Могутин, Ярослав Юрьевич

Ярослав Юрьевич Могутин
Могутин на ShareConference в 2012 году
Род деятельности:	писатель, фотограф, актёр
Дата рождения:	12 апреля 1974(1974-04-12) (50 лет)
Место рождения:	Кемерово, РСФСР, СССР
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия → США США
Сайт:	[SlavaMogutin.com gutin.com]

Яросла́в Ю́рьевич Могу́тин (род. 12 апреля 1974, Кемерово) — одновременно современный русский писатель и американский квир-художник. Живёт и работает в Нью-Йорке. Автор семи книг, получил премию Андрея Белого. Как художник работает в основном с фотографией, реже в жанрах видео и коллажа.

Биография

Родился в семье советского поэта Юрия Могутина. Ещё подростком приехал в Москву, где стал работать журналистом в изданиях «Независимая газета», «Московские новости», журнале «Столица». Откровенные и провокационные публикации в газете Евгения Додолева «Новый Взгляд» создали ему скандальную известность и стали причиной возбуждения против него трёх уголовных дел, по которым он мог получить тюремное заключение до семи лет.

В 1994 году свежесозданная Судебная палата по информационным спорам при Президенте Российской Федерации, «руководствуясь пунктами 4, 9, 29 Положения о Судебной палате», рассмотрела в содержание публикации «Чеченский узел. 13 тезисов» в газете «Новый Взгляд», результатом чего стало возбуждение уголовного дела о возбуждении межнациональной розни в отношении чеченцев. Могутин был вынужден эмигрировать в США, где получил политическое убежище при поддержке правозащитных организаций, в частности Amnesty International и Американского ПЕН-центра. После отъезда публиковался и в [day.narod.ru/modern/america/1/102.htm «Новом Взгляде»], и в «Лимонке» Эдуарда Лимонова, постоянного колумниста «Нового Взгляда» в 1993—1995 гг.

В рецензии на книгу «Лимониана, или Неизвестный Лимонов» «нововзглядовские» публикации Могутина охарактеризованы как «настоящий подарок для ценителей богемы и медиабезумия ранних девяностых».

Правоохранительные органы проявляли интерес к Могутину и Лимонову (в контексте их сотрудничества с «Новым Взглядом») продолжительное время. Об этом вспоминал журналист-эмигрант в своей работе «Америка в моих штанах»:

Недавно звонил Додолев, сказал, что в редакцию «Нового Взгляда» приходили менты с автоматами (хорошо хоть не с овчарками!) — искать меня. У них, якобы, появилась информация о том, что я тайком приехал в Москву. Они, видимо, решили, что раз я продолжаю публиковаться в НВ, то целыми днями сижу в редакции и жду, когда они меня наконец повяжут. Лимонова тоже начали теребить. В нашу квартиру на Арбате, где он сейчас живет, недавно приходил участковый

В США интересы Могутина в большей степени занимает изобразительное искусство. Начиная с 1999 года проходят его персональные выставки в Нью-Йорке, Берлине, Стокгольме, Москве. Фотоработы публикуются в журналах BUTT, The New York Times, The Village Voice, i-D, Visionaire, Bound & Gagged, L’Uomo Vogue.

Его поэзию, фикшн, эссе, интервью цитирует множество публикаций и антологий. Литературные работы переведены на шесть языков. Сам Ярослав переводил на русский язык поэзию Аллена Гинзберга, эссе Уильяма Берроуза, фикшн Дэнниса Купера. Под псевдонимом Tom International снялся в порнографическом агитпроп-фильме Брюса ЛяБрюса «Skin Gang» (1999), а потом ещё в четырёх откровенных картинах Майкла Лукаса, позже, в 2004 году и под своим именем — в независимом кино Лауры Колейа «Stay Until Tomorrow» (2004).

1 июня 2000 года в Москве в Чеховской библиотеке состоялся творческий вечер Ярослава Могутина. Это было первое выступление Могутина в России с тех пор как он попросил политического убежища в США.

В 2004 году совместно с Брайаном Кенни основал «SUPERM» — труппу мультимедийного локализованного искусства, выставляющуюся в галереях и музеях Нью-Йорка, Лос-Анджелеса, Москвы, Берлина, Лондона, Осло, Бергена, испанского Леона.

В сентябре 2011 года принял американское гражданство.

Библиография

• Упражнения для языка. Стехи о любви и ненависти. — New York, 1997. — 176 с.
• Америка в моих штанах. — Тверь: KOLONNA Publications, 1999. — 285 с.
• SS: Sверхчеловеческие Superтексты. — New York, 2000. — 240 с.
• Роман с Немцем. — Тверь: KOLONNA Publications, 2000. — 213 с.
• 30 интервью. — СПб.: Лимбус Пресс, 2001. — 496 с.
• Термоядерный мускул. Испражнения для языка: Избранные тексты. — М.: Новое литературное обозрение, 2001. — 214 с.
• Декларация независимости. — Тверь: KOLONNA Publications, 2004. — 112 с.

Источник

• [az.gay.ru/authors/contemporary/mogutin.html Литературный сайт Az.gay.ru — Ярослав Могутин]

Ссылки

• [www.SlavaMogutin.com Официальный сайт Славы Могутина]
• [slavamogutin.blogspot.com Ярослава Могутина] на веб-сервисе Blogger  (англ.)
• [www.youtube.com/slavamogutin Видеоканал Могутин, Ярослав Юрьевич] на YouTube
• [az.gay.ru/authors/contemporary/mogutin.html Неофициальный сайт Ярослава Могутина]
• [kievreport.com/literature/509 Интервью Ярослава Могутина онлайн-изданию kievreport.com]
• [artprotest.org/index.php/2011-03-04-17-06-17/pic.twitter.com/pic.twitter.com/index.php?2011-03-04-14-58-14=&catid=4&chtoto=1995-q-q-&id=3430&Itemid=4&option=com_content&ordering2=4&view=article О публикации Я.Могутина «Чеченский узел», ставшей причиной эмиграции в США]

Отрывок, характеризующий Могутин, Ярослав Юрьевич

– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.