Осии Шехтера и историка Хелены Михник. С ранних лет активный участник харцерского движения.

В 1961—1962 годах входил в известный дискуссионный «Клуб кривого колеса», через который прошли многие представители будущей политической оппозиции, в 1962 году основал собственный неформальный Клуб искателей противоречий. В 1964 году поступил на исторический факультет Варшавского университета, неоднократно подвергался взысканиям, в 1968 году, в период острого политического кризиса, был арестован и приговорен к трем годам тюремного заключения, освобожден по амнистии в 1969 году (студенческие демонстрации протеста против исключения Михника из Варшавского университета дали начало мартовским волнениям 1968 года, которые были подавлены властями, что переросло в кампанию государственного антисемитизма, повлекшую за собой массовую эмиграцию евреев из страны).

Начал публиковаться как журналист (под псевдонимами). Получил «волчий билет» и не мог продолжать учёбу, однако в 1975 году окончил экстерном исторический факультет в Университете Адама Мицкевича в Познани. Числился личным секретарем известного поэта Антония Слонимского.

В 1976—1977 годах жил в Париже. Вернувшись, примкнул к только что созданному оппозицией Комитету защиты рабочих, выступил одним из организаторов подпольного университета гуманитарных и социальных наук под названием «Общество научных курсов» («Передвижной университет» — давняя традиция польских оппозиционеров с начала 1880-х годов), был редактором ряда оппозиционных печатных изданий — «Информационный бюллетень», «Критика», одним из руководителей подпольного издательства.

В 1980—1989 годах — советник мазовецкого отделения движения Солидарность. Интернирован после введения военного положения в декабре 1981 г. и находился в заключении до 1984 года, в 1985 году арестован вновь, осуждён на три года тюрьмы, в следующем году освобожден по амнистии.

Я, ещё в тюрьме, обещал себе две вещи: во-первых, никогда не вступать ни в какую ветеранскую организацию, где будут давать ордена за борьбу с коммунизмом, а во-вторых, — никогда никому не мстить.

— [www.index.org.ru/journal/13/gavel1301.html Вацлав Гавел, Адам Михник. Престранная эпоха посткоммунизма]

С 1988 года — член неформального координационного комитета, который возглавил Лех Валенса, член Комитета граждан, в 1989 году — участник серии собеседований правительства и оппозиции («Круглого стола») о проведении свободных выборов, в 1989—1991 годах — депутат новоизбранного Сейма. В 1989 году создал ежедневную «Газету Выборчу», стал главным редактором этого популярного и авторитетного издания, в котором выступил оппонентом Валенсы, поддержал программу шоковой терапии Лешека Бальцеровича.

В сентябре 1989 Михник выступил на учредительном собрании украинской партии «Рух» с речью в поддержку Украины.

В 2002 году Михник опубликовал разоблачительные материалы о коррупции в высших органах власти Польши, чем спровоцировал крупный политический скандал («дело Рывина»).

В 2000-х годах печатается за рубежом («Шпигель», «Монд», «Вашингтон Пост»), читает лекции в Принстонском университете. Активно поддержал Оранжевую революцию на Украине. С 2004 года по болезни отошёл от непосредственного руководства «Газетой Выборчей», 8 мая 2007 года, по сообщениям прессы, намеревался сложить с себя полномочия главного редактора.

Основные публикации

• Kościół, lewica, dialog (1977)
• Szanse polskiej demokracji (1984)
• Z dziejów honoru w Polsce (1985)
• Takie czasy… Rzecz o kompromisie (1985)
• Polskie pytania (1987)
• Między Panem a Plebanem (1995)
• Diabeł naszego czasu (1995)
• Wyznania nawróconego dysydenta (2003)
• Wściekłość i wstyd (2005)

Издания на русском языке

• [www.bgshop.ru/Details.aspx?id=9723319 Антисоветский русофил.] Москва; Вроцлав: Издательство "Летний сад"; Коллегиум Восточной Европы, 2011; пер. Николай Ярцев, Андрей Ермонский.

Признание и награды

Член Союза польских писателей, Совета по международным отношениям (США). Почётный доктор Миннесотского и Мичиганского университетов, Новой школы социальных исследований в Нью-Йорке, почётный профессор Киево-Могилянской академии. Лауреат премии «За свободу» французского ПЕН-клуба (1988), премии Союза европейских журналистов (1995), международной премии Эразмус (Нидерланды, 2001), Кавалер французского Ордена Почётного легиона, офицер венгерского ордена Заслуг, командор ордена За заслуги перед ФРГ, чилийского ордена Бернардо О`Хиггинса и многих других наград в разных странах. По списку британской газеты Financial Times (май 2006), один из 20-ти наиболее влиятельных журналистов мира.

12 ноября 2012 года Адаму Михнику (и Томасу Венцлове) присвоено звание почётного доктора Клайпедского университета.

Литература

• Skórzyński J. Od Solidarności do wolności. Warszawa: Trio, 2005

Ссылки

• [www.unesco.org/courier/2001_09/uk/dires.htm Интервью 2001]  (англ.)
• [index.org.ru/journal/13/gavel1301.html Беседа] В.Гавела и А.Михника  (рус.)
• [www.novpol.ru/index.php?id=141 Статья А.Михника «Хамы и ангелы»]  (рус.)
• [www.polit.ru/lectures/2008/10/30/mihnik.html Россия, Польша, Европа. Лекция А.Михника на Полит. Ру]
• Выступление А.Михника на третьих Ходорковских чтениях — [www.mbk-readings.org/2008/10/24/37 стенограмма конференции]
• Выступление А.Михника на круглом столе фонда «Либеральная миссия» 4 марта 2009 года — [liberal.ru/Discussions_DisplayDiscussion.asp?Rel=249 стенограмма круглого стола «Интеллектуалы и демократия»]
• Выступление А.Михника на круглом столе фонда «Либеральная миссия» 4 марта 2009 года — [www.liberal.ru/articles/4580 стенограмма круглого стола «Солидарность как ценность»]
• [old.russ.ru/antolog/vek/1990/10/mihnik.htm Адам Михник «Национализм: чудовище пробуждается» (1990 г.)]
• Михаэль Дорфман [www.sensusnovus.ru/opinion/2011/08/21/10103.html Польское «Я» Адама Михника] - рецензия на сборник статей А. Михника

Отрывок, характеризующий Михник, Адам

– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.