Могучие утята (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Могучие утята
The Mighty Ducks
Жанр

комедия
драма
семейный фильм

Режиссёр

Стивен Херек

Продюсер

Джон Эвнет
Джордан Кернер
Мартин Хуберти

В главных
ролях

Эмилио Эстевес

Композитор

Дэвид Ньюман

Кинокомпания

Avnet/Kerner Productions,
Touchwood Pacific Partners 1,
Walt Disney Pictures

Длительность

100 мин.

Бюджет

10 млн

Страна

США США

Год

1992

IMDb

ID 0104868

К:Фильмы 1992 года

«Могучие утята» (англ. The Mighty Ducks) — кинофильм, снятый Walt Disney Pictures. Тематика и коммерческий успех фильм стали одной из ключевых причин того, что клуб НХЛ, созданный в 1993 году в Анахайме по инициативе The Walt Disney Company, получил название «Майти Дакс оф Анахайм» (с 2006 года — «Анахайм Дакс»).





Сюжет

Гордон Бомбей — успешный адвокат, которого коллеги-юристы не уважают за стремление выиграть дело в суде любой ценой (он нередко прибегает к грязным приёмам). Его ловят за рулём в нетрезвом виде и приговаривают к 500 часам общественных работ. На таком приговоре настоял его начальник, который желает, чтобы Бомбей научился играть честно и заботиться не только о себе. Бомбея назначают тренером детской хоккейной команды, поскольку он сам в раннем детстве играл в хоккей. Ему предстоит сделать из неумелых мальчишек гоняющих шайбу, профессиональных хоккейных бойцов. Заодно он попытается избавиться от дурных воспоминаний, когда он в финале Кубка Стэнли не забил решающий буллит.

В ролях

Интересные факты

Напишите отзыв о статье "Могучие утята (фильм)"

Ссылки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Могучие утята (фильм)

– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.