Стела Меша
Стела царя Меша (известная в XIX веке как «Моавитский камень») представляет собой чёрный базальтовый артефакт, содержащий надпись, сделанную в IX веке до н. э. царём Моава по имени Меша (библ. Меса — 4Цар. 3:4). Стела была обнаружена эльзасским священником Ф. А. Клайном в августе 1868 года в Дибане (библейский Дивон, столица Моава) на территории современной Иордании. Надпись на моавитском языке, по-видимому, имела более 35 строк, из которых первые 30 прекрасно сохранились, следующие за ними строки представляют лишь обрывки фраз, и по меньшей мере две заключительные строки полностью утрачены. Размер стелы: высота — 124 см, ширина — 71 см. Верхние углы скруглены. Имеет небольшое сужение к верху. Ныне находится в Лувре. Это самая подробная надпись, повествующая о северном Израильском царстве. Она была воздвигнута царём Меша в память о его победах и восстании против Израильского царства, которое он совершил после смерти Ахава. Через год после открытия данного артефакта местные арабы, услышавшие, что стелу увезут, разбили её на множество фрагментов. К счастью, Шарль Симон Клермон-Ганно до этого со стелы снял бумажный слепок (папье-маше), что позволило позже собрать и восстановить значительную часть артефакта.
Надпись выполнена одной из форм финикийского алфавита, однако имеет свои особенности. Буква Хет, часто встречающаяся в стеле, отличается по форме от традиционного начертания. В другой моавитской надписи (Надпись из Эль-Керак) находим необычную форму буквы һэ, хотя в стеле Меша буква һэ имеет традиционную форму, вполне характерную для финикийского алфавита.
Анализ языка надписи
Текст надписи даёт обширный материал по орфографии и грамматике моавитского языка IX века до н. э. Особенности данного языка в сравнении с древнееврейским носят характер диалекта, в отличие, скажем, от финикийского или староарамейского. Быт.31:47 даёт основания предполагать, что уже во времена Иакова между языком патриарха, выросшего в Ханаане, и его родственника Лавана, выросшего в арамейской среде, было заметное отличие. Ведь оба назвали памятный холм одинаково, только один — на древнееврейском языке, а другой — на староарамейском. По версии Библии (Быт.19:37), моавитяне были потомками Моава, сына старшей дочери Лота, который пришёл в Ханаан вместе с Авраамом. Очевидно, что языки потомков по линии Иакова и Моава сформировались под влиянием окружающих народов Ханаана. К тому же, оба народа проживали рядом и имели постоянное общение.
Слова надписи не содержат «матери чтения» в середине слова. Напр. местоимение 3л. ед.ч. муж. и жен. рода записывается הא, и читается через у или и в зависимости от контекста, то есть от грамматического рода того существительного, к которому относится данное местоимение. Также слово אש — человек — не содержит йод в середине. Стяжение дифтонга ай в э уже произошло. Ср. слова אן и בת с אין и בית в остраконах Лахиша. Тем не менее, слово «в доме его» в строке 7 записывается בבתה, а в строке 25 — בביתה. Гласные на конце слов передаются буквой һэ, реже — алеф. Буква йод в финальной позиции, скорее всего, передавала согласный й.
В моавитском языке существительные жен. рода оканчиваются на тав, подобно финикийскому языку, что отличается от древнееврейского и арамейского, где тав остался лишь в сопряжённой форме жен.р., тогда как в абсолютной форме слова обычно используется буква һэ. Это ясно иллюстрируется выражением הבמת. זאת — «высоту эту» в строке 3, так как указательное местоимение זאת может применяться лишь к существительным жен.р. ед.ч., а сопряжённая форма, как правило, не ставится перед указательным местоимением. Мн. ч. существительных жен. рода было идентично с древнееврейским и арамейским и записывалось также буквой тав. См. строку 16, где жительницы города Нево называются גברת, пришелицы — גרת, а рабыни — רחמת. Двойственное число жен. рода находим в строке 20, где говорится о двух сотнях: מאתן.
Показателем множественного и двойственного числа муж. рода у существительных в абсолютной форме является буква нун на конце слова, что характерно для арамейского языка. Суффикс двойственного числа, который в Иудее ещё читался -айм, у моавитян уже произносился -эн (стяжение ай -> э) и не содержал букву йод. Поэтому на письме формы двойств. (-эн) и мн. (-ин) числа совпали. См., напр., строку 5: ימן. רבן — «дни многие». Финикийский и древнееврейский языки передают окончание мн.ч. с помощью буквы мем. Сопряжённая форма мн.ч. муж. рода произносилась у моавитян, по-видимому, эй. См. וחצי. ימי. בנה — «и половину дней сына его» в сторке 8 и לפני. כמש — «пред лицом Кемоша» в строках 13 и 18. Такая форма полностью соответствует древнееврейскому и арамейскому языкам.
Местоимение 1л. ед.ч. — אנך — аналогично финикийским и староарамейским надписям. Оно, по-видимому, не произносилось как еврейское אָנֹכִי, потому что во всех остальных случаях буква י в качестве показателя 1 лица ед.ч. записывается на конце слова. В финикийском и староарамейском языке данное местоимение читается, скорее всего, анак или анака. В древнем ханаанейском языке (Tell-el-Amarna 180 66. 69) — anuki. В староаккадском языке — anâku.
Местоимение 3л. ед.ч. — הא — совпадает с финикийской формой и отличается от арамейской. В древнееврейском языке в ту эпоху данное местоимение, скорее всего, записывалось так же, как в моавитском. Местоимение 3л. мн.ч. муж.р. — הם — также одинаково в моавитском и древнееврейском языках. См. строку 18.
Местоименный суффикс 1л. ед. и мн.ч. при глаголах и существительных записывается буквой йод. При этом отличие между ед. и мн. числом на письме не отражается, как и в древнееврейском. Местоименный суффикс 3л. муж. и жен. рода передаётся буквой һэ, подобно как в древнейших еврейских надписях. Ср. строку 5, где сказано וארא. בה. ובבתה — «и посмотрел я (Меша) на него и на дом его». Для муж.р. произношение суффикса восстанавливается до ahu, которое позже переходит в aw, откуда в иврите этот суффикс передаётся через букву вав, и ещё позже со стяжением дифтонга aw -> о получаем масоретскую огласовку суффикса через וֹ. Форма данного суффикса — ehu — не претерпела такого фонетического изменения. Суффикс жен.р. вовсе не изменялся в написании, и всегда передаётся буквой һэ.
С существительными в мн.ч. перед суффиксом 3л. ед.ч. буква йод обычно не ставится. Слово ימה в строке 8 переводится «дни его», а בנה, возможно, — «сыны его». רשה в строке 20 обозначает «начальники их», а מגדלתה в строке 22 — «башни его» — показывает мн.ч. жен.р. с суффиксом. Однако в той же строке 22 встречаем שעריה — «ворота его», единственное место, где перед суффиксом 3л. ед.ч (его, её) после существительного во мн. ч. имеется буква йод.
Перфект и имперфект глагола, судя по тексту надписи, очень похожи и выполняют аналогичные функции.
Повелительное наклонение в мн.ч. муж.р. имеет букву вав на конце подобно арамейскому и древнееврейскому языкам. См. строку 24.
В моавитском языке, как и в древнееврейском, используется имперфект с вав перевёртывающим, чтобы передать повествование о прошлом. Напр.: строка 3 содержит форму ואעש — «сделал я…», где о деяниях царя повествуется глаголом в форме перевёрнутого имперфекта. К тому же глагол стоит в усечённой форме. Аналогичную конструкцию можно найти во Втор.10:3.
Подобно древнееврейскому языку, моавитский язык передаёт усиленное значение глагола сочетанием обычного глагола с абсолютным инфинитивом. В строке 7 царь хвалится, что «Израиль гибелью погиб вовек» — וישראל. אבד. אבד. עלם. Подобную форму усиления находим в Быт.2:17 «ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь».
Многие корни и формы слов идентичны в моавитском и древрееврейском языках: לפני — пред лицом (кого-л.), הרג — убить, בקרב — внутри, עשתי — я сделал, זאת — эта, אשר — который.
Транскрипция и перевод
Приведённая таблица содержит текст стелы в транслитерации квадратным еврейским письмом, латиницей, а также дословный (насколько возможно) перевод текста на русский язык. Нумерация слева указывает на соответствующую строку оригинала. Конец слова, как и в артефакте, отмечается точкой, конец предложения – вертикальной чертой. Фрагменты текста, которые не сохранились или были повреждены, приводятся по конъектуре и даются курсивом (в первой колонке) или в [квадратных скобках] (в последующих).
| № строки | Текст стелы в транслитерации квадратным еврейским письмом | Текст стелы в латинской транслитерации | Русский перевод текста |
|---|---|---|---|
| 1 | אנך. משע. בן. כמשכן. מלך. מאב. הד |
ʔnk. mšʕ. bn. kmš[kn]. mlk. mʔb. hd | Я — Меша, сын Кемош[хана], царь Моава, дай- |
| 2 | <p align="center">יבני | אבי. מלך. על. מאב. שלשן. שת. ואנך. מלך | ybny | ʔby. mlk. ʕl. mʔb. šlšn. št. wʔnk. mlk | вонитянин. Отец мой царствовал над Моавом тридцать лет, и я воцарил- |
| 3 | <p align="center">תי. אחר. אבי | ואעש. הבמת. זאת. לכמש. בקרחה | במת. י | ty. ʔḥr. ʔby | wʔʕś. hbmt. zʔt. lkmš. bqrḥh | bm[t.y] | ся после отца моего. Сделал я высоту эту для Кемоша в Кархо. Вы[сота спа-] |
| 4 | <p align="center">שע. כי. השעני. מכל. המלכן. וכי. הראני. בכל. שנאי | עמר | šʕ. ky. hšʕny. mkl. hmlkn. wky. hrʔny. bkl. śnʔy | ʕmr | сения, потому что он спас меня от всех царей, и потому что он дал мне смотреть на всех ненавидящих меня. Омр- |
| 5 | <p align="center">י. מלך. ישראל. ויענו. את. מאב. ימן. רבן. כי. יאנף. כמש. באר | y. mlk. yśrʔl. wyʕnw. ʔt. mʔb. ymn. rbn. ky. yʔnp. kmš. bʔr | и правил Израилем, притеснял Моав дни многие, ибо прогневался Кемош на стра- |
| 6 | <p align="center">צה | ויחלפה. בנה. ויאמר. גמ. הא. אענו. את. מאב | בימי. אמר. כדבר | ṣh | wyḥlph. bnh. wyʔmr. gm. hʔ. ʔʕnw. ʔt. mʔb | bymy. ʔmr. k[dbr] | ну свою. Сменил его сын его, сказал также и он: «Буду притеснять Моав». Во дни мои сказал т[ак] |
| 7 | <p align="center">וארא. בה. ובבתה | וישראל. אבד. אבד. עלם. וירש. עמרי. את. אר | wʔrʔ. bh. wbbth | wyśrʔl. ʔbd. ʔbd. ʕlm. wyrš. ʕmry. ʔt. [ʔr] | (В презрении) взглянул я на него и на дом его. И Израиль гибелью погиб (во)век, захватил Омри [зем-] |
| 8 | <p align="center">ץ. מהדבא |וישב. בה. ימה. וחצי. ימי. בנה. ארבען. שת. ויש | ṣ. mhdbʔ | wyšb. bh. ymh. wḥṣy. ymy. bnh. ʔrbʕn. w[yš] | лю Мэһэдва. Жил он в ней дни свои и половину дней сына своего — сорок лет, но [вер-] |
| 9 | <p align="center">בה. כמש. בימי |ואבן. את. בעלמען. ואעש. בה. האשוח. ואבן | bh. kmš. bymy | wʔbn. ʔt. bʕlmʕn. wʔʕś. bh. hʔšwḥ. wʔ[bn] | нул её Кемош во дни мои. Отстроил я Баал-Меон, сделал я в нём водоём, от[строил я] |
| 10 | <p align="center">את. קריתן | ואש. גד. ישב. בארץ. עטרת. מעלם. ויבן. לה. מלך. י | ʔt. qrytn | wʔš. gd. yšb. bʔrṣ. ʕṭrt. mʕlm. wybn. lh. mlk. y | Кирьятэн. И люди Гада жили в земле Атарот издревле, построил себе царь Из- |
| 11 | <p align="center">שראל. את. עטרת | ואלתחם. בקר. ואחזה | ואהרג. את. כל. העם. מ | śrʔl. ʔt. ʕṭrt | wʔltḥm. bqr. wʔḥzh | wʔhrg. ʔt. kl. hʕm. [m] | раиля Атарот. Воевал я против города и взял его. Убил я весь народ [из] |
| 12 | <p align="center">הקר. רית. לכמש. ולמאב | ואשב. משם. את. אראל. דודה. ואס | hqr. ryt. lkmš. wlmʔb | wʔšb. mšm. ʔt. ʔrʔl. dwdh. wʔ[s] | города в жертвоприношение для Кемоша и для Моава. Вернул я оттуда жертвенник Даудо и про[та-] |
| 13 | <p align="center">חבה. לפני. כמש. בקרית | ואשב. בה. את. אש. שרן. ואת. אש. | ḥbh. lpny. kmš. bqryt | wʔšb. bh. ʔt. ʔš. šrn. wʔt. ʔ[š] | щил его пред лицом Кемоша в Керийоте. Поселил я в нём (в Атароте) людей (из) Шарона и лю[дей] |
| 14 | <p align="center">מחרת | ויאמר. לי. כמש. לך. אחז. את. נבה. על. ישראל | וא | mḥrt | wyʔmr. ly. kmš. lk. ʔḥz. ʔt. nbh. ʕl. yśrʔl | w[ʔ] | (из) Махарат. Сказал мне Кемош: «Иди, возьми Нево у Израиля». П[о-] |
| 15 | <p align="center">הלך. בללה. ואלתחם. בה. מבקע. השחרת. עד. הצהרם | ואח | hlk. bllh. wʔltḥm. bh. mbqʕ. hšḥrt. ʕd. hṣhrm | wʔḥ | шёл я ночью и воевал против него от ранней зари до полудня. Зах- |
| 16 | <p align="center">זה. ואהרג. כלה. שבעת. אלפן. גברן. וגרן | וגברת. וגר | zh. wʔhrg. klh. šbʕt. ʔlpn. gbrn. wgrn | wgbrt. w[gr] | ватил я его и убил всех: семь тысяч жителей и пришельцев. А также женщин и [прише-] |
| 17 | <p align="center">ת. ורחמת | כי. לעשתר. כמש. החרמתה | ואקח. משם. את. כ | t. wrḥmt | ky. lʕštr. kmš. hḥrmth | wʔqḥ. mšm. ʔ[t. k] | лиц, и рабынь. Ибо Аштар-Кемошу заклял я его (Нево). Взял оттуда [со-] |
| 18 | <p align="center">לי. יהוה. ואסחב. הם. לפני. כמש | ומלך. ישראל. בנה. את | ly yhwh. wʔsḥb. hm. lpny. kmš | wmlk. yśrʔl. bnh. [ʔt] | суды ЙХВХ и принёс их пред лице Кемоша. А царь Израиля построил |
| 19 | <p align="center">יהץ. וישב. בה. בהלתחמה. בי | ויגרשה. כמש. מפני | ו | yhṣ. wyšb. bh. bhltḥmh. by | wygršh. kmš. mpn[y | w] | Йаhац и жил в нём, пока воевал со мной. Изгнал его Кемош от лица [моего. Вз-] |
| 20 | <p align="center">אקח. ממאב. מאתן. אש. כל. רשה | ואשאה. ביהץ. ואחזה. | ʔqḥ. mmʔb. mʔtn. ʔš. kl. ršh | wʔśʔh. byhṣ. wʔḥzh. | ял я из Моава две сотни мужей, всех начальников их. Повёл я их на Йаһац и взял его, |
| 21 | <p align="center">לספת. על. דיבן | אנך. בנתי. קרחה. חמת. היערן. וחמת | lspt.ʕl. dybn | ʔnk. bnty. qrḥh. ḥmt. hyʕrn. wḥmt | чтобы прибавить к Дайвону. Я построил Кархо: стены рощ(?) и стены |
| 22 | <p align="center">העפל | ואנך. בנתי. שעריה. ואנך. בנתי. מגדלתה | וא | hʕpl | wʔnk. bnty. šʕryh. wʔnk. bnty. mgdlth. wʔ | крепости(?). И я построил ворота его, и я построил башни его. И |
| 23 | <p align="center">נך. בנתי. בת. מלך. ואנך. עשתי. כלאי. האשוח. למין. בקרב | nk. bnty. bt. mlk. wʔnk. ʕśty. klʔy. hʔš[wḥ. lm]yn. bqrb | я построил дом царя. И я сделал оба водо[ёма для во]ды внутри |
| 24 | <p align="center">הקר | ובר. אן. בקרב. הקר. בקרחה. ואמר. לכל. העם. עשו. ל | hqr | wbr. ʔn. bqrb. hqr. bqrḥh. wʔmr. lkl. hʕm. ʕś[w. l] | города. А ямы (для воды) не было внутри города в Кархо, и сказал я всему народу: «Сделай[те се-] |
| 25 | <p align="center">כם. אש. בר. בביתה | ואנך. כרתי. המכרתת. לקרחה. באסר | km. ʔš. br. bbyth | wʔnk. krty. hmkrtt. lqrḥh. bʔsr | бе каждый яму в доме своём». И я вырубил водоёмы для Кархо (с помощью) пленни- |
| 26 | <p align="center">י. ישראל | אנך. בנתי. ערער. ואנך. עשתי. המסלת. בארנן. | [y.] yśrʔl | ʔnk. bnty. ʕrʕr. wʔnk. ʕśty. hmslt. bʔrn[n.] | [ков] (из) Израиля. Я построил Ароер и я сделал дороги в Арно[не.] |
| 27 | <p align="center">אנך. בנתי. בת. במת. כי. הרס. הא | אנך. בנתי. בצר. כי. עינ | ʔnk. bnty. bt. bmt. ky. hrs. hʔ | ʔnk. bnty. bṣr. ky. ʕyn | Я отстроил Бет-Бамот, потому что разрушен он (был). Я отстроил Бецер, потому что руинами |
| 28 | <p align="center">מאש. דיבן. חמשן. כי. כל. דיבן. משמעת | ואנך. מלכ | […mʔ]š. dybn. ḥmšn. ky. kl. dybn. mšmʕt | wʔnk. ml[k] | [он стал. Из лю]дей Дайвона — пятьдесят, потому что весь Дайвон — подданные. И я цар[ст-] |
| 29 | <p align="center">תי. על. מאת. בקרן. אשר. יספתי. על. הארץ | ואנך. בנת | t[y. ʕl.] mʔt. bqrn. ʔšr. yspty. ʕl. hʔrṣ | wʔnk. bnt | во[вал я над] сотнями в городах, которые прибавил к стране (своей). И я постро- |
| 30 | <p align="center">י. בת. מהדבא. ובת. דבלתן | ובת. בעלמען. ואשא. שם. את. נקד | y. [bt. mh]d[b]ʔ. wbt. dbltn. wbt. bʕlmʕn. wʔśʔ. šm. ʔt. [nqd] | ил [Бет-Мэһэ]д[в]а и Бет-Дивлатен | И Бет-Баал-Меон, я привёл туда [овцеводов] |
| 31 | <p align="center"> צאן. הארץ | וחורנן. ישב. בה. בת. דוד | […] ṣʔn. hʔrṣ | wḥwrnn. yšb. bh. b[t. dw]d | […] овцы (этой) земли. А Хауронен, жил в нём до[м Дави]да |
| 32 | <p align="center">ויאמר. לי. כמש. רד. הלתחם. בחורנן | וארד. ואל | […w]yʔmr. ly. kmš. rd. hltḥm. bḥwrnn | wʔ[rd. wʔl] | […] сказал мне Кемош: "Сойди, воюй с Хауроненом. Я со[шёл и вое-] |
| 33 | <p align="center">תחם. בקר. ואחזה | וישבה. כמש. בימי. ועלתי. משם. עשר | [tḥm. bqr. wʔḥzh | wyš]bh. kmš. bymy. wʕl[ty]. mšm. ʕś[r] | [вал с городом и взял его. Вер]нул его Кемош в дни мои, и выне[с я] оттуда деся[ть] |
| 34 | <p align="center">… שת. שדק | ואנ | [ … š]t. šdq | wʔ[n … ] | [ … ]. И я [ … ] |
Напишите отзыв о статье "Стела Меша"
Комментарии
Ниже приводится построчный комментарий к текстологическим и лингвистическим особенностям надписи (по книге REV, G. A. COOKE, M.A. «A TEXT-BOOK OF NORTH-SEMITIC INSCRIPTIONS»).
1. Имя משע переводится «спасение, избавление», восходит к прасемитскому корню *wšʕ — 'спасать', который в древнееврейском языке встречается уже в форме ישע. В Библии 4Цар.3:4 имя царя записано מֵישַׁע через призму древнееврейского языка и произношения Масоретов (VII—X вв. н. э.) Однако в Септуагинте (III в. до н. э.) его имя передано Μωσά. В церковнославянском переводе Библии авторы перевода следуют традиции Септуагинты. В Синодальном переводе имя было частично исправлено по произношению масоретского текста.
Следующий спорный момент — имя отца данного царя. Первая половина имени — Кемош… — сохранилась, но вторая утеряна. Вариант כמשמלך маловероятен, потому что в лакуне недостаточно места для трёх букв. Клермон-Ганно восстанавливает имя כמשגד. После нового исследования камня Лидзбарски (Lidzbarski) предлагает כמשכן. По мнению Лемера (Lemaire) это имя — כמשית.
Слово הדיבני и название города דיבן вряд ли произносилось моавитянами так, как это огласовано у Масоретов: דִּיבֹן, ведь по правилам орфографии того времени гласные в середине слова не записывались. Более вероятным выглядит произношение, сохранившееся в Септуагинте: Δαιβών. Ср. также название города חורנן в строке 31, который у Масоретов огласовывается חֹרֹנַיִם, а в Септуагинте — Ωρωναιμ, но у Моавитян во времена Меша произносилось Хауронэн или Хауронан, то есть буква вав передавала согласный звук, близкий к английскому w, и лишь позже происходит стяжение дифтонга aw в гласный о. С этим же дифтонгом читалось имя собственное דודה: Даудо в строке 12, ср. Суд.10:1.
2. Выражение שלשן שת соответствует еврейскому שלשים שנה. В финикийском и староарамейском языках слово год записывается שת или שנת. Буква нун перед тав ассимилируется с заместительным удвоением последней, что характерно, впрочем, для многих семитских языков. См. тж. строку 8.
3. Меша связывает данную надпись с высотой — הבמת. זאת — (скорее алтарём или святилищем), посвящённой национальному богу Моава Кемошу (библ. Хамос) — לכמש, и расположенной в Кархо — בקרחה. Тем не менее, данный артефакт был обнаружен в Дивоне. Нордландер (Nordlander) предполагает, что Кархо мог быть городом в земле Дивон. Моавитяне могли рассматривать Дивон именно как целую местность или область, хотя в Ветхом завете под данным названием понимается город. Сэйс (Sayce) сообщает, что קרחה может быть город Карху, который упоминается в карнакском списке завоеваний Рамзеса II. Точно не известно, как читалось название места, может быть Корхо קָרְחֹה или Кэрэхо קְרֶחֹה. Последний вариант напоминает огласовку города Иерихон, евр. Йэрэхо — יְרֶחוֹ. Ср. тж. Шило — שִׁילֹה, Гило — גִּלֹה — и, возможно, Даудо — דודה.
Конец данной строки сильно пострадал и порождает множество гипотез по восстановлению имеющихся букв ב. שע. Лидзбарски находит в надписи следы букв נ и ס, восстанавливая фразу в בנסך. ישע — «в возливание спасения», ср. 2Пар.29:35. Однако это маловероятно, потому что места в лакуне для такого количества букв явно недостаточно. Лагранж (Lagrange) предлагает בנס ישע, ср. Исх.17:15. Smend u. Socin считают, что там было написано במשע משע — «ради избавления Меши», но и этот вариант едва ли может вместиться в имеющуюся лакуну. Драйвер тоже после буквы бет различает букву мем, но текст предлагает более реалистичный: במת ישע — «высота спасения». Автор настоящей статьи предполагает, что изначально в лакуне стояло במת משע, которое вводит «игру слов». Такое выражение может переводиться «высота избавления» или «высота (царя) Меша». Эта стела может быть связана с событиями, описанными в 4 книге Царств, 3 главе. Тогда царь Меша, видя, что одолевают его враги, вознёс своего сына во всесожжение (4Цар.3:27).
4. Выражение וכי. הראני. בכל. שנאי переводится «и потому что дал он мне смотреть на всех ненавидящих меня». Hiphil от глагола רָאָה — «смотреть» — в сочетании с предлогом ב приобретает значение «дать смотреть с торжеством или наслаждением на кого-либо», обычно на поверженного врага. Ср. Пс. 59:11 (58:11), 118:7 (117:7). Слово שנאי можно найти в тексте Десяти заповедей (Исх.20:5 и Втор.5:9).
5. Не до конца ясно, что значит מלך. ישראל в данной строке. Если первое слово — существительное, то есть «Омри (был) царь Израиля», то требуется вставить глагол «быть» в перфекте. Если же это — глагол, то после него обычно должен стоять предлог על — «Омри правил (над) Израилем», как в строке 2.
Глагол ויענו — «притеснял» — представляет собой не форму мн.ч., а форму ед.ч. м.р. При этом финальный вав является не аффиксом, а последней корневой буквой глагола ענו с третьим слабым консонатом — (ל׳׳ו, евр. ל׳׳ה). Это подтверждается в строке 6, где тот же глагол имеет алеф в начале, безошибочно указывая, что мы имеем дело с формой 1л. ед.ч.: אענו.
Ещё один момент вызывает неясность. Во фразе כי. יאנף. כמש глагол אנף — «гневаться» — стоит в имперфекте, что некоторыми учёными объясняется, как выражение продолженного действия в прошлом.
6. В конце строки неясно, что написано после слова אמר. Лидзбарски различает там букву мем. По другой версии в конце строки написано ככה или כדבר — «так».
7. Судя по контексту и букве цади в начале следующей строки, данная строка должна заканчиваться буквами אר, составляя слово «земля».
8. מהדבא есть название местности в Моаве. В масоретском тексте название данного места (города) записывается так: מֵידְבָא. В Септуагинте этот город называется Μαιδαβα, а также Μεδαβα и Μαιθαβα в других греческих источниках. Теодор Нёльдеке восстанавливает моавитское произношение מְהֵדְבָא — Мэһэдва.
По контексту слово ימה должно быть во множественном числе. Кук (Cooke) его огласовывает יָמֵהֻ происходящее в результате стяжения дифтонга из יָמָיהֻ — yamayh(u) — и соответствующее древнееврейской форме יָמָיו — «дни его», где йод ассимилируется с последующим вав. См. раздел «Анализ языка надписи» выше.
9. Буквы בה следует соединить с ויש, что вместе составляет глагол וישבה — «вернул её» (Мэһэдву).
Потом повествуется о Баал-Меоне, который существовал задолго до царя Меша, поэтому слово ואבן правильнее будет перевести «я отстроил».
Слово אשוח не встречается в Ветхом завете. Его выводят из корня שׁוּחַ «тонуть, опускаться», придавая слову значение «яма, водоём». Вторично данное слово встречается в строке 23, где контекст подтверждает такой вывод.
10. Город קריתן соответствует еврейской форме קִרְיָתַיִם. О нём говорится в Быт.14:5, Иер.48:1 и др. Окончание айим характерно для целого ряда топонимов в древнееврейском языке. В моавитском данное окончание произносилось ан или эн. Моав. דבלתן из строки 30 соотв. ивр. דִבְלָתַיִם — Иер.48:22, моав. חורנן из строки 32 соотв. ивр. חֹרֹנַיִם — Иер.48:34. Данные слова вряд ли имеют значение двойственного числа, хотя в Быт. 32 топоним Маханаим ассоциируется с двумя лагерями. Ср. арамейский топоним שֹׁמְרַיִן (Езр.4:7,10) = שָׁמְרָן соотв. ивр. שֹׁמְרוֹן, тж. דֹּתָן из 4Цар.6:13 и קַרְתָּן из И.Нав.21:32. Барт (Barth) называет это «окончанием места». Неясно, как окончание ан могло превратиться в айм/айн. Обратный переход также не характерен. Ср. также Иерусалим: ивр. יְרוּשָׁלַיִם, однако Септуагинта называет его Ιερουσαλημ, арамеи — יְרוּשְׁלֵם — Дан.5:2,3 6:11 Езд.4:3,12, в аккадских источниках (до исхода евреев из Египта) город называется Урушалим.
В моавитском, финикийском и древнееврейском языках слово אש (евр. אִישׁ) обычно имеет базовое значение «человек, мужчина». Происходит это слово от корня אנש путём ассимиляции буквы нун с последующей шин, которая претерпевает заместительное удвоение. В еврейском אִישׁ данное удвоение сохранилось лишь в форме женского рода: אִשָּׁה — ишша — «женщина, жена». Ср. аккадское aššatu — «жена, супруга». Примечательно, что в арамейском языке слово «человек» сохранилось в исходном виде: אֱנָשׁ. Форма мн.ч. от еврейского אִישׁ традиционно образуется אֲנָשִׁים, что подтверждает происхождение корня. Лишь 3 раза встречаем форму אִישִׁים, которая характерна, впрочем, для финикийских надписей — אשם. Хотя в стеле Меша несколько раз встречается אש (строки 10, 13 (2 раза), 20, 25), и в большинстве случаев по контексту слово должно быть в мн.ч., финикийский или древнееврейский вариант мн. числа в тексте не встречается. В связи с этим следует заметить, что иногда при выражении коллективного множества для древнееврейского языка тоже возможно использовать форму ед.ч. אִישׁ. Ср. Втор.27:14, Иис. Нав.9:6-7, 1Цар.11:8 и др. В строке 10 выражение ואש. גד — «а мужи Гада», подобно как в строке 13 — אש. שרן — «мужи Шарона» и אש. מחרת — «мужи Махарата», можно понимать как коллективное множественное и сравнить с Суд.20:17, где об израильтянах сказано אִישׁ יִשְׂרָאֵל. Интересно также отметить, что слово אֱנָשׁ в арамейском языке тоже часто передаёт коллективное множественное число: Ездр.4:11, Дан.4:29. В оставшихся случаях употребление слова אש кажется вполне приемлемым. В строке 20 говорится о двух сотнях людей. При записи чисел в сотнях существительное после числительного обычно стоит в ед.ч. Напр., Суд.7:19 или 3Цар.7:2. В строке 25 слово אש выполняет функцию местоимения «каждый». Ср.: Исх.12:3, Быт.10:5, Быт.40:5.
По поводу фразы ואש. גד. ישב. בארץ. עטרת. מעלם см. Чис.32:2-4,32:34.
11. Хотя в древнееврейском языке слово קִיר значит «стена», в моавитском קר передаёт значение «город», напр. в строках 11, 12, 24, а в строке 29 находим данное существительное в форме мн.ч.: קרן. Ср. названия моавитских городов Кир-Моав (Ис.15:1), Кир-Харешет (4Цар.3:25), Кир-Херес (Ис.16:7,11, Иер.48:31,36).
Выражение ואחזה переводится «взял его (город)». Глагол אחז в древнееврейском языке тоже имеет значение «взять, схватить, овладеть», но по отношению к городам или военным трофеям обычно используется глагол לכד.
12. Первым неоднозначным словом в данной строке является רית. Кук (Cooke) восстанавливает его из רְאִיַּת (алеф выпадает) и огласовывает רִיַּת. Ср. евр. צְבִיָּה, אֳנִיָּה и моавитское קְרִיּוֹת из строки 13. Данное слово происходит от корня ראה — «смотреть» и понимается как публичное жертвоприношение на обозрение всего Моава. Ср. с древнееврейским словом רֳאִי в Наум.3:6 и רַאֲוָה в Иез.28:17, которые оба имеют значение «позор».
Из всех интерпретаций слова אראל самым вероятным представляется значение «алтарный очаг» или «жертвенник» (евр. אֲרִאֵיל — Иез.43:15,16). Корень ארה значит «гореть». В надписи слово стоит в сопряжённой форме, а в Иез.43:15 — с определённым артиклем, что противоречит переводу «алтарь Эля». Вероятно, אראל был огненным алтарём, то есть стойкой, увенчанной светильником. Если же אראל — всё-таки значит «герой» (досл. «лев Эля»), как в 2Цар.23:20 и Ис.33:7, то это могло быть именем собственным или титулом священника, хотя последнее маловероятно.
Город דודה не упоминается в Ветхом завете, но известно несколько человек под именем דּוֹדוֹ: Суд.10:1, 2Цар.23:9, 24, 1Пар.11:12, 26. Есть и похожие имена: דָּוִד, דּוֹדָוָהוּ, אֶלְדָד. В письмах Тель-эль-Амарны (44, 45) встречается имя собственное Dûdu. Кук предполагает, что это имя местного бога, которому некоторые израильтяне поклонялись на восточном берегу Иордана. В стеле это также может быть именем собственным, которое переводится «возлюбленный его».
Последнее слово начинается в данной строке и заканчивается на следующей, ואסחבה, переводится «я протащил его». Ср. Иер.22:19, 2Цар.17:13.
13. В Ветхом завете название города קרית огласовано קְרִיּוֹת. См. Иер.48:24, Ам.2:2.
Если שרן не город, то может быть это — שָׁרוֹן из 1Пар.5:16 на восток от Иордана.
14. Топоним מחרת не известен в Ветхом завете. Лемер (Lemaire) считает, что это читалось Махарат.
Фразу ויאמר. לי. כמש. לך. אחז. את. נבה — «сказал мне Кемош: „Иди, завладей (городом) Нево“» ср. со строкой 32 данной надписи, а также см. Иис. Нав.8:1, Суд.7:9, 1Цар.23:4.
Город נבה — Нево — был назначен колену Рувима: Чис.32:3,38, но позже находим его под властью Моава: Ис.15:2, Иер.48:1,22. Город располагался рядом с горой Нево. Возможно, в городе или на горе поклонялись вавилонскому богу Нево.
Обычно форма глагола הלך — «идти» — в имперфекте 1л. ед.ч. с вав перевёртывающим образуется как וָאֵלֵךְ. В стеле Меша использована более редкая для Ветхого завета форма אֶהֱלֹךְ, которая встречается обычно в поэтических текстах: Иов.16:22, 23:8, и лишь один раз в прозе: Исх.9:23.
15. Слово בללה переводится «ночью» и, возможно, читалось בַּלֵּלָה, тогда как в Иудее ещё сохраняется дифтонг «ай» в абсолютной форме, отображаемый буквой йод: בְּלַיְלָה, Неем.9:19.
Выражению מבקע. השחרת — «от появления зари» — можно сравнить с текстом Ис.58:8, где написано אז יבקע כשחר אורך, однако для древнееврейского языка характерно использование глагола עלה применительно к существительному שחר.
Хотя в древнееврейском языке слово צָהֳרַיִם — «полдень» — всегда стоит в форме двойственного числа, в моавитском языке оно, по видимому, стоит в ед. числе с окончанием āм: צהרם, потому что двойств. число в моавитском языке выражается через суффикс ן, напр. строка 20: מאתן — «две сотни».
16. Фраза ואהרג. כלה дословно переводится «я убил всего его (город)», то есть он убил всех, кто был в городе. Люди города делятся на следующие классы: גברן. וגרן | וגברת. וגרת. ורחמת.
גברן представляет собой мн. число от גבר — «мужчина». Имеется в виду взрослый здоровый мужчина, способный к войне, в отличие от женщин, детей, больных, инвалидов и т. п. Это слово с огласовкой גֶּבֶר редко встречается в Библии, обычно в поэтических текстах.
גרן — мн. число от גר — «метек, чужеземец, проживающий в данном месте». В Библии словом גֵּר обозначается Авраам, живущий в Ханаане.
Судя по контексту, גברת следует понимать именно как форму мн. числа. В Библии изредка встречается форма ед. числа גְּבֶרֶת, передающая значение «свободная женщина (не рабыня), царица, госпожа».
Форма жен. рода גרת не встречается в Библии, но её значение легко вывести от формы муж. рода גר, которая обсуждалась выше.
Слово רחמת (строка 17) в значении «рабыни» нехарактерно для древнееврейского языка. Данное слово имеется в Ветхом завете лишь в одном месте (Суд.5:30) в форме ед. (רַחַם) и двойств. числа (רַחֲמָתַיִם), но даже там оно звучит из уст хананеянки, матери Сисары.
Обратите внимание, что после слова וגרן стоит вертикальная черта, обозначающая конец предложения. Это значит, что только мужчин — местных жителей и чужеземцев — было убито около 7000 человек. Количество погибших женщин, а уж тем более рабынь, даже не сообщается, потому что они мало значат для описания военных успехов царя Меша.
17. Имя составного божества עשתר. כמש (Аштар Кемош) представляет особый интерес, потому что у северных и западных семитов, как правило, находим богиню неба под именем Астарта, Ашторет, Аштарт, Аттарет, где финальный тав указывает на женский род. У греков это имя превратилось в «Άφροδίτη». Египетские источники сообщают о ханаанской богине «Астирати». Лишь у южных семитов встречается мужская форма данного божества. Наиболее ранние сведения о богине любви и плодородия, матери неба Иштар известны из аккадских источников, где она соответствует шумерской Инанне. На данном этапе её имя ещё не содержит показатель женского рода, хотя и обозначает богиню. На более поздних этапах это слово приобретает значение «богиня». В вавилонских текстах встречается выражение ilâni u ištarat — «боги и богини». Ср. Суд.10:6, 1Цар.7:4, 12:10, где выражение הבעלים והעשתרות можно также перевести «боги и богини». Поэтому לעשתר. כמש может иметь значение «господу Кемошу». Впрочем, Кук (Cooke) считает это именем составного божества женского рода, подобного финикийской богине מלכעשתר, в имени которой показатель женского рода также отсутствует.
Глагол החרמתה у Кука огласовывается הֶחֱרַמְתִּהָ и переводится «заклял я его (город)». О практике предания города заклятию и посвящения какому-либо богу см. Чис.21:2 и далее, тж. Втор. 2:36, 3:6-7. Обычно заклятие подразумевало истребление всех людей в городе, иногда (Иис. Нав.6:17-20) истреблению подвергался также и скот.
В конце строки 17 с переходом на строку 18 упоминается о сосудах ЙХВХ, то есть о религиозных предметах, употреблявшихся в служении Богу Моисея. Это одно из древнейших упоминаний о Боге ЙХВХ в небиблейских источниках.
18. Интересно выражение ואסחב. הם. Либо тут неправомочный словоразделитель, либо местоимение הם имеет здесь иное значение: не личное (их), а указательное (эти).
19. Город יהץ хорошо известен в Библии: Чис.21:23, Втор.2:32, Ис.15:4, Иер.48:21.
Довольно длинное слово בהלתחמה содержит значение «при войне его (со мной)», то есть «в то время, когда он воевал (со мной)».
Конструкция выражения «Изгнал его Кемош от лица моего» — ויגרשה. כמש. מפני — аналогично использовалась и в древнееврейском языке: Втор.33:27, Иис. Нав.24:18.
20. В моавитском языке числительное 100 выражается словом מאת (др-евр. מֵאָה). Будучи словом женского рода, во мн. числе оно принимает форму מֵאֹת (см. строку 29), как и в древнееврейском: Быт. 5:4,30. Форма מאתן может означать только двойственное число, чему соответствует древнееврейская форма מָאתַיִם (Быт. 11:19 и др.). Т.о. можно точно сказать, что Меша взял из Моава 200 человек.
Обычно слово רשה сопоставляют с древнееврейским רָאשָׁיו, то есть «главы его, начальники его». В отличие от иврита мн. число данного слова на письме перед местоименным суффиксом не отображается, как мы уже видели это в словах ימה и בנה (строка 8). Подробнее см. раздел «Анализ языка надписи» выше.
Подобно Израилю Моав делился на кланы, над которыми стояли их главы. См. Исх.6:14, 18:25.
Глагол ואשאה переводится «я повёл его (их)». Это «перевёрнутый имперфект» от глагола נָשָׂא в форме 1л. ед.ч. Кук (Cooke) объясняет суффикс ה ед. числом в собирательном смысле.
21. Инфинитив לספת образован от глагола יָסַף (ср. в строке 29) и переводится здесь «чтобы прибавить (к Дайвону)». Под Дайвоном здесь, должно быть, подразумевается земля или местность в районе данного города.
Слово היערן буквально переводится «леса», и подразумевает, скорее всего, царские рощи в Кархо. Ср. Еккл.2:6.
22. Холм-укрепление передаётся словом העפל. Аналогичное выражение (חוֹמַת הָעֹפֶל) встречаем в Неем.3:27.
Единственный раз, когда в стеле буква йод выражает мн. число перед местоименным суффиксом, это слово שעריה — «ворота его (города)», но в этой же строке מגדלתה — «башни его» тоже должно быть во мн. числе, однако йод уже не стоит, как и в остальных подобных местах. См. раздел «Анализ языка надписи» выше.
23. У моавитян выражение בת. מלך передаёт смысл «дом царский, дворец», как и у евреев (3Цар.16:18).
Слова האשוח למין частично пострадали, но восстановить текст можно. Здесь говорится о резервуарах для воды внутри города. О слове אשוח подробнее см. строку 9.
24. В силу произошедшего стяжения дифтонга ай отрицательная частица записывается אן. Конструкция соответствует выражению в Быт.47:13.
25. Здесь בביתה записывается с буквой йод, что не типично для орфографии текста и отличается от того, как это же слово записано в строке 7.
המכרתת происходит от корня כרת — «рубить, вырубать, прорубать». Получается выдолбленная яма для воды. Но в древнееврейском языке глагол כָרַת обычно используется в смысле рубки деревьев и много чего другого, но не траншей и ям. Для этого есть отдельный глагол כָרָה. Глагол при этом слове может огласовываться, как כָּרַתִּי из כָרַת, так и כָּרִתִי из כָרָה. От последнего глагола происходят редкие слова כָּרָה — яма или колодец в Соф.2:6, и מִכְרֶה — соляная яма в Соф.2:9, но слово המכרתת должно быть из глагола כָרַת. Возможно, в моавитском языке глагол כָרַת имел иные сферы употребления.
26. Город ערער упоминается в Чис.32:34, Втор.2:36, Иер.48:19 и др.
27. Название города Бет-Бамот (בת. במת — «дом высот») нигде более кроме данной стелы не упоминается. Кук его ассоциирует с городом Бамот в Чис.21:19.
Глагол הרס в аналогичном употреблении встречается в 4Цар.3:25.
Город בצר упоминается во Втор.4:43 в уделе Рувимовом.
28. Начало строки отбито. От слова осталась только последняя буква шин. Кук предлагает вариант ורש. דיבן. חמשן — «[и гл]ав Дайвона пятьдесят (человек)». Халеви (Halévy) видит здесь слова באש. דיבן. חמשן — «с [помощью] пятидесяти человек Дайвона». Ещё один вариант: מאש. דיבן. חמשן — «[из лю]дей Дайвона — пятьдесят человек».
Слово משמעת — «послушание» — происходит от корня שמע — «слушать». Ср. использование данного слова с завершением стиха Ис.11:14: ובני עמון משמעתם — «и сыны Аммона (суть) подданные их».
29. Контекст подсказывает, что מאת должно быть во мн. числе. Следующему слову Кук даёт огласовку בַּקִּרִן — «в городах».
30. Начало строки Кук восстанавливает следующим образом: י. את. מהדבא. ובת. דבלתן, тогда как Лемер (Lemaire) предлагает вариант י. בת. מהדבא. ובת. דבלתן. Не совсем ясно, почему после Бет-Дивлатена стоит вертикальная черта, разделяющая предложения. Лемер данную строку переводит «(и я постро)ил храм Мэһэдвы и храм Дивлатена и храм Баал-Меона и царст(вовал я)».
В конце строки можно различить букву мем или нун. Кук восстанавливает нун в слово נֹקֵד, которое переводится «пастух, разводящий овец», и в 4Цар.3:4 этот эпитет применяется лично к царю Меша. Тем более, что первое различимое слово на следующей строке — צאן, то есть «овца».
31. Самое интригующее на данной строке — это возможное упоминание о династии Давида. В конце строки Лемер различил следующий текст ישב. בה. בת. דוד — «жил в нём (в городе) дом[ Да]вида».
32. В данной строке Кемош приказывает царю Меша идти войной против Хауронена. Дальнейшие слова конца этой строки и первой половины следующей реконструируются по контексту и известным выражениям из строки 11.
33. Хотя некоторые части данной строки сохранились, её конец и содержимое следующих строк не поддаются чёткому объяснению или реконструкции из-за низкой сохранности и обрывочности текста, а также нечёткого характера букв.
Литература
- Надпись Меши // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
- A Text-book of North-Semitic Inscriptions by rev. G.A. Cooke, M.A. Oxford at the Clarendon Press. 1903.
- Herbert Fuller Bright Compston, [commons.wikimedia.org/wiki/File:The_inscription_on_the_stele_of_Mesa,_commonly_called_the_Moabite_Stone-_The_Text_in_Moabite_and_Hebrew,_with_Translation_-_London_1919.pdf The inscription on the stele of Mesa commonly called the Moabite Stone: The Text in Moabite and Hebrew, with Translation., London, 1919.]
- The Brown-Driver-Briggs Hebrew-English Lexicon. Published by Hendrickson Publishers. Tenth Printing — October 2006.
- Biblia Hebraica Stuttgartensia. Published by Deutsche Bibelgesellschaft. Fifth and revised edition. 1997.
- О. М. Штейнберг. Еврейский и халдейский этимологический словарь к книгам Ветхого завета. Вильна, 1878.
Ссылки
- [www.eleven.co.il/article/12745 Описание стелы в Электронной еврейской энциклопедии]
- [cartelfr.louvre.fr/cartelfr/visite?srv=car_not_frame&idNotice=21796 Louvre collection] — описание стелы на французском языке и фотография артефакта.
- [www.kchanson.com/ANCDOCS/westsem/mesha.html Translation from Northwest Semitic Inscriptions] — описание стелы на сайте [www.kchanson.com К. Хансона (K. C. Hanson) (на англ.)].
- [www.ancient-hebrew.org/6_middle.html Virtual Museum of Ancient Semitic Sript (на англ.)] Здесь размещена хорошая подборка западносемитских памятников письменности, в том числе есть страница о стеле царя Меша.
- [www.cojs.org/pdf/house_of_david.pdf «House of David» Restored in Moabite Inscription:A new restoration of a famous inscription reveals another mention of the «House of David» in the ninth century B.C.E.] Статья, в которой рассказывается, как Лемер (Lemaire) обнаружил фразу «дом Давидов» на стеле царя Меша (на англ.).
- [www.katapi.org.uk/BAndS/MesheStele.htm Описание стелы на сайте www.katapi.org.uk (англ.)] Приведена фотография стелы, чёткая прорисовка букв надписи, а также её перевод на английский язык.
Отрывок, характеризующий Стела Меша
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.
В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.
Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…
В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
