Мицраим

Мицраим (ивр. ‏מִצְרַיִם‏‎, араб. مصر‎) — самоназвание страны Египет на иврите, с удваивающим суффиксом -аим, возможно означающими Верхний Египет и Нижний Египет. Угаритские письмена называли Египет Мсрм, в Амарнском архиве он называется Мисри, Ассирийские и Вавилонские записи называют Египет Мусур. Официальный арабский эндоним (самоназвание) Египта — Миср (разговорное Маср).

Мицраим в библеистике — один из четырёх сыновей Хама и отец Лудима, Анамима, Легавима, Нафтухима, Патрусима, Каслухима и Кафторима.

Согласно Библии и её толкований, от Мицраима и его потомков произошли народы Северо-Восточной Африки (египтяне и ливийцы) и некоторые народы Ближнего Востока (филистимляне и кафториты).

Библейские источники

Мицраим — один из четырёх сыновей Хама был младшим братом Хуша и старшим братом Фута и Ханаана (Быт. 10:6).

Род Мицраима

У Мицраима было семь сыновей (Быт. 10:13,14):

• Лудим: восточные (?) ливийцы.
• Анамим: племя «анами» в Северо-Восточной Ливии.
• Легавим: вероятно, ливийцы.
• Нафтухим: египтяне Дельты.
• Патрусим: южные египтяне.
• Каслухим: филистимляне.
• Кафторим: кафториты.

Рода

Потомки Лудима

Под потомками Лудима иногда понимают ливийцев, допуская ошибку переписчика библейского текста, из-за которой слово «Либим» могло превратиться в «Лудим». Либу — северо-африканское племя, от имени которого происходит название «Ливия». Впервые «Либу» (Ливия) упоминается в надписи Рамсеса II.

Потомки Анамима

Ассирийский текст времён Саргона II обращается к определённому народу, называя его «анами» (Anami). Как полагал Уильям Фоксуэлл Олбрайт (Albright), анами, очевидно, населяли район Кирены в Северо-Восточной Ливии. Олбрайт также приравнивает их к A-na-mi, найденных в клинописных географических текстах времён Саргона II

Потомки Легавима

Нет определённого мнения, кого следует считать потомками Легавима. Было предположено, что потомки Легавима должны быть идентифицированы с Lubim (ливийцами). По мнению Thomas Oden Lambdin имя Lubim означает «Ливию».

Потомки Нафтухима

Thomas Oden Lambdin в своей статье помещает Нафтухима между Легавимом, которого ассоциируют с ливийцами, и Патрусимом, как жителями Верхнего Египта. И, следовательно, относит к потомкам Нафтухима жителей Дельты Нила. Lambdin связывает Нафтухима с египетским na-patoh-±im «таковые из Дельты». Brown-Driver-Briggs также считает, что потомки Нафтухима были локализованы в Нижнем Египте, но связывает его имя с Na-Ptah (египетское название Мемфиса).

Потомки Патрусима

Потомков Патрусима ассициируют с жителями Верхнего (Южного) Египта на основании того, что Pa-to-ris по-египетски «южане». В Книге Яшер (Книге Праведного, 10:23) написано, что «дети Патрусима и Каслухима вступали в брак между собой, и от них пошли филистимляне, азатимяне, гераримяне, гефимяне и екронимяне, во всех пяти семьях; они также построили свои города по именам отцов их к этому дню». Таким образом, Книга Яшер связывает их потомков с палестинскими городами Герар, Геф и Екрон.

Потомки Каслухима

В Книге Бытия говорится:

...Каслухим, откуда вышли Филистимляне... (Быт. 10:14)

Считается, что филистимляне прибыли в Палестину только в XII веке до н. э. Однако, согласно Библии, филистимляне жили на юге Палестины ещё во времена Авраама (XX-XIX века до н. э.). Авраам и Сарра долгое время жили на земле филистимлянского царя Авимелеха в Гераре.

В то же время, пророк Иеремия указывает, что филистимляне «остаток острова Кафтора». А пророк Амос прямо указывает на их происхождение с острова Кафтор.

Таким образом, возникает некоторое видимое противоречие между Книгой Бытия и Пророками. Но противоречие лишь видимое. Вероятно, народ «филистимляне» (потомки Каслухима) жил в Южной Палестине минимум с начала 2-го тысячелетия до н. э. А в XII веке до н. э. с Кипра или из Юго-Восточной Анатолии прибыл родственный народ — кафториты (потомки Кафторима) и поселился в их земле. В Книге Второзакония говорится о том, что «Аввеев, живших в селениях до самой Газы, кафторимы, исшедшие из Кафтора, истребили и поселились на месте их».

Потомки Кафторима

Относительно потомков Кафторима есть две основные теории.

• Согласно первой, кафторитами называли жителей одного из островов Восточного Средиземноморья. В 1980 году J. Strange на основе собранного им материала показал, что семитское Caphtor и египетское Keftiu географически связаны с островом Кипр.
• Согласно второй теории, Kafto — район в Юго-Восточной Анатолии (Киликия или Каппадокия), вероятно, подконтрольный Египту.

Источники

• Библия
• [www.krotov.info/library/bible/comm3/vz_apokr1.htm Книга Юбилеев]
• [web.archive.org/web/20131010072446/www.mystudies.narod.ru/library/nochrist/flavius/aj/book01/06.htm Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга 1, гл. 6]
• [books.google.com/books?id=c9QUAAAAIAAJ&pg=PA76&dq=J+Strange+Caphtor#v=onepage&q=J%20Strange%20Caphtor&f=false Strange, J. Caphtor/Keftiu: A New Investigation (Leiden: Brill) 1980.]

См. также

Египт

Отрывок, характеризующий Мицраим

Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.