Муавия I ибн Абу Суфьян

Муавия I معاوية
Амир аль-муминин и халиф Омейядского халифата
661 — 6 мая 680
Предшественник:	Хасан ибн Али
Преемник:	Язид I
Вероисповедание:	Ислам
Рождение:	603(0603) Мекка
Смерть:	6 мая 680(0680-05-06) Медина
Род:	Омейяды
Отец:	Абу Суфьян
Супруга:	1) Маймуна аль-Кальбийа 2) Фахта 3) Наиля бинт Аммара 4) Касвад бинт Курз
Дети:	сыновья: Язид I, Абдуррахман и Абдулла дочери: Умма Раба аль-Машарих, Хинд, Рамля и София

Муавия (или, правильнее, Муавийа [muˈʕaːwija]), Муавийа ибн Абу Суфьян, (араб. معاوية بن أبي سفيان‎; 603, Мекка — 6 мая 680, Дамаск) — основатель и первый халиф династии Омейядов c 661 года, перенёс столицу халифата в Дамаск. Сын Абу Суфьяна.

Биография

Ранние годы

Муавия ибн Абу Суфьян родился в 603 году. Кунья его была Абу Абдуррахман.

Внешне он был красив: высокий, стройный, широкоплечий, с белой кожей. Большие глаза навыкате придавали ему грозное выражение. Когда он смеялся, его верхняя губа поднималась. Также упоминается, что Муавия окрашивал свои волосы. Во многих хадисах говорится, что он очень любил поесть.

О детстве Муавии источники пишут очень мало. Известно, что он был сыном Абу Суфьяна ибн Харба и его жены Хинд бинт Утба. Абу Суфьян был родственником и в то же время основным врагом Мухаммеда и его религии, но в конце концов сам принял ислам

Муавия стал мусульманином в год Фатха (в день открытия Мекки). Сам Муавия говорил про себя: «Когда я пытался принять ислам, мои родители сказали мне, что если я вздумаю принять ислам, то они будут морить меня голодом».

Военная и государственная деятельность

Во время мусульманских завоеваний Муавия был одним из военачальников. При Абу Бакре Муавия и его брат Язид ибн Абу Суфьян руководили завоеванием Сирии. После победы наместником этой провинции стал Язид, а после его смерти в 640 году — Муавия, получавший от халифа 1000 динаров в месяц.

Ведя постоянные войны с византийцами, Муавия часто писал халифу прошения о создании мусульманского флота. Но Умар не давал ему согласия. Постройка военных кораблей началась только при Усмане, который настрого запретил Муавии заставлять людей участвовать в сражении на море. В 647 году благодаря его таланту к Халифату был присоединён Кипр. В 651 году состоялось первое крупное морское сражение между мусульманским и византийским флотами, и, несмотря на численное превосходство, византийцы были повержены. Авторитет Муавия повышался с каждым новым завоеванием. О нём говорили не только в Сирии, но и в Египте и даже в столице Халифата; утверждалось, что «тигрица, которая охраняет детёнышей в битвах, не была смелее его». Но нет никаких упоминаний о его личном участии в боях.

Битвы и сражения на море и суше приносили государству огромные богатства. С поступлением новых финансов поднималось экономическое положение столицы Сирии, и это не могло не сказаться на его жителях. Приводится история, что халиф Умар, навещая провинции Халифата, заехал на территорию Шама и застал Муавию в огромном дворце. Халиф был очень недоволен и высказал сомнение в его осведомлённости о состоянии бедняков Шама.

Тогда халиф приблизился к нему и сказал: «Ты — владелец великого дворца». На что тот ответил «Да, повелитель правоверных». Халиф спросил: «Кто сообщает тебе о бедняках, которые приходят к тебе? Почему ты позволил иметь себе этот огромный дворец?», но Муавия ответил: «Мы находимся на территории, где находятся проницательные шпионы наших врагов и их огромное количество. Я хочу, чтобы они смотрели на нас как на царей, как на правителей, чтобы это устрашало их. Если прикажешь мне прекратить это, я прекращу». Умар ответил: «Если твоё мнение правдиво, то это сомнительное мнение. Если же твоё мнение является ложью, то это величайший обман». И Муавия сказал: «Прикажи мне, повелитель правоверных». Но халиф ответил: «Я не прикажу тебе и не запрещу тебе». И вместе с Умаром был Абдуррахман ибн Ауф, который сказал: «Повелитель правоверных! Что же может быть прекраснее того, что сотворил здесь Муавия?» И Умар приказал оставить всё, как сделал Муавия. Муавия всегда восхищался западной культурой. Близость его к Византии сказывалась и на его любви к роскоши. (Впоследствии Муавия назначив сына Йезида после себя халифом заложил основу Царства, Княжества (что является бидатом так как до него ни один из праведных халифов не назначал после себя прееемника)

Халиф дорожил наместником Шама и высказал недовольство, когда кто-то вздумал оскорбить Муавию. Умар произнёс: «Оставь нас и не ругай этого человека из племени Курейш, ведь он тот, кто смеётся во гневе».

Умар и его сын Абдулла ибн Умар удивлялись не только терпению Муавии. Однажды Абдулла ибн Умар сказал: «После смерти Пророка я не видел никого, кто был бы более величественен как господин, кроме как Муавия». Его спросили: «Абу Бакр, Умар, Усман и Али, а что с ними?». Он ответил: «Клянусь Аллахом, они были лучше, чем Муавия. Но Муавия был лучше их как правитель, как царь».

Приводится история о том, что однажды Абдулла ибн Аббас сказал, что «Муавия был просто создан для правления».

Муавия старался не создавать лишних врагов и был сдержан даже к явным врагам. Также он обладал талантом выбирать людей, на которых он может опереться. Это были одни из главных причин устойчивости его положения.

Он пользовался авторитетом не только у мусульман, но и у представителей других религий. Приводится история о том, что на диспуте маронитов с яковитским патриархом Феодором и епископом Киннашрина Себохтом в июне 658 году Муавия выступал в качестве арбитра.

Конфликт с Али ибн Абу Талибом

Ненависть рафидитов к Му’авии вызвано тем, что в своё время между ним и повелителем правоверных Али, произошла битва, которая появилась в результате смуты, связанной с убийством халифа Усмана. Му’авия отказывался приносить присягу ‘Али, пока тот не выдаст ему убийц Усмана, однако Али настаивал на том, чтобы Му’авия присягнул, а затем просил то, что хочет. Ни одна сторона не пошла на компромисс, впоследствии чего все обернулось сражением, в которой умерло много мусульман, а также некоторые видные сподвижники. Ранние шииты, которые были во время саляфов, также негативно относились к Му’авие и его сторонникам, но в то же время просили у Аллаха прощения за них.

Семья

Помимо сестры Хинд у Муавии было 6 братьев, двое из которых умерли ещё до принятия им Халифата.

Семья самого Муавии была сравнительно невелика. Муавия был женат на нескольких женщинах. Среди них: Маймуна бинт Бахдаль ибн Унейм аль-Кальбийа, Фахта бинт Карза бин Адбуламр бин Науфаль ибн Абдманаф, Наиля бинт Аммара бин Кальбия и Касвад бинт Курза. Первая родила ему Йазида и дочь Умма Раба аль-Машарих (скончалась в детстве). Вторая родила сына Абдуррахмана, который скончался ещё в детстве (по его имени Муавия взял свою кунью — Абу Абдуррахман). После него родился Абдулла, но этот сын был болезненным и слабоумным. От Наили бинт Аммара и Касвад бинт Курза детей не было. (Незадолго после женитьбы на Наиле бинт Аммара Муавия дал ей развод, а Касвад бинт Курза стала его женой в походе на Кипр, где скоропостижно скончалась).

Помимо вышеперечисленных детей среди дочерей Муавии было ещё три, но не упоминается, от чьих матерей они были. Это Хинд, Рамля и София. Хинд вышла замуж за Абдуллу ибн Амира ибн Курез ибн Рабига ибн Хабиб ибн Абдушамс. Рамля вышла замуж за Амра ибн Усмана ибн Аффана. София — за Мухаммада ибн Заяда ибн Убей.

Ссылки

• [www.bookrags.com/biography-muawiya-ibn-abu-sufyan/ Biography of Muawiya ibn Abu Sufyan]
• Mu’awiya as a Model of Islamic Governance [www.bewley.virtualave.net/muawiya.html]
• [www.answering-ansar.org/answers/muawiya/en/index.php Answering Ansar.org’s defence of Mu’awyia bin Hind]
• [www.ansar.org/english/faq11.htm Question]
• [www.ansar.org/english/answering3.htm Answering Al-Tijani’s allegations against Muˤāwiyya ibn Abī-Sufyān]

Академическая литература

• Большаков О. Г. [www.orientalstudies.ru/rus/index.php?option=com_publications&Itemid=75&pub=66 История Халифата. Т. 3. Между двух гражданских войн (656—696)]. М.: Восточная литература, 1998. С. 9-181.
• Фильштинский И. М. Халифат под властью династии Омейядов. М., 2005.

Отрывок, характеризующий Муавия I ибн Абу Суфьян

Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.