Младогегельянцы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гегельянство


Основные понятия
Абсолютный дух
Национальный дух
Абсолютная идея

Всеобщее, Диалектика
Антитезис, Снятие
Несчастное сознание

Тексты
«Феноменология духа»
«Наука логики»
«Энциклопедия философских наук»
«Философия права»
Течения
Младогегельянцы

Тюбингенская школа
Русское гегельянство
Актуальный идеализм

Люди
Штраус, Бауэр, Маркс

Грин, Брэдли, Мак-Таггарт
Кроче, Джентиле
Кожев

Младогегельянцы (нем. Junghegelianer, или левые гегельянцы) — группа немецких интеллектуалов в середине XIX века. Виднейшими представителями были прямые или косвенные ученики Г. Гегеля. Их вдохновляла мысль Гегеля, что целью и обещанием истории является отрицание всяких ограничений человеческой свободы, что Свобода и Разум являются движущими силами истории.

С точки зрения отношения к Гегелевскому наследию водораздел проходил между «правыми» гегельянцами, которые считали труды Гегеля наивысшим достижением философии, нуждавшимся только в популяризации, и младогегельянцами (или «левыми» гегельянцами), которые хотели «поставить Гегеля с головы на ноги», то есть вернуть его умозрительную диалектику на реальную почву.





Персоналии

Младогегельянцы являлись неформальной группой. В их число входили Д. Ф. Штраус, Л. Фейербах, Б. Бауэр, Э. Бауэр, А. Руге, Э. Эхтермейер, М. Гесс, К. Ф. Кёппен, К. Нойверк. Также к этой группе долгое время были близки М. Штирнер, К. Маркс, Ф. Энгельс.

В октябре 1844 года Штирнер опубликовал книгу «Единственный и его собственность», в которой он подверг критике за непоследовательность интеллектуальных лидеров группы Фейербаха и Бруно Бауэра. При этом он пользовался типично гегелевской диалектической, иронической манерой («Наши атеисты — святые люди» и т. п.). В ответ на это Маркс и Энгельс выступили сначала вместе с Бруно Бауэром и его сторонниками («Святое семейство», март 1845), а затем совместно с Фейербахом и тем же Штирнером («Немецкая идеология», 1845/1846, в своё время неопубликованная). В этих работах Маркс и Энгельс развили идеи исторического материализма, которые в дальнейшем привели их к занятиям политической экономией и к развитию новой политико-экономической теории.

Вокруг этой группы, состоявшей частично из университетских учёных, не получивших кафедру (Бруно Бауэр, Фейербах), существовал более широкий круг лиц, которые распространяли младогегельянские идеи через личные контакты и через публицистическую деятельность. К ним относились, например, Г. Гервег и М. Бакунин. Младогегельянцы оказали также влияние на ряд молодых интеллектуалов, в частности, Ф. Лассаля.

История

Группа сформировалась во второй половине 1830-х годов как один из множества дискуссионных кружков, возникших в тогдашней Пруссии как реакция на жёсткие духовные и политические ограничения. Обозначение «младогегельянцы» («новые гегельянцы») было впервые применено Д. Ф. Штраусом в отношении тех из учеников Гегеля, которые приняли сторону Штрауса в дискуссии о его книге «Жизнь Иисуса» (1835), содержавшей критику в отношении религии; другую сторону Штраус назвал «старые гегельянцы». Именно вопрос об отношении к религии был в дальнейшем водоразделом между «левыми» и «правыми» гегельянцами (исключением был, разве что, А. Цешковский).

Основная дискуссионная площадка группы, так называемый «Докторский клуб», до 1839 года находилась в Берлине. Филиалы были в Галле, Кёльне и Кёнигсберге. Основным печатным органом был основанный Руге «Галльский ежегодник немецкой науки и искусства» (с 1841 года «Немецкий ежегодник», в 1843 году запрещён). Первоначально прусское правительство терпело младогегельянцев, при либеральном прусском министре просвещения К. Альтенштайне они имели возможность открыто высказываться. Но после смерти последнего в 1840 году и при консервативном короле Фридрихе Вильгельме IV младогегельянцев лишили всяких перспектив академической карьеры. Наиболее активно группа работала между 1840 и 1843 годами. В этот период позиции членов группы максимально обострились и политизировались. После этого вследствие обострения и расхождения позиций группа быстро распалась и к 1845 году практически прекратила существование.

Философия и теория

От Гегеля младогегельянцы унаследовали, во-первых, диалектику, понятую как принцип исторического развития, и, во-вторых, метод проверять действительное разумным. При этом они не приняли гегелевский консерватизм, который провозглашал все действительное необходимым и разумным. Они считали, что задача диалектического мышления — преодолеть текущую ситуацию в Пруссии и в целом в Германии. Радикальная критика религии, содержавшаяся в их произведениях, вылилась в конечном счете в атеизм, радикальная критика общества — в требование ликвидации государства.

Маркс, подводя итоги их деятельности, отмечал, что младогегельянцы заузили свою критику до критики религии, боролись с идеями при помощи идей, а не превращали их в практические политические действия: «Идеи вообще ничего не могут осуществить. Для осуществления идей требуются люди, которые должны употребить практическую силу»[1].

Напишите отзыв о статье "Младогегельянцы"

Примечания

  1. К. Маркс и Ф. Энгельс. Святое семейство или критика критической критики против Бруно Бауэра и компании (сентябрь—ноябрь 1844 г.).— К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 2, с. 132.

Ссылки

  • [www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Kohan/28.php Кохановский В., Яковлев В. История философии. Раздел II. Западная философия. Глава 4. Немецкая классическая философия и немецкий романтизм. § 7. Младогегельянцы]
  • [filosof.historic.ru/enc/item/f00/s06/a000686.shtml Младогегельянцы//Философский словарь / Под ред. И. Т. Фролова. — 4-е изд.-М.: Политиздат, 1981]
  • [books.google.com/books?id=EbBmWRDdEsYC&pg=PA109&lpg=PA109&dq=%22Karl+Schmidt%22+young+hegelian&source=bl&ots=U1Sgdr6yal&sig=RUq9Dsjg9Y2R14wM4KKozGPsicc&hl=en&ei=smAISs3DOsyJtgf5ka2RBw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=2#v=onepage&q=%22Karl%20Schmidt%22%20young%20hegelian&f=false Stepelevich L. A. Feuerbach and the Young Hegelians]

Отрывок, характеризующий Младогегельянцы

– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.