Млех
| Млех Մլեհ | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1169 / 1170 — 1174 / 1175 | |||
| Предшественник: | Рубен II | ||
| Преемник: | Рубен III | ||
| Вероисповедание: | Христианство, ААЦ | ||
| Рождение: | ориентировочно до 1120 | ||
| Смерть: | 1174 / 1175 Сис | ||
| Род: | Рубениды | ||
| Отец: | Левон I | ||
Млех(арм. Մլեհ; до 1120 — 15 мая 1175, Сис) — армянский князь из династии Рубенидов, седьмой по счету правитель Киликийского армянского царства.
Содержание
Биография
Млех ориентировочно родился до 1120 года[1]. Являлся сыном погибшего в плену византийцев Левона I-го, и братом шестого правителя Киликии Тороса II-го. После смерти последнего, трон должен был унаследовать его несовершеннолетний сын Рубен II. Однако Млех, узурпировав права законного наследника, заставил признать себя наследником своего брата. Буквально сразу, после кончины своего тестя Тороса князь Хетум III расторгнул брак, заключённый в своё время для скрепления перемирия между двумя династиями. Сразу после этого Млех безуспешно пытался штурмом взять родовой замок Хетумидов — Ламброн. Так и не заставив покориться Хетумидов, Млех, стремясь обеспечить независимость Киликии, полностью изменил направление во внешней политике. Желая полной независимости, стремясь оградить Киликию от влияния и посягательств греков и латинян, Млех пошёл на рискованный шаг, заключив союз с мусульманским правителем Нур ад-Дином. Перенеся столицу в Сис, Млех с помощью нового союзника отражает нападение франков и, разбив византийскую армию, изгоняет тех из равнинной Киликии. Год спустя в 1175 году в результате заговора армянских князей Млех был убит[2].
Оценка деятельности
Оценка деятельности Млеха неоднозначна. Арабские историки того времени хвалят политику Млеха, но христианские, в частности армянские историки, резко критикуют его за союз с мусульманским правителем, ошибочно обвиняя армянского князя в вероотступничестве[3], они умышленно обделяют вниманием деятельность армянского князя, описывая только его жестокость[2]. Он настоял на том, чтобы католикосом был избран Григорий Отрок (Тга). Греческие и латинские авторы называли Млеха «сарацином» и «ренегатом». Ненависть авторов объясняется жесткой позицией армянского князя по отношению к ним. Стремясь сделать свои владения как можно более независимыми, Млех изгнал тамплиеров из их владений на юге Аманского хребта, а также не допускал прохода иноземных армий через свои территории. В результате политики, проводимой армянским князем, латиняне предпочитали проходить его территории стороной, через владения сельджуков[2].
Семья
- Имя жены не известно, известно лишь то, что она была дочкой Васила из Каркара и являлась сестрой католикосу Григорию[1].
- Внебрачный сын, Григор (? — 28/27 января 1209/1210)[1]
Напишите отзыв о статье "Млех"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Charles Cawley. [fmg.ac/Projects/MedLands/ARMENIA.htm#_Toc184469941 Lords of the Mountains, Kings of (Cilician) Armenia (Family of Rupen)]. Medieval Lands. Foundation of Medieval Genealogy. [www.webcitation.org/67CScNQ7s Архивировано из первоисточника 26 апреля 2012].
- ↑ 1 2 3 Клод Мутафян // Le Royaume Arménien de Cilicie, XIIe-XIVe siècle// Русское издание «Последнее королевство Армении» // Изд-во «MEDIACRAT» стр. 33-35 (161) 2009 г. ISBN 978-5-9901129-5-7
- ↑ Richard G. Hovannisian, Simon Payaslian. Armenian Cilicia. — Mazda Publishers, 2008. — С. 97 (634). — ISBN 1568591543, 9781568591544.Оригинальный текст (англ.)
Arab historiography praises Mleh's policy, acknowledging that he benefitted more from the alliance than did Nur ad-Din, but Christian, particularly Armenian, historiography is scathing because of this Muslim alliance, wrongly identified with apostasy. Contrary to the popular belief, Mleh did not convert to Islam. He actually married a niece of Catholicos Nerses Shnorali and settled the question of patriarchal succession in 1173, when two nephews of the late patriarch were claiming the right of succession.
| |||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Млех
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
