Мичурин, Иван Владимирович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Мичурин»)
Перейти к: навигация, поиск
Иван Владимирович Мичурин

Иван Владимирович Мичурин в 1935 году
Место рождения:

деревня Долгое,
Пронский уезд,
Рязанская губерния

Научная сфера:

биология, ботаника

Место работы:

Директор селекционно-генетической станции

Известен как:

Автор многих сортов плодово-ягодных культур

Награды и премии:

Российские:

Советские:

Систематик живой природы
Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Miciurin».
[www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=13503-1-1 Персональная страница] на сайте IPNI

Ива́н Влади́мирович Мичу́рин (15 (27) октября 1855, небольшое поместье Вершина близ деревни Долгое Пронского уезда Рязанской губернии[1], — 7 июня 1935, город Мичуринск Тамбовской области) — русский биолог и селекционер, автор многих сортов плодово-ягодных культур, доктор биологии, заслуженный деятель науки и техники, почётный член Академии наук СССР (1935), академик ВАСХНИЛ (1935). Награждён орденами Св. Анны 3-й степени (1913), Ленина (1931) и Трудового Красного Знамени. Три прижизненных издания собраний сочинений.





Биография

Прадед И. В. Мичурина Иван Наумович и дед Иван Иванович Мичурины были мелкопоместными дворянами и участниками Отечественной войны 1812 года[2]. И. В. Мичурин продолжил семейную традицию, поскольку не только его отец, Владимир Иванович, но и дед, Иван Иванович, а также прадед, Иван Наумович, живо интересовались садоводством и собрали богатую коллекцию плодовых деревьев и библиотеку сельскохозяйственной литературы[2][3][4].

В силу ли наследственной передачи мне от деда (Ивана Ивановича), положившего много личных трудов при разведении большого сада…: в Рязанской губернии, или, быть может, ещё от прадеда (Ивана Наумовича), тоже известного садовода, жившего в Калужской губернии, где до сих пор существует несколько сортов груш под названием Мичуринских, а возможно, что и личный пример отца, тоже много работавшего по разведению своего сада, — сильно повлиял на меня ещё в самом раннем детстве.

— Мичурин, 1914 г.[2]

Отец И. В. Мичурина, Владимир Иванович, получил домашнее образование. Он служил на Тульском оружейном заводе им. Петра Первого в качестве приёмщика оружия. Вышел в отставку в чине губернского секретаря и поселился в своём поместье Вершина (при деревне Юмашевка Пронского уезда Рязанской губернии), где занимался садоводством и пчеловодством. Он был связан с Вольным экономическим обществом, из которого получал литературу и семена сельскохозяйственных культур. В зимнее и осеннее время Владимир Иванович обучал грамоте крестьянских детей у себя дома[5][6].

В. Б. Говорухина и Л. П. Перегудова утверждают[2], что Иван Владимирович Мичурин родился седьмым по счёту ребёнком, а его братья и сёстры умерли ещё детьми.

Мать Мария Петровна, отличавшаяся слабым здоровьем, заболела горячкой и умерла в 33-летнем возрасте, когда И. В. Мичурину было 4 года[5].

Мальчик занимался с отцом садом, пасекой, посадками и прививками. В восьмилетнем возрасте в совершенстве умел производить окулировку, копулировку и аблактировку растений[5].

В детстве, если не считать редких экскурсий к развалинам татарской крепости в окрестностях Юмашевки, его часто видели в саду и у пруда, в занятиях рыбной ловлей, он выделялся среди сверстников страстной любовью к занятиям с растениями[6].

Обучался сначала дома, а затем в Пронском уездном училище Рязанской губернии, посвящая свободное и каникулярное время работе в саду. 19 июня 1872 года окончил Пронское уездное училище, после чего отец готовил сына по курсу гимназии к поступлению в Петербургский лицей[5].

В это время отец неожиданно заболел[5]. Н. А. Макарова[2][3] утверждает, что он повредился рассудком и находился на излечении в Рязани.

Поместье было заложено и ушло за долги. Дядя, Лев Иванович, помог Мичурину определиться в Рязанскую губернскую гимназию. Испытывавшая материальные трудности тётка, Татьяна Ивановна, которая также увлеченно занималась садоводством, взяла на себя заботу об Иване Владимировиче[4][5].

Мичурин был исключён из гимназии в 1872 году за «непочтительность к начальству»[7]. А. Н. Бахарев в биографической справке в книге Мичурина[5] утверждает, что поводом к исключению был случай, когда, здороваясь на улице с директором гимназии, гимназист Мичурин «из-за сильного мороза и болезни уха не успел снять перед ним шапки», тогда как действительной причиной он называет отказ дяди, Льва Ивановича, дать взятку директору гимназии Оранскому.

В 1872 году Мичурин перебрался в Козлов (впоследствии Мичуринск), окрестности которого он не покидал надолго практически до конца жизни.

В конце 1872 года И. В. Мичурин получил место коммерческого конторщика товарной конторы станции Козлов (Рязано-Уральская железная дорога, позднее — станция Мичуринск Московско-Рязанской железной дороги), с окладом 12 рублей в месяц и 16-часовым рабочим днём[5].

В 1874 году Мичурин занимает должность товарного кассира, а затем и одного из помощников начальника той же станции. По утверждению биографа А. Бахарева, должность помощника начальника станции Мичурин потерял из-за конфликта («едкой насмешки») с начальником станции Эверлингом[5].

С 1876 по 1889 год Мичурин — монтёр часов и сигнальных аппаратов на участке железной дороги Козлов — Лебедянь[4][8].

В 1874 году женился на Александре Васильевне Петрушиной, дочери рабочего винокуренного завода[9].

Женат 28 августа 1874 г. на мещанке г. Козлова Александре Васильевне Петрушиной, родившейся в 1858 году. От этого брака имею двух детей: сына Николая, родившегося в 1876 г., и дочь Марию, родившуюся в 1877 г.

— И. В. Мичурин в ответе на запрос департамента земледелия, 10 ноября 1911 г.

Имея недостаток средств, Мичурин открыл в городе, при своей квартире, часовую мастерскую. По утверждению А. Бахарева, «по возвращении с дежурства Мичурину приходилось сидеть далеко за полночь, занимаясь починкой часов и ремонтом различных приборов»[5].

Свободное время И. В. Мичурин посвящал работам по созданию новых сортов плодово-ягодных культур.

В 1875 году он взял в аренду за 3 рубля в месяц пустующую городскую усадьбу в окрестностях Козлова площадью 130 кв. саженей (около 500 кв. метров) «с небольшой частью запущенного садика», где начал проводить опыты по селекции растений. Там он собрал коллекцию плодово-ягодных растений в 600 с лишним видов. «Скоро арендуемая мною усадьба, — писал он, — настолько переполнена была растениями, что дальше не было никакой возможности вести на ней дело».

В течение 5 лет нечего и думать о приобретении земли. И расходы по возможности надо сокращать до крайних пределов. А после продажи части прививок и дичков, на шестом (то есть в 1893 г.) приблизительно 5000 шт., на сумму 1000 рублей (то есть по 20 копеек), можно приобрести и землю, огородить её и засадить … Посадить между деревьев и по забору. Считая по 4 вершка на каждое растение, можно продержаться три года».

— И. В. Мичурин, в своем дневнике за 1887 г.

В начале осени Мичурин переходит на квартиру в доме Лебедевых, на Московской улице, с усадьбой и садом. По свидетельству современника Мичурина, И. А. Горбунова, через два года Мичурин приобрёл с помощью банка этот дом с усадьбой, который он тут же заложил из-за отсутствия средств и больших долгов на 18 лет[5]. На этой усадьбе Мичурин вывел первые сорта: малина Коммерция (сеянец Колоссальной Шефера), вишни Гриот грушевидный, Мелколистная полукарликовая, Плодородная и межвидовой гибридный сорт вишни Краса Севера (вишня Владимирская ранняя × черешня Винклера белая). Сюда он перенёс всю коллекцию садовых растений с усадьбы Горбуновых. Но через несколько лет и эта усадьба оказалась переполненной растениями[5].

В начале осени 1887 года Мичурин узнал, что священник пригородной слободы Панское, Ястребов, продаёт участок земли в семи километрах от города, у слободы Турмасово, под «Кручью», на берегу реки Лесной Воронеж. Из 12,5 десятин (около 13,15 га) участка в дело могла пойти лишь половина, так как другая половина была под рекой, обрывом, кустарником и прочим неудобьем, однако Мичурин оказался очень доволен участком. Из-за нехватки средств сделка затянулась до февраля 1888 года. А. Бахарев утверждает, что «Вся осень и большая часть зимы 1887—1888 гг. ушли на лихорадочное добывание денег при непосильном, доходившем до изнеможения, труде». 26 мая 1888 года покупка земли состоялась, после чего в распоряжении Мичурина осталось 7 рублей и большие долги под заклад половины земли. Из-за нехватки средств растения с городского участка члены семьи Мичуриных носили за 7 км на своих плечах. Поскольку на новом участке не было дома, ходили за 14 км пешком, и два сезона жили в шалаше. Работу монтёром Мичурин был вынужден продолжать ещё один год. С 1888 года этот участок близ слободы Турмасово стал одним из первых в России селекционных питомников. Впоследствии это — центральная усадьба совхоза-сада им. И. В. Мичурина, площадью в 2500 га садов, с мичуринским сортиментом[5].

В 1893—1896 годах, когда в питомнике в Турмасово уже имелись тысячи гибридных сеянцев сливы, черешни, абрикоса и винограда, Мичурин убеждается в безуспешности метода акклиматизации путём прививки и делает вывод, что почва питомника — мощный чернозём — является жирной и «балует» гибриды, делая их менее устойчивыми к опустошительной для теплолюбивых сортов «русской зиме»[5].

В 1900 году Мичурин перенёс насаждения на участок с более бедными почвами «для обеспечения „спартанского“ воспитания гибридов»[8].

В 1906 году увидели свет первые научные работы И. В. Мичурина, посвящённые проблемам выведения новых сортов плодовых деревьев[8].

В 1912 году награждён орденом Святой Анны 3-й степени.

В автобиографии[11] Мичурин писал:

Мне решительно нет времени заниматься этими почти ежедневными посещениями разных г. г. инспекторов, сельскохозяйственных и садовых инструкторов, лесоводов и т. п. Им хорошо разъезжать, — затрата времени у них оплачивается 20-м числом, а мне необходимо работать. Для меня каждый час дорог; я целый день в питомнике, а до половины ночи проводишь за корреспонденцией, которой, кстати сказать, такая масса со всех концов России, а в последнее время и из-за границы.

В 1913 году Мичурин отказался от предложения Департамента земледелия США переехать в Америку или продать свою коллекцию растений. Однако существуют сведения, которые указывают, что первоначально Мичурин рассматривал возможность продажи своей коллекции американцам. Об этом он, в частности, писал русскому садоводу А. Д. Воейкову[12]. Возможно, что осуществлению этих планов помешало начало Первой мировой войны в 1914 году.

Летом 1915 году, в годы Первой мировой войны, в Козлове свирепствовала эпидемия холеры. В этот год умерла жена Мичурина — Александра Васильевна[3][6].

В этом же году обильный паводок ранней весной затопил питомник, после чего сильные морозы и спад воды разрушили льдом школу двухлеток, предназначенных к продаже. При этом погибли многие гибриды[6].

Однако в годы войны Мичурин нашёл подтверждение ряда своих суждений и взглядов по закону наследования у растений, методики выведения сортов. Это удержало Мичурина на прежнем уровне его деятельности, позволив Ивану Владимировичу подавить личное горе. Почти каждый номер журнала «Прогрессивное садоводство и огородничество» начинался передовицей Мичурина[13]. В этот период начали плодоносить многие гибриды: «бельфлер» × «китайка»; «антоновка» × «яблоня Недзвецкого»; «белый зимний кальвиль» × «китайка»; «ренет ананасный» × «китайка»; «уссурийская груша» × «бере диль»; «уссурийская» × «бере Гарниш Гарницкий»; «бере Лигеля» × «сеянец бергамота» и др. К этому времени относится первое плодоношение актинидии «коломикта» и первое цветение лилии «фиалковой» и других гибридов[6].

В 1916 году студенческий кружок любителей садоводства при Петровской сельскохозяйственной академии запросил Мичурина, вышел ли из печати его капитальный труд о выведении новых сортов плодовых растений. Мичурин, однако, жаловался на нехватку средств и персонала для научной обработки накопившегося материала.

Дело в том, что для издания такого сложного и очень объемистого сочинения потребуются большие денежные средства, а их нет. Затем, для научной обработки и систематического изложения накопившихся в течение 49 лет в количестве нескольких тысяч страниц текста и нескольких сот фотографических снимков с натуры необходимо затратить много труда.

До революции в питомнике Мичурина было более 900 сортов растений, выписанных из США, Франции, Германии, Японии и других стран.

Деятельность Мичурина в период после революции 1917 года

Не покидая своего питомника в течение всего периода Февральской революции 1917 года, на другой же день после Октябрьской революции 1917 года, несмотря на продолжавшуюся на улицах стрельбу, Мичурин явился в только что организованный уездный земельный отдел, где встретился с бывшим батраком Дедовым, комиссаром земельного отдела, и заявил ему: «Я хочу работать для новой власти». Последний распорядился в тот же день созвать по делу Мичурина заседание коллегии, обещал поставить в известность Наркомзем и предложил Земельному комитету Донской слободы принять меры к охране питомника. Дедов оказал Мичурину и его семье материальную помощь и помощь продовольствием[6].

В 1934 году на базе питомника Мичурина создана генетическая лаборатория, в настоящее время — Всероссийский НИИ генетики и селекции плодовых растений им. И. В. Мичурина (ВНИИГ И СПР РАСХН), занимается разработкой методов выведения новых сортов плодовых культур, селекционной работой. В результате плодотворной деятельности учёного город Мичуринск превратился в общероссийский центр садоводства, впоследствии здесь также появился НИИ плодоводства им. Мичурина, Мичуринский государственный аграрный университет. Мичуринский район имеет крупные плодопитомники и плодоводческие хозяйства.

18 июля 1918 года Дедов писал Мичурину[6]:

Препровождая при сем копию постановления Коллегии от 29 июня и копии отношений в местный совет и Московский комиссариат земледелия, агрономический отдел просит Вас, Иван Владимирович, покойно продолжать Вашу исключительно полезную для Родины работу…

29 июня 1918 года Коллегия Козловского уездного комиссариата земледелия, изучив питомник Мичурина, в своем заседании приняла постановление о его национализации[6]:

Вследствие того что плодовый питомник Мичурина при Донской слободе, в количестве 9 десятин, по имеющимся в комиссариате документальным сведениям, является единственным в России по выводке новых сортов плодовых растений… признать питомник неприкосновенным, оставившего временно до передачи в ведение Центрального комитета (Наркомзем) за уездным комиссариатом, о чём известить соответствующие волостной и местный советы, Мичурину предоставить право на пользование питомником в размере 9 десятин и просить продолжать полезную для государства работу по своему усмотрению. На производство работ выдать пособие в размере 3000 руб., одновременно с сим сообщить о состоявшемся постановлении Московскому комиссариату земледелия (Наркомзем) с просьбой о принятии указанного питомника в своё ведение и под своё руководство».

22 ноября 1918 года Народный комиссариат земледелия принял питомник в своё ведение, утвердив И. В. Мичурина в должности заведующего им с правом приглашения персонала для более широкой постановки дела[6].

К весне 1919 года количество экспериментов в саду Мичурина возросло до нескольких сотен. В то же время Мичурин принимал участие в агрономических работах Наркомзема, консультировал специалистов сельского хозяйства по вопросам селекции, борьбы с засухой, поднятия урожайности, посещал местные агрономические совещания[6].

В своей статье 1919 года Мичурин призывал агрономов работать на пользу нового общественного строя[6]:

… и настоящим работникам дела садоводства явится возможность продолжать свою деятельность при новом строе, быть может, ещё в более широком масштабе; лишь было бы искреннее желание работать для общей пользы, вести дело по пути прогресса, а не цепляться за прежние формы жизни и толочься на одном месте, нюнить о вчерашнем дне. Нельзя цепляться за часть, когда целое стремится вперед.

В эти и последующие годы Мичурин неоднократно писал[6]:

Плодоводы будут правильно действовать в тех случаях, если они будут следовать моему постоянному правилу: Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у неё — наша задача.

Из-за непонимания её смысла фраза стала символом потребительского отношения к природе[14].

К 1920 году Мичурин вывел свыше 150 новых гибридных сортов, среди которых были: яблонь — 45 сортов, груш — 20, вишен — 13, слив (среди них три сорта ренклодов)— 15, черешен — 6, крыжовника — 1, земляники — 1, актинидии — 5, рябины — 3, грецкого ореха — 3, абрикосов — 9, миндаля — 2, айвы — 2, винограда — 8, смородины — 6, малины — 4, ежевики — 4, шелковицы (тутовое дерево) — 2, ореха (фундук) — 1, томатов — 1, лилии — 1, белой акации — 1[6].

Кроме нового гибридного ассортимента, в питомнике имелось свыше 800 видов исходных растительных форм, собранных Мичуриным с самых различных точек Земного шара[6].

Представители нового мичуринского ассортимента, главным образом яблони, груши, вишни и сливы, в количестве 50 000 штук деревьев были приобретены в период между 1888 и 1916 годами различными любительскими хозяйствами в 60 губерниях[6].

Большинство сортов находилось в питомнике в состоянии маточных деревьев и не получило репродукции.

В 1920 году Мичурин пригласил на работу агронома-плодовода И. С. Горшкова, который работал в то время в Козлове уездным специалистом по садоводству и был последователем Мичурина. Пользуясь поддержкой местных органов власти, Горшков в январе 1921 года организовал репродукционное отделение питомника на землях бывшего Троицкого монастыря, который был расположен в 5 километрах от усадьбы и питомника И. В. Мичурина[6].

Научная деятельность Мичурина

В автобиографии[11] Мичурин писал:

Через мои руки прошли десятки тысяч опытов. Я вырастил массу новых разновидностей плодовых растений, из которых получилось несколько сот новых сортов, годных для культуры в наших садах, причём многие из них по своим качествам нисколько не уступают лучшим иностранным сортам.

Теперь даже самому не верится, как я, со своим слабым, болезненным сложением, мог вынести все это. Только всепоглощающая страсть, до полного самозабвения, могла дать ту невероятную стойкость организму, при которой человек становится способным выполнить непосильный для него труд…

Я, как помню себя, всегда и всецело был поглощен только одним стремлением выращивать те или иные растения. И настолько сильно было такое увлечение, что я почти совершенно не замечал многих остальных деталей жизни; они как-то все прошли мимо меня и почти не оставили следа в памяти.

В 45-летнем возрасте (1900 год) Мичурин установил жёсткий режим рабочего времени, который остался неизменным до конца его жизни. Встав в 5 утра, Мичурин до 12 работал в питомнике с перерывом на чай в 8 утра, до получасового обеда в 12 опять работал в питомнике, после чего он тратил полтора часа на чтение газет и просмотр специальных периодических журналов, час на отдых. С 3 до 5 Мичурин работал в питомнике или комнате, в зависимости от обстоятельств и погоды, в 9 вечера ужин на 20 минут, до 12 работа над корреспонденциями и затем сон. Комната Мичурина служила кабинетом, лабораторией, библиотекой, мастерской точной механики и оптики и даже кузницей (изобретённые инструменты: секаторы, гайфусы, барометры, окулировочная машина и т. п.) Оборудование Мичурин ковал и паял при помощи печи собственной конструкции[6].

Мичурин уединился в своей небольшой усадьбе, отказавшись от общения, не связанного с кругом его профессиональных интересов. В частности, он игнорировал разночинную и купеческую среду Козлова того времени. В то же время его переписка с корреспондентами-садоводами и иностранными учёными и число посетителей его питомника постоянно возрастали.

Летом 1912 года канцелярия Николая II послала в Козлов к Мичурину одного из своих видных чиновников — полковника Салова. Полковник был удивлен скромным видом усадьбы Мичурина, которая состояла из кирпичного флигеля и плетнёвого сарая, а также бедной одеждой её владельца, которого он принял сначала за сторожа. Салов ограничился обозрением плана питомника, не заходя в него, и рассуждениями о святости «патриотического долга», малейшее отступление от которого «граничит с крамолой». Через полтора месяца Мичурин получил два креста: Анну 3-й степени и Зелёный крест «за труды по сельскому хозяйству»[6].

Усиливавшееся паломничество к маленькому домику и саду Мичурина и полное равнодушие Мичурина к церкви вызвали подозрения среди мещан и духовенства, и появилось мнение о нём как о вредном гордеце и «фармазоне». Протопоп Христофор Потапьев, окончивший духовную академию и слывший в Козлове за умного и красноречивого проповедника, посетил питомник Мичурина через месяц после отъезда Салова и потребовал от него прекращения опытов со скрещиванием растений, о чём Иван Владимирович потом неоднократно вспоминал как о забавном случае из своей жизни[6]. «Твои скрещивания, — заявил протопоп, — отрицательно действуют на религиозно-нравственные помыслы православных… Ты превратил сад божий в дом терпимости[15]

Страницы из дневника Мичурина

Сорта вишен Мичурина

Сорта яблонь Мичурина

Сорта груш Мичурина

Сорта слив Мичурина

Сорта абрикосов Мичурина

Актинидия

Сорта других культур Мичурина

Взаимоотношения с иностранными специалистами

В 1896 году представитель Вашингтонского сельскохозяйственного института, профессор Ф. Н. Мейер (Frank N. Meyer), впервые посетил И. В. Мичурина и вывез в США коллекцию мичуринских яблонь, вишен и слив. Сравнивая работы Бёрбанка и Мичурина, впоследствии он заявил:

«Всё располагает в пользу последнего. Будь в Америке такой Мичурин, там озолотили бы его. Насколько у Бёрбанка происхождение нового сорта секретно, настолько у Мичурина ясно. Происхождение каждого сорта подробно им выражено, а это главная задача производителя, чтобы ознакомить потребителей с достоинством сорта».

— Франк Н. Мейер, в интервью журналу «Прогрессивное садоводство и огородничество», 1912 г.

Плодовые сорта Мичурина были востребованы иностранными специалистами и занимали значительные площади в США и Канаде. В своей книге «Итоги 60-летних работ» Мичурин писал:

…Выведенная мною вишня Плодородная не имела себе достойных соперников ни у нас в Союзе, ни за границей, и в частности, в Америке, где вишня Плодородная начала размножаться ещё 40 лет назад и где сейчас ею заняты огромные площади.

— И. В. Мичурин [imichurin.narod.ru/Itogi60/part_2_05_vis.htm «Итоги шестидесятилетних работ». Часть 2. Помологическое описание выведенных И. В. Мичуриным сортов. Вишни]

В 1898 г. Всеканадский съезд фермеров, собравшийся после суровой зимы, по словам проф. Саундерса, «констатировал, что все старые сорта вишен как европейского, так и американского происхождения в Канаде вымерзли, за исключением „Плодородной Мичурина“ из г. Козлова (в России)». [16]

В 1896 г. Мичурин был избран почётным членом американского учёного общества «Бридерс», после чего до революции его ежегодно посещали американские профессора.

На страницах заграничной, да и нашей советской прессы мою деятельность зачастую сравнивают с работой американского плодовода Лютера Бёрбанка. Я считаю это сравнение неправильным. В методах работы Бёрбанка и моих существует разница. Об этом ещё задолго до революции указывали американские профессора, посещавшие из года в год мой питомник.

— Труды селекционно-генетической станции имени И. В. Мичурина - том 11, 1934 г.

В 1913 году профессор Мейер официально предложил И. В. Мичурину от лица сельскохозяйственного департамента США переехать в Америку и продолжить работу в Квебеке с условиями оплаты 8000 долларов в год[12]. Мичурин вынужден был отказаться от этого предложения. Как он сам писал, основанием для отказа было плохое здоровье и уже достаточно почтенный возраст (на тот момент ему было уже 58 лет), длительность путешествия и незнание английского языка[12].

18 марта 1913 года Мичурин получил от заведующего отделом интродукции департамента земледелия США Д. Ферчайльда письмо с предложением произвести частичную или полную продажу коллекции растений.

Наш исследователь Франк Н. Мейер после разговоров с Вами в январе написал нам, что Вы согласны прислать нам список Ваших новых и замечательных гибридов; также список дикорастущих видов, собранных Вами и, по Вашему мнению, более способных устоять климатическим крайностям, чем обыкновенные русские разновидности этих фруктовых деревьев. Эти гибриды и новые виды могли оказаться полезными в наших опытах, которые мы теперь производим с деревьями и кустарниками в наших северо-западных степях. Не будете ли Вы добры приготовить этот список в такой форме, чтобы мы могли получить представление о том, какое количество каждого вида Вы могли бы нам доставить и какое вознаграждение Вы желали бы получить? Если Вы согласны продать весь имеющийся у Вас материал, то не будете ли Вы добры назначить цену за каждый вид отдельно?

Если Вы желаете продать всю коллекцию, будьте добры назначить цену за всю коллекцию, и мы решим, можем ли купить её за назначенную Вами цену или нет.

Вопрос относительно запаковки и пересылки материала должен быть решён Вами. Я был бы очень рад узнать Ваше мнение, как Вы хотели бы это сделать и сколько будет это стоить, чтобы все это сделать наилучшим образом…

… Я уверен, что мы можем прийти к соглашению, которое будет взаимно выгодно для России и для Соединенных Штатов и для Вас лично. Если Вы пожелаете какие-либо североамериканские растения для проведения опытов с ними, мы будем крайне рады достать и послать Вам их совершенно бесплатно, — если в малом количестве.

В ожидании ответа от Вас, я остаюсь с почтением,
Дэвид Ферчайльд

По всей видимости, И. В. Мичурин относился к подобной перспективе достаточно благосклонно. Ещё 31 января 1913 года он писал русскому садоводу и акклиматизатору А. Д. Воейкову: «Что касается продажи огулом всех новых сортов растений, то, полагаю, будет возможно столковаться с ними [с американцами]»[12]. Но этим планам не суждено было сбыться. В 1914 году началась Первая мировая война.

В 1927 году по инициативе И. С. Горшкова был выпущен кинофильм «Юг в Тамбове», пропагандировавший достижения Мичурина. Фильм, помимо СССР, был показан за границей (США, Германия, Чехословакия, Италия, Прибалтика).

Фильм демонстрировался в 1929 году на годовом банкете Научной ассоциации садоводов в Нью-Йорке. Специальный ботанический журнал «The Floriste Exchange» по этому поводу писал:

«Как бы мы ни рассматривали теорию, методы и результаты советского режима, мы не можем, однако, отрицать того, что научно-исследовательская работа в этой стране стоит на высоте своего положения и продолжает развиваться при энергичной и деятельной поддержке со стороны советского правительства».

Директор советского бюро сельскохозяйственной информации в США профессор И. А. Миртов, пересылая И. В. Мичурину рецензии из американских специальных журналов на этот кинофильм, написал:

«Мне очень приятно сообщить Вам, что Ваша научная и высокоценная работа стала известна далеко за пределами СССР, и притом в такой наглядной и убедительной форме, которая не оставляет желать лучшего. Показ Вашей работы произвел на американских учёных-садоводов неотразимое впечатление».

Вклад в науку

Разработал методы селекции плодово-ягодных растений методом отдаленной гибридизации (подбор родительских пар, преодоление нескрещиваемости и др.)[10].

Названы в честь И. В. Мичурина

Мичурин в филателии

Мичурин также изображен на почтовой марке Болгарии 1955 года.

Сочинения

  • [imichurin.narod.ru Мичурин И. В. «Итоги шестидесятилетних работ».] Издание пятое. М.: ОГИЗ СЕЛЬХОЗГИЗ, 1949.
  • [imichurin.narod.ru/michurin_izb/michurin_izb.htm Мичурин И. В. «Полезные советы по делу садоводства»], 1903
  • [imichurin.narod.ru/michurin_izb/michurin_izb.htm Мичурин И. В. «О разведений винограда в северной полосе»], 1911, журнал «Прогрессивное садоводство и огородничество»
  • [imichurin.narod.ru/michurin_izb/michurin_izb.htm Мичурин И. В. «Величина посадочных ям для плодовых деревьев»], 1914, журнал «Прогрессивное садоводство и огородничество», № 49.
  • [imichurin.narod.ru/michurin_izb/michurin_izb.htm Мичурин И. В. «Материалы для выработки правил воспитания гибридных сеянцев при выводке новых сортов плодовых растений»], 1917, журнал «Садовод» № 3.
  • [imichurin.narod.ru/michurin_izb/michurin_izb.htm Мичурин И. В. Ответы на вопросы редакции журнала «За марксистско-ленинское естествознание»], 1934, «Труды селекционно-генетической станции имени И. В. Мичурина — том 11»
  • [imichurin.narod.ru/michurin_izb/michurin_izb.htm Мичурин И. В. «Мечта моей жизни»], 18 сентября 1934 года, газета «Правда»
  • [imichurin.narod.ru/michurin_izb/michurin_izb.htm Мичурин И. В. «Настоящее и будущее естественных наук в колхозах и совхозах»], 1934, газета «Известия», № 303
  • [imichurin.narod.ru/michurin_izb/michurin_izb.htm Мичурин И. В. «Каждому колхозу — плодовый сад!»], 1935, газета «Правда»
  • [vodospad.kiev.ua/book5.htmlМичурин И. В. «Принципы и методы работы»], 1949, Ленинградское газетно-журнальное и книжное издательство
  • Мичурин И. В. Сочинения В 4-х томах. — М.: ОГИЗ: СЕЛЬХОЗГИЗ, 1948.

См. также

Фильмы о И. В. Мичурине

Научно-популярные

Художественные

Напишите отзыв о статье "Мичурин, Иван Владимирович"

Примечания

  1. ныне деревня Мичуровка Пронского района Рязанской области
  2. 1 2 3 4 5 [www.tambovlib.ru/index.php?view=editions.bibliograf/date.michurin И. В. Мичурин и Тамбовский край — ТОУНБ им. А. С. Пушкина]
  3. 1 2 3 Макарова, 2005: с. 12.
  4. 1 2 3 Говорухина, Перегудова, 2005: с. 4.
  5. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 И.В.Мичурин. А.Н.Бахарев «Замечательная жизнь и работа И.В.Мичурина» // [imichurin.narod.ru/Itogi60/0_3_bio.htm «Итоги шестидесятилетних работ» 1855 — 1935]. — М.: ОГИЗ СЕЛЬХОЗГИЗ, 1949.
  6. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 И.В.Мичурин. А.Н.Бахарев «Замечательная жизнь и работа И.В.Мичурина» // [imichurin.narod.ru/Itogi60/Michurin_1936.htm «Итоги шестидесятилетних работ» 1855 — 1935]. — М.: ОГИЗ СЕЛЬХОЗГИЗ, 1936. Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>: название «it1936» определено несколько раз для различного содержимого
  7. О факте исключения см. Дубинин, 1990: с. 29; А. А. Щербакова, 1957: с. 52; Говорухина, Перегудова, 2005: с. 4.
  8. 1 2 3 Дубинин, 1990: с. 29
  9. Говорухина, Перегудова, 2005: с. 5.
  10. 1 2 3 [imichurin.narod.ru/michurin_izb/michurin_izb.htm И. В. Мичурин Избранные сочинения, М.: Московский рабочий, 1950]
  11. 1 2 Краткая автобиография, написанная Мичуриным по просьбе редакции журнала «Садоводство» в Ростове-на-Дону, вышла отдельным изданием в 1914 году, а также была помещена в кратком сборнике его трудов: «И. В. Мичурин. Итоги его деятельности в области гибридизации по плодоводству», издание «Новой Деревни», Москва, 1925 год. Цитируется по И. В. Мичурин «Итоги шестидесятилетних работ», М.: Сельхозгиз, 1936.
  12. 1 2 3 4 [www.michpravda.ru/articles/russkiy-berbank-4964 Белых М. Русский Бербанк — Мичуринская правда.]
  13. Большинство этих статей помещено в сборнике «Мичурин о плодоводстве», изданием под редакцией директора Научно-исследовательского института им. Мичурина В. А. Одинцова издательством Сельхозгиз в 1934 году.
  14. [www.bibliotekar.ru/encSlov/12/145.htm Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений]
  15. И. В. Мичурин «Итоги шестидесятилетних работ», М: Сельхозгиз, 1948 г.
  16. Статья «Иван Владимирович Мичурин» // [djvu-books.narod.ru/lrn.html Энциклопедия «Люди русской науки»]. — М., 1963. — С. 233-267.
  17. [mgau.ru/ Официальный сайт Мичуринского аграрного университета]
  18. [school50barnaul.ucoz.ru/index/0-2 МБОУ Средняя общеобразовательная школа 50 - Основные сведения]. school50barnaul.ucoz.ru. Проверено 26 сентября 2016.

Литература

  • Говорухина В. Б., Перегудова Л. П. Иван Владимирович Мичурин // И. В. Мичурин и Тамбовский край: К 150-летию со дня рождения. Рекомендательный биобиблиографический указатель. — Тамбов, 2005. с. 4-6. [www.tambovlib.ru/index.php?view=editions.bibliograf.date.michurin#m4]
  • Дубинин Н. П. Генетика — страницы истории. — Кишинев, «Штиинца», 1990. 400 с.
  • Дубинин Н.П. [ashipunov.info/shipunov/school/books/dubinin1966_teor_osn_met_rabot_michurina.djvu Теоретические основы и методы работ И.В. Мичурина]. — М.: Просвещение, 1966. — 183 с. — 10 000 экз.
  • Макарова Н. А. Предки, семья и потомки // И. В. Мичурин и Тамбовский край: К 150-летию со дня рождения. Рекомендательный биобиблиографический указатель. Тамбов, 2005. C. 12-13. [www.tambovlib.ru/index.php?view=editions.bibliograf.date.michurin#m4]
  • Щербакова А. А. Иван Владимирович Мичурин (1855—1935) // Выдающиеся отечественные ботаники / Базилевская Н. А., Мейер К. И., Станков С. С. и Щербакова А. А. М., Госуд. учебно-педагогич. изд-во м-ва просвещения РСФСР, 1957. С. 51-59.
  • Презент И. И. В содружестве с природой: И. В. Мичурин и его учение. М.-Л.; Огиз — Сельхозгиз, 1948. 190 с.
  • Рубашевский А. А. Философское значение теоретического наследия И. В. Мичурина. [М.]: Госполитиздат, 1949.- 308 с.
  • Кафтанов С. В. [www.foto-a.narod.ru/dokument/page_dok/001/dok_09.htm За безраздельное господство мичуринской биологической науки]. — М.: Издательство «Правда», 1948.

Ссылки

  • [www.geo.ru/journalarticle/item/id/529/ GEO.ru: Сад его жизни]
  • [www.orlovsergei.newmail.ru/Bookshelf/VASHNIL/ О положении в биологической науке. Стенографический отчёт сессии всесоюзной Академии Сельскохозяйственных Наук имени В. И. Ленина, 31 июля — 7 августа 1948 г.]
  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-51358.ln-ru Страница на сайте РАН]

Отрывок, характеризующий Мичурин, Иван Владимирович

Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.