Мишна

Мишна́ (ивр. ‏משנה‏‎ — букв. «повторение») — первый письменный текст, содержащий в себе основополагающие религиозные предписания ортодоксального иудаизма. Часть Устного Закона, переданного, согласно традиции, Всевышним Моисею на горе Синай вместе с Пятикнижием (Письменной Торой). Со временем, когда возникла опасность, что устное учение будет забыто, мудрецы приняли решение записать его в виде Мишны.

История написания

Мишна была собрана и отредактирована в конце II — начале III века раввином Иехудой ха-Наси, который известен как просто «Рабби». Почти весь текст написан на иврите, за исключением нескольких стихов, которые написаны на арамейском языке.

Тексты Мишны первоначально существовали только в устной форме и передавались от учителя к ученику. Самые древние из них относятся к периоду правления хасмонеев. Источниками Мишны служили воспоминания очевидцев (в основном в трактатах, посвящённых богослужению в Иерусалимском Храме); толкование заповедей Торы, содержащееся, в основном, в галахических мидрашах; решения раввинских судов, выступающие в качестве прецедентов. В I—II вв. н. э. всё это стали сводить в сборники галахических постановлений, особую роль в их систематизации сыграл Рабби Акива, которого называют «отцом Мишны». Он же выдвинул идею о том, что законы, выведенные путём толкования Торы, имеют такую же силу, как заповеди, содержащиеся в самой Торе, так как и то, и другое было сообщено Моисею Богом.

Иехуда ха-Наси, тщательно отобрав имевшийся в его распоряжении материал, составил окончательный, канонический вариант Мишны. В ряде случаев он подвёл итог спорам законоучителей, выведя окончательные постановления по ряду вопросов. Все прочие высказывания раввинов I в. до н. э. — II в. н. э. стали, таким образом, неканоническими, «внешними» (арам. בָּרַיְתָ, бара́йта). Сборники этих высказываний начали формироваться сразу после составления Мишны; один из первых таких сборников — Тосефта — сохранился до нашего времени и включается в стандартное издание Талмуда.

С завершением записи Мишны закончилась эпоха «танаим» и началась эпоха «амораим» — толкователей Мишны. Дальнейшее развитие раввинского законодательства шло по пути составления комментариев к Мишне. Эти комментарии за следующие три столетия были записаны главным образом на арамейском языке и известны как Гемара. Гемара известна также как Вавилонский Талмуд.

Структура и содержание

Мишна содержит 63 трактата в 6 разделах (трактаты подразделяются на главы, а главы — на отдельные законы, каждый из которых называется как и вся книга — «мишна»):

Первоначально состав разделов и порядок следования трактатов не был определён; он имеет некоторые различия в Мишне и в обоих Талмудах. Традиционно считается, что трактатов в Мишне 60, а не 63. Действительно, изначально первые три трактата раздела Незикин составляли один трактат, который из-за большого размера был разбит на три равные части. Трактаты Санхедрин и Макот также представляли собой один трактат, что очевидно ввиду их смыслового единства. В конечном счете трактаты внутри разделов расположили по принципу уменьшения объёма, который, однако, не всегда соблюдается. Так, в начало первого раздела поместили трактат Брахот, имеющий к основной теме раздела лишь косвенное отношение.

В своём построении Мишна носит следы того, что когда-то это был текст, предназначенный не для записи, а для запоминания. Законы в ней приводятся не в систематическом, а в ассоциативном порядке: так, в трактате Сота, посвящённом испытанию жены, подозреваемой в измене (см. Чис. 5:11-31), после закона о том, на каком языке должен быть написан свиток заклятия, в нескольких главах следует обсуждение о том, на каком языке следует произносить различные молитвы, речи и т. п. Трактаты часто начинаются с легко запоминаемых числовых правил, а заканчиваются описанием какого-либо интересного случая или просто запоминающимся высказыванием, не имеющим прямого отношения к теме.

Являясь по сути правовым кодексом, Мишна не претендует на полноту. Законы письменной Торы, вокруг которых строится всё содержание определённого трактата, в нём не приводятся: предполагается, что читатель с ними уже хорошо знаком. Некоторые галахические вопросы остаются не решёнными: приводится только мнение разных раввинов на этот счёт. Таким образом, целью работы составителя было не создание полного свода религиозных законов, а подготовка основы для его развития через подведение некоего промежуточного итога. Возможно, предполагалось, что в будущем Мишна будет дополняться, что действительно делалось учениками Рабби, но в крайне незначительном объёме: вскоре текст Мишны стал каноническим, а дальнейшее толкование положений Мишны пошло по пути её комментирования.

Комментаторы Мишны

Среди комментариев к Мишне наиболее популярным многие столетия был комментарий рабби Овадия из Бертинуро, которого кратко называют Бертинура или Бартонура. Комментарий этот охватывает все трактаты Мишны, и дает простой смысл законов в ней написанных. Для этого автор привлекает как обсуждении Мишны Талмудом так и комментарий Раши к Талмуду.

• раввин Овадия из Бертинуро
• Тосфот Йом тов
• Рамбам (Маймонид)
• «Ор Гадоль»
• рабейну Шимшон из Санса
• Тиферет Исраэль
• Млехет Шломо
• Пинхас Кехати

См. также

• Устный Закон
• Талмуд
• Мишне Тора
• Гемара
• Фарисеи

Литература

• Мишна // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/12801 Мишна] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• [www.ort.spb.ru/nesh/gutkina4.htm Мидраш, Мишна, Тосефта]
• [toldot.ru/tora/library/mishna/psahim/ Оригинальный текст Мишны Псахим]
• [www.jewradio.net/2009-04-29-08-09-06 Аудио уроки Мишны. Трактат Авот]
• [khazarzar.skeptik.net/thalmud/_mischna/index.htm Переводы отдельных трактатов Мишны]
• [venyazakharin.livejournal.com/14869.html Введение в Мишну в издании Артскрол]
• [www.chassidus.ru/library/avot/index.htm Трактат «Авот» с новым русским переводом. Изд. Шамир]
• [www.chassidus.ru/library/psachim/index.htm Трактат «Псахим» с комм. Кегати. Изд. Амана]
• [www.chassidus.ru/library/mishnah/megila/index.htm Трактат «Мегила» с комм. Кегати. Изд. Амана]
• [www.chassidus.ru/library/mishnah/sukka/index.htm Трактат «Сукка» с комм. Кегати. Изд. Амана]
• [www.chassidus.ru/library/mishnah/taanis/index.htm Трактат «Таанит» с комм. Кегати. Изд. Амана]
• [www.chassidus.ru/library/mishnah/rosh_hashana/index.htm Трактат «Рош А-шана» с комм. Кегати. Изд. Амана]
• [vadymzhuravlov.blogspot.com/2010/07/blog-post_20.html Что такое мишнаитский иврит]

Отрывок, характеризующий Мишна

– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]