Модлинг, Реджинальд

Реджинальд Модлинг Reginald Maudling
Министр внутренних дел
20 июня 1970 года — 18 июля 1972 года
Глава правительства:	Эдвард Хит
Предшественник:	Джеймс Каллаган
Преемник:	Роберт Карр
Канцлер казначейства
13 июля 1962 года — 16 октября 1964 года
Глава правительства:	Александр Дуглас-Хьюм (с 18 октября 1963) Гарольд Макмиллан (до 18 октября 1963)
Предшественник:	Селвин Ллойд
Преемник:	Джеймс Каллаган
Министр колоний
9 октября 1961 года — 13 июля 1962 года
Глава правительства:	Гарольд Макмиллан
Предшественник:	Иан Маклеод
Преемник:	Дункан Сэндис
Министр торговли
14 октября 1959 года — 9 октября 1961 года
Глава правительства:	Гарольд Макмиллан
Предшественник:	Дэвид Экклз
Преемник:	Фредерик Эрролл
Генеральный казначей
14 января 1957 года — 14 октября 1959 года
Глава правительства:	Гарольд Макмиллан
Предшественник:	Уолтер Монктон
Преемник:	Перси Миллс
Рождение:	17 марта 1917(1917-03-17) Лондон, Англия, Соединённое Королевство
Смерть:	14 февраля 1979(1979-02-14) (61 год)
Партия:	Консервативная партия

Реджинальд Модлинг (англ. Reginald Maudling, 7 марта 1917, Лондон — 14 февраля 1979) — британский государственный и политический деятель, член Консервативной партии, занимал ряд министерских должностей, в том числе пост Канцлера казначейства.

Помимо политической деятельности был членом совета директоров ряда британских компаний, и после коррупционного скандала в одной из них подал в отставку и оставил политическую деятельность, хотя лично не был обвинен в злоупотреблениях.

Отрывок, характеризующий Модлинг, Реджинальд

Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]