Ван Хук, Миша

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Миша ван Хук»)
Перейти к: навигация, поиск
Миша ван Хук
Micha van Hoecke
Дата рождения:

1944(1944)

Место рождения:

Брюссель, Бельгия

Профессия:

артист балета, балетмейстер, хореограф

Гражданство:

Бельгия Бельгия

Театр:

Ансамбль современного балета (Пиза)

IMDb:

ID 0887131

Сайт:

[michavanhoecke.org/ nhoecke.org]

Миша ван Хук (Micha van Hoecke, родился в Брюсселе) — бельгийский танцовщик и хореограф, балетмейстер.





Биография

Внук состоятельного фабриканта из Харькова, который уехал за границу, пострадав от революции. Отец Миши — бельгиец из Фландрии, мама была балериной, она сохранила русские традиции в семье, поэтому Миша немного понимает по-русски и всегда стремился в Россию, куда попал лишь в 2001 году.[1]

В 1960 году поступил в труппу Ролана Пети и через два года поступил в брюссельскую труппу Мориса Бежара «Балет XX века», где танцевал на протяжении 25 лет в спектаклях «Весна священная», «Ромео и Джульетта», «Месса по настоящему времени» («фр. Messe pour le temps présent»), «Симфония для одинокого мужчины» («Symphonie pour un homme seul»), «Нижинский — божественный клоун» («Nijinski, clown de Dieu»), «Наш Фауст», «Парижская радость».

Балетмейстерская карьера Миши ван Хука началась в 1971 году, когда он поставил спектакль «Антигона» на музыку Микиса Теодоракиса с труппой Анны Беранже, балет был показан на фестивале в Авиньоне в 1972 году. Затем последовали премьеры балетов «Sequenza III» на музыку Л.Берио, «Испанская рапсодия», «Дневник сумасшедшего», «Молодожёны на Эйфелевой башне» и «Вальс» на музыку Равеля. Все эти спектакли Миша поставил для труппы Бежара.

На фестивале «Музыкальный май» во Флоренции прошли премьеры балетов «Версия» на музыку Э.Вареза («Приз Флоренции»,1978), «Павана по усопшим детям», «Каскад» и «Magnificat».

На сцене Римского театра оперы и балета: «Berg Kristall» (1983), «Hommage a Petrassi» (1984), «Fellini» (1995). В Ла Скала: «Орфей из Полициано» (1983, совместно с Лучано Дамиани). В Театре Сан Карлос в Неаполе: «Лючиа!».

В 1978 году Бежар назначил ван Хука художественным руководителем школы «Centro Mudra».

В 1981 году балетмейстер создал собственную труппу — «Ансамбль современного балета», которая в 1984 году переехала в Италию, где продолжает выступать и по сей день.

В 1983 году ван Хук был ассистентом балетмейстера фильма «Одни и другие», номер «Болеро» с Хорхе Доном.

Миша ван Хук успешно сотрудничает с «Ravenna Festival»[2] и его руководителем Риккардо Мути. Начиная с 1990 года Миша работал как оперный режиссёр над спектаклями «Немая из Портичи» Ф.Обера (1991), Симфония «Данте» Листа (1990), «Прощай Италия!» на муз. Россини (1992, премия за хореографию), «Памяти Малера» (1994), «Орфей», «Пульчинелла» (1996), «Пилигримы» (1998, «Pèlerinage», с Киарой Мути), «Лунный Пьеро» Шёнберга (1998), «Кармен» Бизе (2000, режиссура и хореография) — все постановки с оркестром Риккардо Мути.

В 1995 году специально для Наталии Макаровой и легендарного французского танцовщика Жана Бабиле хореограф Миша ван Хук создал миниатюру «Феллини», которую они исполнили на Вилле Боргезе в Риме на Фестивале памяти Федерико Феллини.

В 1997 году ван Хук становится руководителем балетной труппы «Massimo» в Палермо, где ставит спектакли «Кармина Бурана» Орфа (1999), «Мученичество святого Себастьяна» (1999, музыка Дебюсси к одноимённой оратории-мистерии Д’Аннуцио).

В 1998 году Морис Бежар поставил для Миши ван Хука и Карлы Фраччи балет «Прощальный час», после которого Миша поехал в «Ла Скала» и восстановил «Сомнамбулу» Джорджа Баланчина[3]. На рождественском фестивале встретил японскую танцовщицу Мики Мацусе (Miki Matsuse) и женился на ней.

С 2000 года Миша ван Хук работает на итальянском телевидении, поставил балеты «Бергамский праздник на площади» и «Amore, Amore».

В сезоне 1999/2000 для Государственного театра Катании Миша ван Хук поставил спектакль «Троянцы» по Еврипиду и Сенеке (Лина Сати и труппа «Ансамбль современного балета»), в сезоне 2000/2001 — балет «Пилигримы».[4]

В 2006 году балетная труппа побывала в турне по Китаю, где показала спектакль, посвящённый Марии Каллас (фр. «Maria Callas, La voix des choses»), в 2008 году — спектакль «Макбет» был представлен в Овьедо и в Льеже, а спектакль «Кармен» в Равенне (2009). Также в итальянских городах было показано несколько интересных спектаклей «Ансамбля современного балета Миши ван Хука» в сезоне 2010/2011.[5]

В сезонах 2010/2011/2012 — артистический директор балета Римского оперного театра.[6]

Известные постановки

Премии

  • 1986 — Гран При Общества Авторов (Брюссель)
  • 1990 — Международная премия Джино Тани в области сценических искусств
  • 1992 — Премия за лучшую современную хореографию за постановку балета «Adieu a l’Italie»
  • 1993 — Премия «Этрусская Ривьера» в Кастильончелло — лучший хореограф мирового уровня
  • 1994 — Премия XXIII фестиваля танцевального искусства «La Massine»

Напишите отзыв о статье "Ван Хук, Миша"

Ссылки

  • [www.michavanhoecke.org/ havanhoecke.org] — Официальный сайт
  • [youtube.com/watch?v=BohK6IvZ2Fw Maria Callas - La voix des choses] на YouTube — l’Ensemble di Micha van Hoecke al Festival di Ravenna
  • Micha van Hoecke (англ.) на сайте Internet Movie Database

Примечания

  1. А.Чеховская. Фото А.Ломакин «Итальянцы показали нам балет, а мы им - настоящую зиму». — Ульяновск, 6 и 7 февраля 2001 года.
  2. Anna Mangiarotti «La poesia nascosta della „gente del fuoco“». — Милан: Il Giorno, 09.08.2000.
  3. [balanchine.com/george-balanchine/ George Balanchine (1904 – 1983)]. The George Balanchine Trust. [www.webcitation.org/68nxlV8uS Архивировано из первоисточника 30 июня 2012]. - Balanchine's «Night Shadow» (later called «La Sonnambula»).
  4. «Пилигримы» — «Pèlerinage» (Муз. Берлиоз, С. В. Рахманинов, Священные песнопения, Боб Дилан): 1). 1998 — с Киарой Мути и «Ансамблем современного балета», Равенна; 2). 2001 — театра Катании, «Ансамбль современного балета»; 3). 2001 — с А. А. Плисецкой и «Ансамблем современного балета», Пиза, Москва, Петербург
  5. [www.michavanhoecke.org/index.php?option=com_content&task=view&id=3&Itemid=19 Calendario 2010]. L’Ensemble di Micha Van Hoecke. [www.webcitation.org/6AGKXoOzJ Архивировано из первоисточника 29 августа 2012].
  6. [en.operaroma.it/complessi_artistici/corpo_di_ballo/direttore Director Micha van Hoecke] (it.). Teatro dell'Opera di Roma. Проверено 13 ноября 2011. [www.webcitation.org/6AGKYHbI7 Архивировано из первоисточника 29 августа 2012].
  7. Nevlo Galeati «Carmen, fra Spagna e neorealismo». — Равенна, 09.07.2000.

Отрывок, характеризующий Ван Хук, Миша

– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.