Уотсон, Мод

Мод Уотсон
Гражданство	Великобритания
Дата рождения	9 октября 1864(1864-10-09)
Дата смерти	5 июня 1946(1946-06-05) (81 год)
Место рождения	Харроу, Лондон, Великобритания
Место смерти	Чармут, Дорсет, Великобритания
Начало карьеры	1881
Завершение карьеры	1889
Рабочая рука	правая
Одиночный разряд
Турниры серии Большого шлема
Уимблдон	победа (1884, 1885)
Завершила выступления

Мод Уотсон (англ. Maud Watson), полное имя Мод Эдит Элинор Уотсон (англ. Maud Edith Eleanor Watson; 9 октября 1864, Харроу, Лондон, Англия — 5 июня 1946, Чармут, Дорсет, Англия) — британская теннисистка, чемпионка двух первых Уимблдонских турниров, на которых проводились соревнования в женском одиночном разряде (1884 и 1885).

Биография

Мод Уотсон родилась 9 октября 1864 года в Харроу (Лондон, Англия) в семье приходского священника Генри Уильяма Уотсона (Henry William Watson) и его жены Эмили Фрэнсис Уотсон (Emily Frances Watson). Мод была третьим, самым младшим ребёнком в семье, после сестры Лилиан (Lilian, старше её на семь лет) и брата Эрскина (Erskine, старше её на пять с половиной лет). В 1865 году семья переехала в Берксуэлл, небольшую деревню в Западном Мидленде.

Мод Уотсон начала выступать в официальных соревнованиях с 1881 года. Первый турнир, в котором она приняла участие, проходил в июле 1881 года в Эджбастоне рядом с Бирмингемом. 16-летняя Мод выиграла этот турнир, победив в финале свою сестру Лилиан Уотсон. В 1882 году она участвовала в турнире в Лемингтоне, вместе со своим братом Эрскином победив в смешанном парном разряде. В том же году она победила в одиночном разряде на турнире в Челтнеме.

В 1883 году Мод Уотсон выступила в четырёх турнирах. В июне она победила на Чемпионате Западной Англии (англ. West of England Championship), который проходил в Ландсдауне (Бат). Вскоре после этого она сохранила свой титул, во второй раз победив на турнире в Челтнеме. В паре со своей сестрой Лилиан они победили в женском парном разряде на турнирах в Ландсдауне, Челтнеме и Лемингтоне. В августе Мод победила в одиночном разряде на турнире в Эксмуте — это была её третья победа в одиночном разряде в сезоне 1883 года.

Главным событием 1884 года был Уимблдонский турнир, в котором впервые разыгрывался чемпионский титул в женском одиночном разряде, за который боролись 13 претенденток. На пути к финалу Мод Уотсон обыграла трёх британских теннисисток, включая Бланш Бингли, которую она одолела в полуфинале со счётом 3-6, 6-4, 6-2. В финале 19-летняя Мод встретилась со своей сестрой Лилиан Уотсон и победила её со счётом 6-8, 6-3, 6-3, став первой в истории чемпионкой Уимблдонского турнира в женском одиночном разряде. Интересно, что следующий случай, когда чемпионский титул турнира Большого шлема разыгрывался между родными сёстрами, произошёл только в 2001 году, когда в финале Открытого чемпионата США по теннису встретились Серена и Винус Уильямс.

В 1885 году Мод Уотсон снова участвовала в Уимблдонском турнире, и снова вышла в финал, где она встретилась с Бланш Бингли и победила её со счётом 6-1, 7-5, тем самым сохранив свой чемпионский титул.

На Уимблдонском турнире 1886 года было введено новое правило: прошлогодней чемпионке не нужно было участвовать в общем турнире, а она играла матч «челлендж-раунда» с победительницей финала среди претенденток. В матче «челлендж-раунда» соперницей Мод Уотсон опять оказалась Бланш Бингли, которая победила в турнире претенденток. На этот раз Бингли смогла обыграть Уотсон со счётом 6-3, 6-3 и отобрать у неё звание чемпионки. Правда, в августе того же года Уотсон смогла взять реванш, победив Бингли в финале турнира в Эксмуте со счётом 7-5, 0-6, 6-3.

В 1887 году Мод Уотсон продолжала участвовать в турнирах, но в целом сезон был неудачным из-за прогрессирующих проблем, связанных с растяжением связок запястья. Вследствие этого она решила не участвовать в Уимблдонском турнире 1887 года. В 1888 году проблемы с запястьем продолжались, и Уотсон в основном ограничилась выступлениями на турнирах в парном разряде. Сезон 1889 года оказался последним в её карьере. Последний турнир, в котором она приняла участие, был турнир в Эджбастоне (тот же самый, с которого начались её выступления за восемь лет до этого), и она победила в одиночном и в обоих парных разрядах.

Вскоре после этого, будучи на отдыхе на острове Джерси, Мод Уотсон чуть не утонула, плавая у берега. Её с трудом удалось спасти, и после этого она долгое время страдала от связанной с этим болезни. Вместе с сестрой Лилиан они переселились в Берксуэлл. Во время Первой мировой войны Мод была комендантом вспомогательного госпиталя в Берксуэлле, и за её заслуги она была произведена в кавалеры ордена Британской империи.

Мод Уотсон никогда не была замужем. В 1932 году она переселилась в Чармут (графство Дорсет, Англия), где и умерла 5 июня 1946 года в возрасте 81 года.

Выступления на турнирах

Финалы Уимблдонского турнира

Одиночный разряд: 3 финала (2 победы — 1 поражение)

Результат	№	Год	Турнир	Соперница	Счёт
Победа	1.	1884	Уимблдон	Лилиан Уотсон	6-8, 6-3, 6-3
Победа	2.	1885	Уимблдон	Бланш Бингли	6-1, 7-5
Поражение	1.	1886	Уимблдон	Бланш Бингли	3-6, 3-6

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Мод Уотсон

Отрывок, характеризующий Уотсон, Мод

Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.