Мишустин, Евгений Николаевич

Евгений Николаевич Мишустин
Дата рождения:	9 (22) февраля 1901(1901-02-22)
Место рождения:	Москва Российская империя
Дата смерти:	3 мая 1991(1991-05-03) (90 лет)
Место смерти:	Москва РСФСР, СССР
Страна:	СССР СССР
Научная сфера:	микробиология
Место работы:	Институт микробиологии
Учёная степень:	доктор биологических наук
Учёное звание:	профессор академик АН СССР
Альма-матер:	Московская сельскохозяйственная академия имени К. А. Тимирязева
Награды и премии:

Евге́ний Никола́евич Мишу́стин (9 [22] февраля 1901 — 3 мая 1991 года) — советский микробиолог, доктор биологических наук, академик АН СССР, профессор. Герой Социалистического Труда (1981), лауреат двух Государственных премий СССР и Сталинской премии. Заслуженный деятель науки РСФСР (1961).

Биография

Родился в Москве. В 1918 году поступил в Московский университет на географическое отделение физико-математического факультета. В 1919 году переведён в Московскую сельскохозяйственную академию имени К. А. Тимирязева, которую окончил в 1924 году.

Ещё будучи студентом, стал работать в институтах Всесоюзной сельскохозяйственной академии с 1921 года. С 1928 года — профессор кафедры микробиологии физико-математического факультета Московского государственного университета. С 1930 года преподавал в нескольких столичных институтах, а также в Московской сельскохозяйственной академии имени Тимирязева. С 1937 года — профессор кафедры микробиологии этой академии. С 1940 по 1991 год также заведовал отделом почвенной микробиологии в Институте микробиологии имени С. Н. Виноградского.

Стал одним из крупнейших советских учёных в области теории и практика микробиологии почвы. Установил эколого-географическую изменчивость почвенных микроорганизмов, разработал проблему зональности в формировании микробных ценозов естественных и возделываемых почв, свойственных различным географическим зонам СССР, участия отдельных таксонов микроорганизмов в почвообразовательных процессах. Автор ряда новых теоретических концепций в этих областях. При этом на их основе разработал многочисленные рекомендации для практики сельского хозяйства.

С 1939 года — заведующий отделом почвенной микробиологии Института микробиологии Академии наук СССР. С 1961 по 1971 годы одновременно — заведующий кафедрой микробиологии Московской сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева. Главный редактор журнала «Известия АН СССР. Серия биологическая» (1956—1959, 1967—1988).

Мишустин стал автором свыше 600 научных работ, в том числе 40 сборников трудов и монографий. Его учебник «Микробиология» выдержал несколько изданий в СССР и в России, а также издавался в четырёх иностранных государствах.

В 1953 году был избран членом-корреспондентом АН СССР по Отделению биологических наук, в 1974 году — академиком АН СССР. С 1955 года по 1958 год занимал должность заместителя академика-секретаря Отделения биологических наук АН СССР, с 1967 года по 1991 год заместителя академика-секретаря Отделения биохимии, биофизики и химии физиологически активных соединений АН СССР.

Был председателем комиссии АН СССР по научным основам сельского хозяйства при Президиуме АН СССР (1973—1984), комиссии по научным основам сельского хозяйства при Президиуме АН СССР (1972—1988). Председатель экспертной комиссии по присуждению премии имени В. Р. Вильямса.

С 1989 года — советник при дирекции Института микробиологии АН СССР.

Деятельность учёного получила широкое международное признание: член Королевского тропического института Нидерландов (1959), член Международного общества почвоведов (1957), почетный член Микробиологического общества Польши (1978).

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 февраля 1981 года за большие заслуги в развитии биологической науки, подготовке научных кадров и в связи с восьмидесятилетием со дня рождения Мишустину Евгению Николаевичу было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Умер 3 мая 1991 года в Москве. Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Награды и звания

• Герой Социалистического Труда (20.02.1981)
• 3 ордена Ленина (19.09.1953; 10.03.1971; 20.02.1981)
• орден Октябрьской Революции (17.09.1975)
• орден Трудового Красного Знамени (10.06.1945)
• Государственная премия СССР (1970) — за цикл работ в области микробиологии почв и изучения биологической фиксации азота
• Государственная премия СССР (1982) — за учебник «Микробиология» (1978, 2-е издание)
• Сталинская премия третьей степени (1951) — за научный труд «Термофильные организмы в природе и на практике» (1950)
• Заслуженный деятель науки РСФСР (1961)
• Премия имени С. Н. Виноградского
• Золотая медаль имени Д. Н. Прянишникова Академии наук СССР
• другие награды и премии

Литература

• Учёные МГУ ‒ действительные члены и члены-корреспонденты РАН. — М., 2004.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=14283 Мишустин, Евгений Николаевич]. Сайт «Герои Страны».

• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50926.ln-ru Профиль Евгений Николаевича Мишустина] на официальном сайте РАН
• Мишустин, Евгений Николаевич — статья из Большой советской энциклопедии.
• [www.inmi.ru/index.php?news=686 110 лет со дня рождения академика Евгения Николаевича Мишустина] — Институт микробиологии РАН
• [100v.com.ua/ru/Mishustin-Evgeniy-Nikolaevich-person Мишустин Евгений Николаевич — 100v.com.ua]

Отрывок, характеризующий Мишустин, Евгений Николаевич

Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.