В Википедии есть статьи о других людях с фамилией
Млынарский.
Эмиль Шимон Млына́рский (польск. Emil Szymon Młynarski; 18 июля 1870, Кибартай, ныне Литва — 5 апреля 1935, Варшава) — польский дирижёр, скрипач, композитор и музыкальный педагог.
Биография
Окончил Санкт-Петербургскую консерваторию (1889) у Леопольда Ауэра (скрипка), Анатолия Лядова и Николая Римского-Корсакова (композиция). В 1890—1893 гг. гастролировал как скрипач в России, Германии, Англии, однако затем отказался от исполнительской карьеры. В 1893—1897 гг. руководитель класса скрипки в школе Императорского музыкального общества в Одессе (будущая Одесская консерватория) — среди его учеников был, в частности, Александр Житомирский.
В марте 1898 г. заменил заболевшего Чезаре Тромбини за дирижёрским пультом Варшавской оперы и дирижировал «Аидой» Верди с таким успехом, что после смерти Тромбини несколько месяцев спустя Млынарскому было предложено занять его место, и в 1898—1903 гг. Млынарский был музыкальным руководителем Варшавского оперного театра (этот пост он в дальнейшем занимал ещё дважды: в 1919—1929 и 1931—1932 гг.). В 1901—1905 гг. Млынарский был также первым музыкальным руководителем Варшавского филармонического оркестра. В 1904—1907 гг. (и затем в 1919—1929 гг.) он возглавлял также Варшавскую консерваторию и вёл в ней класс дирижирования (у Млынарского, в частности, учились Пауль Клецки, Казимеж Вилкомирский, Хенрик Варс). Работал также за пределами Польши, в 1910—1916 гг. возглавляя Шотландский оркестр в Глазго, в 1917—1918 гг. — оркестр Большого театра в Москве, а в 1929—1931 гг. — кафедру дирижирования в Кёртисовском институте в США.
Из сочинений Млынарского наибольшим успехом пользовался первый из двух скрипичных концертов (ре минор, op. 11, 1897), удостоенный премии в 1898 г. на международном конкурсе в Лейпциге. Ему принадлежит также опера «Летняя ночь» (польск. Noc letnia; 1913), ряд симфонических и камерных произведений.
Дочь Млынарского Анеля стала женой пианиста Артура Рубинштейна.
Напишите отзыв о статье "Млынарский, Эмиль"
Ссылки
- [www.culture.pl/en/culture/artykuly/os_mlynarski_emil Биографический очерк на сайте Culture.Pl] (англ.)
 |
|---|
| | </div> | </table></td></tr></table>
Отрывок, характеризующий Млынарский, Эмиль– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
|
