Могилёвская оборона

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Оборона Могилева 1941 года
Основной конфликт: Вторая мировая война
Дата

3 июля 1941 — 26 июля 1941

Место

Могилев, Белоруссия СССР

Итог

Тактическая победа Германии
Важный этап срыва немецкого блицкрига

Противники
Третий рейх СССР
Командующие
Гейнц Гудериан

Вильгельм Фармбахер

Ф. А. Бакунин

М. Т. Романов

Силы сторон
неизвестно 60 000 тысяч
Потери
неизвестно неизвестно
 
Великая Отечественная война

Вторжение в СССР • Карелия • Заполярье • Ленинград • Ростов • Москва • Горький • Севастополь • Барвенково-Лозовая • Демянск • Ржев • Харьков • Воронеж-Ворошиловград • Сталинград • Кавказ • Великие Луки • Острогожск-Россошь • Воронеж-Касторное • Курск • Смоленск • Донбасс • Днепр • Правобережная Украина • Крым • Белоруссия • Львов-Сандомир • Яссы-Кишинёв • Восточные Карпаты • Прибалтика • Курляндия • Бухарест-Арад • Болгария • Белград • Дебрецен • Гумбиннен-Гольдап • Будапешт • Апатин-Капошвар • Польша • Западные Карпаты • Восточная Пруссия • Нижняя Силезия • Восточная Померания • Моравска-Острава • Верхняя Силезия • Балатон • Вена • Берлин • Прага

Могилёвская оборона — боевые действия советских войск в ВОВ в июле 1941 года в районе Могилева (БССР).





Предшествующие события

 
Смоленское сражение (1941)
Полоцк • Смоленск • Бобруйск • Могилёв • Духовщина • Ельня

После взятия Минска и разгрома основных сил советского Западного фронта в Белостокском и Минском «котлах» немецкие моторизованные корпуса начали продвижение к рубежу рек Западная Двина и Днепр с тем, чтобы оттуда начать новое наступление на Московском направлении. Преодолев слабую оборону советских 20-го механизированного и 4-го воздушно-десантного корпусов на реках Березина и Друть, немецкий 46-й моторизованный корпус 2-й танковой группы генерал-полковника Гейнца Гудериана вышел на подступы к Могилёву. К Днепру придвинулись и остальные моторизованные корпуса 2-й танковой группы.

5 июля, прибывший из-под Орши штаб 61-го стрелкового корпуса генерал-майора Ф. А. Бакунина, принял командование над тремя стрелковыми дивизиями, находившимися в районе Могилёва (53-й полковника И. Я. Бартенева, 110-й полковника В. А. Хлебцева и 172-й генерал-майора М. Т. Романова). С этого же дня передовые отряды этих советских дивизий приняли участие в сдерживающих боях западнее Могилёва.

7 июля 61-й стрелковый корпус (1-го формирования) был подчинён штабу 13-й армии, который отступал от самого Молодечно. Как раз в этот день командующий армией генерал-лейтенант П. М. Филатов был тяжело ранен (умер в госпитале в Москве 14 июля 1941 года), и новым командующим был назначен генерал-лейтенант Ф. Н. Ремезов.

Силы сторон

РККА

Части 13-й армии

Части народного ополчения

  • Могилёвский полк народного ополчения (Калугин Н. И.)
    • батальон народного ополчения фабрики искусственного волокна (Щербаков А. В.)
    • батальон народного ополчения труболитейного завода (Петровский В. Б.)
    • батальон народного ополчения предприятий и учреждений г. Могилёва (Терентьев П. Е.)
    • батальон народного ополчения Могилёвского железнодорожного узла
    • батальон народного ополчения кирпичного завода № 7 г. Могилёва
    • отряд студентов и преподавателей Могилёвского педагогического института
    • Могилёвский истребительный батальон (1-й коммунистический)
    • батальон милиции (Владимиров К. Г.)

Действия сторон

10— 11 июля началось форсирование Днепра тремя моторизованными корпусами 2-й танковой группы генерал-полковника Гейнца Гудериана:

  • 47-й мотокорпус занял плацдарм в районе Копысь южнее Орши, откуда начал наступление на Смоленск,
  • 46-й мотокорпус занял плацдарм в районе Шклова,
  • 24-й мотокорпус форсировал Днепр южнее Могилёва и захватил плацдарм в районе Старого Быхова (у деревни Борколабово). Расширяя этот плацдарм, 24-й мотокорпус 11 июля взял под контроль шоссе Могилёв—Гомель, его передовые отряды направлены к Пропойску и Могилёву.

Атаки советских войск с целью ликвидировать немецкие плацдармы не увенчались успехом. Выведенный из боя 20-й мехкорпус, получивший приказ атаковать немецкий плацдарм в районе Шклова, сумел сосредоточиться и начать наступление только 17 июля, когда противник уже подтянул пехотные соединения и укрепился.

Окружение Могилёва (10—16 июля)

12 июля 1941 немецкий 46-й мотокорпус начал наступление с захваченного плацдарма в направлении Горки. Оказавшаяся на острие главного удара советская 53-я стрелковая дивизия была окружена и рассеяна, связь командования с ней потеряна. Для блокирования Могилёва с севера и прикрытия коммуникаций 46-го мотокорпуса был оставлен полк «Великая Германия».

В этот же день немецкая 3-я танковая дивизия генерал-лейтенанта В. Моделя попыталась прорваться к городу с юга вдоль Бобруйского шоссе, но после тяжелого 14-часового боя в районе Буйничи была отбита с большими потерями — здесь оборону держал, поддержанный артиллерией, 388-й стрелковый полк 172-й стрелковой дивизии, которым командовал полковник С. Ф. Кутепов. На поле боя остались 39 подбитых немецких танков и бронемашин. Оборонявшиеся также понесли большие потери, но сохранили позиции. На следующий день немецкая 3-я танковая дивизия повторно атаковала позиции советской 172-й стрелковой дивизии, но в результате 10-часового боя вновь была остановлена. В этот же день 4-я танковая дивизия немецкого 24-го моторизованного корпуса, отразив все советские атаки в районе Старого Быхова, прорвалась в направление Кричева. 14 июля передовой отряд немецкой 3-й танковой дивизии обошёл Могилев и без особого сопротивления взял Чаусы. Таким образом, окружение Могилёва было завершено. Город был блокирован полком «Великая Германия» и частями 3-й танковой дивизии. Советская 13-я армия оказалась рассечена. Штаб армии оказался под ударом немецких частей, а её командарм генерал-лейтенант Ф. Н. Ремезов был тяжело ранен и эвакуирован. Управление войсками армии было нарушено. Новый командующий 13-й армией генерал-лейтенант В. Ф. Герасименко вступил в должность только 15 июля. Только вывод во второй эшелон 4-й армии на рубеж реки Проня позволил задержать немецкое продвижение и не дать немецким подвижным соединениям выйти на оперативный простор.
Начатое 13 июля советское наступление на Бобруйск отвлекло часть сил от Могилёва, поэтому штурм города возобновился только после подхода пехотных соединений группы армий «Центр», которые сменяли подвижные части, блокировавшие город.

Штурм Могилёва (17—25 июля)

17 июля начался штурм Могилёва силами 7-го армейского корпуса генерала артиллерии В. Фармбахера при поддержке танков 3-й танковой дивизии: 7-я пехотная дивизия атаковала советские позиции вдоль Минского шоссе, 23-я пехотная дивизия наступала вдоль Бобруйского шоссе. В район Могилёва была переброшена из Франции 15-я пехотная дивизия, южнее Могилёва подошла 258-я пехотная дивизия.

Тем временем немецкий танковый «клин», обтекая Могилёв, все глубже уходил на восток. Следовавшая в авангарде 46-го мотокорпуса 10-я танковая дивизия взяла Починок и двинулась на Ельню.

В районе Могилёва оказались полностью блокированы соединения 13-й армии: 61-й стрелковый корпус и 20-й механизированный корпус. Боеприпасы подавались самолётами, однако в условиях господства люфтваффе в воздухе рассчитывать на полноценное снабжение окружённых войск не приходилось.

Советское командование придавало большое значение удержанию Могилёва. Телеграмма Ставки Верховного Командования гласила:

Герасименко. Могилёв под руководством Бакунина сделать Мадридом…

20 июля в район Могилёва подошла ещё одна немецкая пехотная дивизия, 78-я — она переправилась на восточный берег Днепра в районе Борколабово и атаковала советскую оборону вдоль Гомельского шоссе, но была остановлена.

Немецкие войска постепенно теснили советские войска. 23 июля начались уличные бои; противник прорвался к железнодорожному вокзалу и занял аэродром Луполово, который использовался для снабжения окружённых в Могилёве войск. Связь штаба 61-го корпуса с 172-й стрелковой дивизией, которая оборонялась непосредственно в Могилёве, прервалась. Таким образом, Могилёвский «котёл» был рассечён.

Тем временем, 21—24 июля началось наступление советских войск на Смоленской дуге. 22 июля начала наступление на Быхов с целью соединиться с осажденными советскими войсками в районе Могилёва 21-я армия генерал-полковника Ф. И. Кузнецова. Однако противнику вновь удалось блокировать советское наступление.

Оставление Могилева (26 июля)

24 июля в Могилёве продолжились уличные бои. Предложение командира немецкого 7-го армейского корпуса генерала артиллерии В. Фармбахера о капитуляции было отклонено. В ночь на 26 июля советские войска взорвали мост через Днепр.

25 июля на совещании командиров окружённых соединений в деревне Сухари (26 км восточнее Могилёва), на котором присутствовали командир 61-го стрелкового корпуса генерал-майор Ф. А. Бакунин, командир 20-го механизированного корпуса генерал-майор Н. Д. Веденеев, командиры дивизий полковник В. А. Хлебцев (110-я стрелковая), комбриг Ф. А. Пархоменко (210-я моторизованная) и генерал-майор В. Т. Обухов (26-я танковая), обсуждалась возможность вывода оставшихся сил корпуса из окружения. Было решено начать прорыв вечером этого же дня. Планом предусматривалось движение войск тремя маршрутами в общем направлении на Мстиславль, Рославль. В авангарде следовал 20-й механизированный корпус, в арьергарде — наиболее боеспособные части 110-й стрелковой дивизии. К этому времени в расположение 61-го стрелкового корпуса вышли остатки 1-й мотострелковой дивизии, 161-й стрелковой дивизии и некоторые другие части 20-й армии, ранее окруженные в районе Орши.

В ночь на 26 июля остатки 61-го стрелкового корпуса тремя колоннами начали прорыв из окружения в направлении Чаусы. Командир отрезанной от основных сил 172-й стрелковой дивизии генерал-майор М. Т. Романов принял решение выходить из окруженного Могилёва самостоятельно. Было решено прорываться на запад в лесной массив в район деревни Тишовка (по Бобруйскому шоссе). Около 12 часов ночи остатки 172-й стрелковой дивизии начали прорыв из окружения.

27 июля Советское Главное командование войск Западного направления нервно отреагировало на решение командиров окружённых в районе Могилёва соединений прорываться из окружения. В докладе Ставке ВГК указывалось:

Ввиду того, что оборона 61-м стрелковым корпусом Могилёва отвлекала на него до 5 пехотных дивизий и велась настолько энергично, что сковывала большие силы противника, нами было приказано командующему 13-й армии удержать Могилёв во что бы то ни стало и приказано как ему, так и комфронта Центрального т. Кузнецову перейти в наступление на Могилёв, имея в дальнейшем обеспечение левого фланга Качалова и выхода на Днепр. Однако командарм-13 не только не подстегнул колебавшегося командира 61-го корпуса Бакунина, но пропустил момент, когда тот самовольно покинул Могилёв, начал отход на восток и лишь тогда донёс.

С этим движением корпуса создается тяжёлое положение для него и освобождаются дивизии противника, которые могут маневрировать против 13-й и 21-й армий. Тотчас же по получении известий об отходе из Могилёва и о продолжающемся еще там уличном бое дано приказание командарму-13 остановить отход из Могилёва и удержать город во что бы то ни стало, а комкора Бакунина, грубо нарушившего приказ командования, заменить полковником Воеводиным, твёрдо стоявшим за удержание Могилёва, а Бакунина отдать под суд…

За несанкционированное оставление Могилёва командующий 13-й армией генерал-лейтенант В. Ф. Герасименко был снят с должности командарма и заменен генерал-майором К. Д. Голубевым.

Попытка организованного выхода 61-го стрелкового корпуса из окружения не удалась. После двухдневных боёв его командир генерал-майор Ф. А. Бакунин приказал пробиваться на восток мелкими группами, уничтожив перед этим всю технику и разогнав лошадей. Сам Ф. А. Бакунин вывел из окружения группу в 140 человек.
Попали в плен начальник артиллерии 61-го стрелкового корпуса комбриг Н. Г. Лазутин и командир 53-й стрелковой дивизии полковник И. Я. Бартенев.

Из состава 53-й стрелковой дивизии к 20 июля на сборном пункте за Десной собралось около тысячи человек без тяжёлого вооружения. Позже 53-я стрелковая дивизия была восстановлена и сражалась в составе Западного фронта.

110-я стрелковая дивизия была уничтожена практически полностью (расформирована в сентябре 1941 года), командир дивизии полковник В. А. Хлебцев перешёл к партизанским действиям. 16 декабря 1941 года он вывел из окружения группу в 161 человек.
172-я стрелковая дивизия также была полностью разгромлена и вскоре расформирована, её командир генерал-майор М. Т. Романов при выходе из окружения был ранен, попал в плен и в декабре 1941 года скончался от полученных ран в концлагере Хаммельбург.
Командир 20-го механизированного корпуса генерал-майор Н. Д. Веденеев из окружения вышел. Остатки 210-й моторизованной дивизии в начале августа 1941 года вывел её командир комбриг Ф. А. Пархоменко; 7 августа 1941 года он получил звание генерал-майора.
Остатки 26-й танковой дивизии вывел из окружения её командир генерал-майор В. Т. Обухов. Командир 38-й танковой дивизии полковник С. И. Капустин попал в плен под Рославлем 29 сентября 1941 года. Обе танковые дивизии были расформированы в сентябре 1941 года.

28 июля начальник германского Генерального штаба сухопутных войск Франц Гальдер записал в своем дневнике:

Район Могилёва окончательно очищен от войск противника. Судя по количеству захваченных пленных и орудий, можно считать, что здесь, как и предполагалось, первоначально находились шесть дивизий противника.

Последствия

Сковывание значительных сил на южном фланге группы армий «Центр» не позволило противнику усилить ударные группировки и развивать наступление в направлении Рославль в середине июля 1941. Однако в 20-х числах июля противник сломил сопротивление советских войск, лишённых всяческой поддержки.

Сдача Могилёва и разгром оборонявших его войск способствовали высвобождению целого армейского корпуса, который сыграл вскоре важную роль в разгроме оперативной группы генерал-лейтенанта В. Я. Качалова.

В искусстве

Оборона Могилёва изображена в фильме «Днепровский рубеж» (Белоруссия, 2009), в киноэпопее «Битва за Москву» Ю. Н. Озерова (1985), а также в фильме «Живые и мёртвые» (1964).

Память

В память о боях 172-й стрелковой дивизии 9 мая 1995 года был открыт мемориальный комплекс «Буйничское поле». Автор архитектор Владимир Чаленко.

Напишите отзыв о статье "Могилёвская оборона"

Литература

  • Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записки начальника генерального штаба сухопутных войск. Том. III. — М.: Воениздат, 1971.
  • [militera.lib.ru/memo/german/guderian/index.html Гудериан Г. Воспоминания солдата. — M.: Смоленск: Русич, 1999]
  • [militera.lib.ru/memo/russian/eremenko_ai_1/index.html Еременко А. И. В начале войны. — М.: Наука, 1965]
  • [militera.lib.ru/memo/russian/ivanov_sp/index.html Иванов С. П. Штаб армейский, штаб фронтовой. — М.: Воениздат, 1990]
  • Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Выпуск 37-й. — М.: Воениздат, 1959.

Ссылки

  • [idiot.vitebsk.net/i41/mart41_4.htm В. Мартов. Белорусские хроники. 1941 год. Глава 4. На южном фланге Западного фронта]

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Могилёвская оборона

В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Могилёвская_оборона&oldid=81237231»