Млотковский, Людвиг Юрьевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Млатковский, Людвиг Юрьевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Людвиг Млотковский

Л. Ю. Млотковский. 1830-е
Имя при рождении:

Людвиг Войтекович Млотковский

Дата рождения:

1795(1795)

Дата смерти:

27 марта 1855(1855-03-27)

Профессия:

актёр,
оперный вокалист (баритон),
антрепренёр

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Годы активности:

1815—1855

Амплуа:

герой

Театр:

А. Змиевского, И. Ф. Штейна — актёр;
Курский, Харьковский, Орловский и др. — актёр и антрепренёр

Роли:

все жанры, репертуар труппы И. Ф. Штейна 1820-1832

Людвиг Юрьевич Млотковский (Млатковский, Молотковский), Людвиг Юрьевич (ок. 1795 — 27.III. 1855) — русский антрепренёр и оперный (бас) и драматический актёр.

Родился в Польше. В 1816 с польской бродячей труппой антрепренёра Змиевского выступал в Киеве. В 1820-х гг. перешёл в театр И. Ф. Штейна.
В этом театре с 1816 по 1818 год, на заре своей театральной деятельности, работал великий русский актёр М. С. Щепкин, оставивший интересные воспоминания о Харьковском театре в «Записках актера». В первые годы существования театра здесь выступали актеры Угаров, Барсов, Налетова, Пряженковская. В театре начинали сценическую деятельность И. А. Петров, ставший впоследствии солистом петербургской оперы, выдающиеся актеры Н. X. Рыбаков, К. Т. Соленик, Л. И. Млотковская. По воспоминаниям Г. Ф. Квитки-Основьяненко в то время в театре работало 40 актеров, балетная труппа состояла из 20 человек, а оркестр был «первым во всех здешних губерниях». Харьковчане очень полюбили свой театр, его артистов. Но труппе часто приходилось выезжать на гастроли, потому что Харьков не мог обеспечить театр постоянными сборами[1].
В сезоне 1833-34, во время гастролей труппы Штейна в Курске, произошел раскол, в результате конфликта из антрепризы ушла группа молодых драматических актёров, в числе их — Н. X. Рыбаков, К. Т. Соленик, Л. И. Острякова, впоследствии ставшая женой Млотковского, возглавил новую труппу Людвиг Юрьевич Млотковский. Штейн уехал в Харьков, новая труппа осталась в Курске. С этого сезона начинается его самостоятельная антрепренёрская деятельность, при этом он не оставлял до конца жизни и актёрской работы. Он исполнял роли в операх и драмах. Пел как в классическом репертуаре, и в комических операх, в том числе и украинских (Чупрун — «Москаль-чаровник» Котляревского), выступал в трагедиях (Эдип — «Эдип в Афинах» и Старн — «Фингал» Озерова), мелодрамах, комедиях и т. д.

После Курска Млотковский арендовал в 1836 г. Харьковский театр, а с 1837 — и Киевский (2 сезона). В 1842 он построил в Харькове новое театральное здание (в 1893 оно было перестроено, впоследствии в нём разместился харьковский украинский Театр им. Т. Г. Шевченко). Вскоре театр стал лучшим в провинции. В репертуаре значились пьесы Шекспира, Шиллера, лучшие произведения русской драматургии. Несмотря на запрещение цензуры (для провинции), здесь ставилось «Горе от ума», специально для этого театра писали свои оперы и комедии И. П. Котляревский и Г. Ф. Квитка-Основьяненко. В труппе работали Н.X. Рыбаков, К. Т. Соленик, Л. И. Млотковская, И. X. Дрейсиг, П. П. Микульский, Д. Д. Жураховский, К. М. Зелинский, И. И. Лавров (Барсуков) и др.

Млотковский первым из театральных антрепренёров организовал при своём театре специальную школу, где дети бесплатно обучались драматическому искусству и балету.

Млотковский предназначал свой театр не только для дворянского, но и для разночинного зрителя. С театром Млотковского была связана университетская харьковская интеллигенция (профессор Харьковского университета И. Я. Кронеберг, его сын переводчик В. Шекспира А. И. Кронеберг, критик и писатель А. Я. Кульчицкий, часто приезжавший в то время в Харьков В. П. Боткин и др.).

В 1841 году владелец театра Л. Ю. Млотковский начал строительство театрального помещения, проект которого составил архитектор А. Тон. Театр был построен в другом конце площади, при выходе её на Сумскую улицу. Он выгодно отличался от старого как своим внешним видом, так и внутренней отделкой. В зале было 60 лож, расположенных в трех ярусах, 150 кресел партера. Всего он вмещал 1020 человек. Зрительный зал хорошо отапливался и освещался керосиновыми лампами. По отзывам современников, Харьковский театр считался лучшим среди провинциальных театров. Торжественное открытие его состоялось 15 августа 1842 года[1].

Строительство театра в Харькове и связанные с ним долги, которые Млотковский выплачивал до конца жизни, подорвали его денежные дела и заставили в 1843 сдать здание в аренду образовавшейся в Харькове театральной дирекции.

Сам Млотковский возглавил антрепризу в Орле, но там дела не задались: неприспособленное и тесное здание театра, малочисленность интеллигенции в этом городе, отсутствие поддержки со стороны властей — всё это явилось причиной крайне плохих сборов. В последующие годы Млотковский играл и периодически держал антрепризы в Воронеже, Саратове, Астрахани, Вознесенске, Николаеве.

За несколько месяцев до смерти его имущество было описано полицией за долги.

Театр в Харькове перешел по дарственной записи к его дочери, Вере Людвиговне, по мужу Дюковой, драматической актрисе, выступавшей некоторое время на провинциальных сценах в ролях гранд-дам. А дальше — к Дюковым и приобрел былую славу.

Напишите отзыв о статье "Млотковский, Людвиг Юрьевич"



Примечания

  1. 1 2 [dalizovut.narod.ru/ulizy/ul34.htm История улиц и площадей Харькова]

Ссылки

  • [bookz.ru/authors/avtor-neizvesten-3/theatre_encicl/page-428-theatre_encicl.html Театральная энциклопедия, с. 428]

Отрывок, характеризующий Млотковский, Людвиг Юрьевич

– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.