Можайский кремль

Можайский кремль
Вид на Соборную гору
Город	Можайск
Год постройки	XII-XVII вв.
Площадь кремля	4,5 га (0,045 км²)
Статус	Сохранился земляной вал с фрагментами фундамента башен, Никольские ворота
Количество башен	8
Количество сохранившихся башен	Никольские ворота (встроены внутрь Никольского собора)
Количество ворот	2
Высота башен	15 - 19 метров
Высота стен	6 - 12,8 метров
Толщина стен	2,20 - 4,30 метра
Культурное наследие Российской Федерации [kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=5010267000 объект № 5010267000]

Можáйский кре́мль — не сохранившаяся белокаменная (до XVI века — деревянная) крепость в городе Можайске, важный западный форпост Русского государства.

На данный момент от кремля остались земляные оборонительные валы, сохранившие фрагменты белокаменных башен и разновременных стен, и целые крепостные ворота с 11 метрами крепостной стены, встроенные в Ново-Никольский собор.

Именно здесь был основан первый замок, давший начало городу Можайску. В настоящее время является культурно-историческим центром города. Расположен на Соборной горе вдоль реки Можайки.

История

Древность

Археологические раскопки выявили на Никольской горе находки, датированные ещё 4-3 тысячелетием до нашей эры.

Нынешняя Соборная гора, если убрать с неё весь культурный слой, представляет собой два разных холма, которые возникли вследствие крупного оползня, произошедшего в 9-8 тысячелетии до н. э. Летописный ойконим «можае», который изначально произошел от одноименного гидронима, относится к раннему железному веку и имеет балтское происхождение.

На территории кремля находится «Городище Можайское» — типичное дьяковское городище железного века (VII в. до н. э. — V в. н. э.), вокруг которого нет никаких скоплений древнерусских памятников.

XI—XII век. Основание княжеского двора

Обитатели глухих москворецких лесов, находившихся на границе Смоленской, Черниговской и Ростовской земли, были почти не затронуты политическими, экономически и духовными процессами Киевской Руси. Еще в первой половине XI века здесь царила языческая старина, привлекавшая всех, кто бежал от христианизации. Постепенно в этих местах сложился непокорный, подвижный и вооруженный народ, известный как москворецкие вятичи. Они не знали городов, не строили крепостей. Лес служил им и домом и крепостью. Все изменилось после 1073 года, когда сыновья Ярослава Мудрого начали борьбу за киевский престол. В 1097 году состоял Любечский съезд, по которому Мономаху доставалась отчина отца — Переяславское княжество и признавались территориальные потери Чернигова, Смоленска и Ростова. Черниговская земля после Любеча оказалась между Переяславским, Смоленским и Ростово-Суздальским княжеством. И если принадлежность Владимиру Переяславля защищалась отчинным правом, то отсутствие общей устойчивой границы между спорными северными территориями могло привести к утрате контроля над Смоленском и Ростовом.

В конце X — начале XI века из Ростова в Смоленск был только один путь — через Волгу в Днепр, в обход лесной страны вятичей. Положение с дорогами изменилось после походов Мономаха «сквозе вятичи», и несмотря на то, что покорить окончательно вятичей не удалось, был проторен второй путь в обход них, теперь уже с юга. В 1097 году с потерей Черниговского и Муромо-Рязанского княжеств, Владимир Мономах лишается южного пути из Смоленска в Ростов. А северный путь по Волге был все так же не надежен, поскольку выходил за пределы Ростовской земли. В этих условиях оставалось одно — снова торить путь «сквозе вятичи», теперь уже по Москве-реке. Однако в этот раз у Мономаха на покорение вятичей не было ни сил, ни времени. Поэтому единственным политическим средством был «ряд» — договор между князем и вятичами. Попытки достижения согласия с ними осуществялилсь как со стороны Смоленского княжества, так и со стороны Ростовского. Хронологические рамки этих переговоров — с 1097 по 1113 год. Именно в этот период был основан город Владимир Залесский (1108 г.), а также, следуя этой гипотезе, еще две крепости, одна из которых стала впоследствии Москвой, а другая Можайском.

Древние городища раннего железного века, носившие в то время скорее сакральные и представительские функции, нежели жилые или фортификационные могли служить местом фиксации разных межобщинных договоров. В результате заключения договора князь имел право установить на такой территории особый знак, «знамянье», или получить часть сакральной территории, «место», для размещения своего представительства. Так, в период между 1097 и 1113 годом на высоком оползневом холме в излучине реки Можайки при впадении в неё Петровского ручья, рядом с одним или двумя древними городищами был построен укрепленный княжеский двор и православная церковь, что и положило начало городу Можайску. Из четырех существовавших в округе центров ни Тушков городок, ни Троицкое городище и ни Долгининское, а именно гора в излучине Можайки больше всего была пригодна для контроля нового пути «сквозе вятичи». Ведь от верховьев реки Можайки не более 1500 метров до истоков реки Мжут, которая впадает в реку Протву, впадающую в Оку. Этот речной путь представляет собой кратчайшую дорогу из недружественного Черниговского княжества к верховьям Москвы-реки. Кроме того, в долине Протвы обитало еще непокоренное балтское племя голядь.

По другой теории, Можайск обязан своим появлением древнему волоку, одному из вариантов пути из варяг в греки. Именно в районе Можайске находится самый узкий участок водораздела рек Протвы и Москвы.

XII век. От княжьего двора к погосту

После 1113 года ничто уже не угрожало путям, соединяющим Смоленское и Ростово-Суздальское княжества. Первый укрепленный детинец на Соборной горе существовал уже в XII веке, в районе Ново-Никольского собора. Укрепления были аналогичны ранним укреплениям Москвы. Они представляли собой древесно-гумусную насыпь, структурированную бревенчатыми дубовыми конструкциями, и покрытую слоем глины. Облицовка вала представляла собой «хаковую» конструкцию: горизонтально уложенные бревна удерживались при помощи деревянных балок с крюками. Балки были впущены в вал и удерживались там при помощи свай. Фрагмент такой конструкции, характерной для фортификации XI—XII вв., был найден археологами внутри Ново-Никольского собора в 2006 году. Полной аналогией данной находки является конструкция вала, обнаруженная в 1959 г. в Московском кремле. Этот факт укрепляет гипотезу о единой программе градостроительства на пути «сквозе вятичи», в рамках которой были основаны Москва и Можайск. По верху вала была устроена деревянная стена, составленная из срубов. Башен на стенах для крепостей этого времени не предусматривалось.

К востоку от крепости находился посад XII века, к северу от посада было небольшое православное кладбище. Въезд в крепость был устроен в виде захаба и снабжен проездной воротной башней, в которой, вероятно, находилась первая церковь. Ранний въезд в крепость располагался на месте Петропавловского храма. Существование церкви подтверждено находками византийских амфор для вина и масла.

К концу 1130-х гг. функция поселения меняется от княжеской усадьбы-«места» к погосту, игравшему важную роль в процессе феодализации, окняжения и христианизации местного населения. Помимо постоянного гарнизона и воеводы здесь появляется население, обслуживающее процесс сбора налога (податей), а так же периодически вершился княжеский суд. К востоку от крепости продолжал существовать небольшой неукрепленный посад. Часть прилегающих с севера пологих склонов холма стали распахивать. В одной из балок было устроено глинище для местных гончаров.

XIII — начало XVI века. Деревянный детинец

Можайск впервые упоминается в летописях с 1231 года, когда он находился в составе Смоленского княжества. В том году крепость безуспешно пытался захватить переславский князь Ярослав.

В 1237—1238 годах произошло первое монгольское нашествие на Русь под предводительством Батыя. Однако можайский удел Смоленского княжества волею судьбы избежал не только татарского разгрома, но и литовских набегов на Смоленск.

В первой половине XIII века посад исчезает, а его место занимает расширявшееся православное кладбище.

Во второй половине XIII века вал лишился «хаковой» облицовки, был досыпан и расширен без изменения трассы самого укрепления.

В 1277 году упоминается «град Можаеск». До этого года летописи «не замечают» Можайск, связанно это было с тем, что укреплённый княжеский двор с небольшой крепостью можно было с большой натяжкой назвать городом. Полноценные посады вокруг княжьей крепости появляются во второй половине XIII века, что не противоречит летописи. С этого года Можайск и становится настоящим городом.

В 1293 году крепость сжёг хан Дюдень.

В 1303 году, после захвата крепости московским князем Юрием Даниловичем, город вошёл в состав Великого княжества Московского. В 1341 и 1370 годах крепость выдержала осаду литовского князя Ольгерда, а в 1382 году разорена Тохтамышем.

Земляной оборонительный вал, дошедший до нас, был насыпан не ранее XIV века.В XIV веке на территории детинца было построено одно из первых каменных зданий — Никольский собор (позднее Старо-Никольский). По виду он напоминал Успенский собор конца XIV века на Звенигородском городке. Вероятно, их строила одна артель мастеров. В это же время неизвестным автором была выполнена из дерева статуя Николы Можайского, которая позднее стояла на Никольских воротах. В конце XV века из «мячковского» камня были построены Никольские ворота с церковью Воздвижения на них (позднее Ново-Никольский собор был построен на месте ворот). По версии Т. Г. Горбачевской, башня построена в 1541 году (понятно, что дата взята из записи на камне Петропавловского храма). По версии Г. Я. Мокеева, она была построена в 1470 году во время правления Юрия Васильевича, князя дмитровского и можайского. Однако известно, что за короткий промежуток правления (1462—1473), Юрий Дмитровский даже в своей столице Дмитрове не построил ни одной каменной церкви, не говоря уже о других городах. Также маловероятно, что церковь построена в 1541 году, так как в середине XVI столетия белокаменное строительство на Руси уже практически не велось и было заменено кирпичным. Наиболее вероятна версия А. Г. Савина, по которой ворота и церковь относятся к числу построенных во время правления князя угличского и можайского Андрея Васильевича Большого в 1481—1493 гг. На подвластных ему землях он развертывает обширное каменное строительство, что прямо указывает на его особый интерес к архитектуре.

Кремль описывает итальянец Франческо да Колло, побывавший в Можайске в 1518 году. Сигизмунд Герберштейн, побывавший в Можайске в 1517 и в 1526 годах, в своей книге писал про деревянный кремль в Можайске.

К 1536 году относится самое раннее упоминание о Воздвиженской церкви.

XVI — начало XVII века. Новая деревянная крепость

В 1541 году старая крепость отстраивается заново после сильного пожара. По преданию, приказ о строительстве новой крепости был отдан Иваном Грозным.

Память об этом событии сохранила надпись на стене Петропавловской церкви: «лета 7049-го делали паперть, да и город делали тогож лета пожгле я». Вероятный перевод — «В 1541 году делали паперть да и город делали, поскольку в том году их сожгли». Причины пожара неизвестны, археолог И. И. Кондратьев связывает это с бунтами и разбоями во время правления Елены Глинской и проведением первого этапа губной реформы. После того пожара от укреплений дерево-земельной крепости остались только лишь земляные валы, да обгоревшая белокаменная Никольская башня XV вв.

В писцовых книгах Можайского уезда 1596—1598 гг. содержится первая подробная роспись крепости:

Кремль имел форму неправильного шестиугольника в 269 саженей. Длина стен не считая башен была 336 саженей (592 метра). С севера он был окружен речкой Можайкой, искусственно поднятой плотиной, а с востока, запада и юга глубоким, частью естественным, местами рытым на 10 аршин глубины, рвом. Крепость соединялась с посадом в части торга с юго-восточной стороны деревянным «на взрубех» (то есть на деревянных сваях, засыпанных землей) мостом, имевшим в длину 65-56 (примерно 120 метров), ширину 4 сажени и высоту 13 аршин.

В крепости имелось двое ворот: каменные Никольские с церковью Воздвижения с юга и деревянные Петровские с севера с крутым спуском, идущим по откосу вала параллельно стене, к реке Можайке и городским пристаням, что характерно для ряда ранних московских крепостей. Между воротами находилась главная улица крепости. На Никольской башне находилась вышка для часов с боем, к которым был приставлен часовщик. Кроме того, в крепости значились 4 башни: Наугольная от реки Можайки (последующая Косая наугольная), около часовни (Белая), против Торга (Красная) и Наугольная против Иоакимо-Анненского монастыря (Круглая наугольная). Деревянные стены и башни ко времени росписи пришли в упадок — «деревянная обмазанная глиною стена обвалилась, а кровля на городе сгнила». Внутри крепости находились:

• Каменный собор Николая Чудотворца Можайского с приделом мученика Христова Георгия.
• Каменная церковь на Никольских воротах Воздвиженья креста с приделом Николы Чудотворца Можайского (здесь хранился резной образ Николы Можайского).
• Деревянная шатровая церковь Спаса Преображения (у Поганого озерка). Имела кладбище размером 52 на 10 сажени.
• Деревянная шатровая церковь Дмитрия Солунского (у Чистого озерка).
• Деревянная срубная церковь Похвалы Богородицы с приделом Михаила Архангела (местоположение неизвестно).
• Изба с клетью, где размещались губные старосты
• Изба с сенями городового приказчика и целовальников денежного сбора.
• Подворье никольского притча, состоящее из 2 изб с сенями никольского протопопа с братею, 4 срубов для соборных попов, 2 изб с сенями под богадельни с 12 проживающими там нищими и 2 изб с сенями для никольских сторожей.
• 2 тюрьмы в виде острогов, внутри которых 2 избы с сенями для тюремных сторожей.
• Подворье Лужецкого монастыря, состоящее из 2 изб с сенями и амбара.
• 7 государевых житниц (хлебные склады, «ветхи пусты»).

Остальное свободное пространство крепости занимали осадные дворы.

Вооружение крепости находилось в бедственном положении. Арсенал насчитывал 4 медных пушки на башнях (без станков и колес), 10 пушек по стенам (пищали затинные, городовые «мушкеты»). Две пушки имели калибр 1 фунт (50 мм), а к ним 200 железных ядер, третья пушка калибром полфунта была снабжена 100 ядрами. Четвертое, самое большое, орудие имело калибр 2,5 фунта и боезапас в 100 ядер. Городовые пушки имели калибр 1/8 фунта. Каждая из них была снабжена 100 железных ядер. Пороху в арсенале было 7,5 пудов («зелья пищального»). Такого вооружения могло хватить только для боевого расчета Никольских ворот и двух башен.

Начало XVII века. Белокаменная крепость

В 1603 году в Можайск приезжал Борис Годунов из Борисова городка с семейством. Видя обветшалую деревянную Можайскую крепость, он приказал начать строить белокаменную. В 1603—1605 гг. были возведены: каменные стены между Никольскими воротами, башней Кухней и деревянными Петровскими, сама башня Кухня, часть стены между Красной и Белой башнями, сама Белая башня и стена до Никольских ворот. Позднее все каменные башни и стены (кроме Никольской башни) были разрушены во время польской осады 1618 года.

В апреле 1606 года в Можайске вместе со своей свитой остановилась Марина Мнишек, ехавшая в Москву. В 1608 году войска Лжедмитрия 2 подошли к Можайску. Гарнизон крепости оказал им сопротивление, но поляки вынудили его сдаться. В записке одного польского ротмистра того же года описывается это событие:

Только в Можайске не хотели было принять его [самозванца] и заперлись в монастыре св. Николая. Но этот монастырь с Острогом стоял на небольшом холме и с соседнего холма [Брыкиной горы, прим. ав.] можно было видеть, что делается в крепости... Поляки с этого холма стали стрелять из пушек и скоро принудили осажденных сдаться.

Поскольку паломничество богомольцев в крепостные храмы было явлением заметным и частым, иностранцы иногда называли крепость монастырем святого Николая. В крепости же был назначен польский наместник — воевода Николай Вильчек. Интервенты грабили и разоряли население, горели дома и посевы. Поляками была увезена резная икона Николы Можайского.

В 1610 году царь Василий Шуйский со своим войском подошел к Можайску и тайно послал Вильчеку сдать город за 100 рублей. Тушинцы и интервенты покинули его, но 25 июня войска короля Сигизмунда 3 заняли Можайск.

В 1613 году Можайск был освобожден. В это время князь Сулешов получает казну и уходит в Москву, оставляя в Дорогобуже, Вязьме и Можайске воевод и ратных людей «сколько пригоже» и наполняет города хлебными запасами «устроив осады совсем, чтоб в них сидеть бесстрашно». Дальновидность и целесообразность этого распоряжения расскроется в 1617—1618 годах. В ноябре 1617 года из Москвы к Можайску тайно подошли полки воеводы Лыкова. В декабре того же года польский королевич Владислав, организовавший поход на Москву, пытался внезапно овладеть Можайском, но неудачно. Воеводы крепости Федор Бутурлин и Данила Леонтьев знали о движении неприятеля и были готовы его встретить.

Попытка Владислава внезапно взять город в январе 1618 года не имела успеха — он был вынужден отвести войска к Вязьме. В июне 1618 года королевич вновь осаждал Можайск, но город взять не смог и решил оставить его в тылу. Можайское сражение происходило именно тут. Во время осады были взорваны лобовые каменные части крепости — угловая каменная башня от моста и торга (на их фундаменте позднее были выстроены башни Кухня и Белая) и пороховая палатка у алтаря крепостной Воздвиженской церкви.

По Деулинскому перемирию Можайску была возвращена икона Николая Можайского.

XVII — начало XIX века. Кирпичный кремль

После потери Смоленска Можайск стал приграничным городом. Было решено возвести на месте старинной деревянной крепости новый каменный кремль. Первоначально проект Можайской крепости заказали англичанину Джону Талеру (Ивану Толеру, как он назван в русских документах тех лет), однако он исполнил проект, не принимая во внимание особенности рельефа местности.

Зодчий Иван Васильевич Измайлов отметил слабости проекта в письме царю: «Я, холоп ваш, сколько знал и тому мастеру рассказал, что так по ево чертежу тот вал делать не пристроит, казне б вашей государской убыток был великой, а в городе б тем валом защиты не было, лишь бы в нём тесноты прибыло, и то б озерко, что в том городе Можайску ныне вычищено, засыпалось». Дальше Измайлов сообщал о согласии Талера с его замечаниями: «Тот мастер Иван, со мной, холопом вашим, рассматривал вместе по моему слову, и, рассмотря, он, мастер, что тот чертеж его не пристоит, начертил его без хитрости, а делать-де по нем того валу не пристоит».

В дальнейшем строительство велось под руководством Ивана Измайлова. Вместе с ним работали зодчие Бажен Огурцов (автор Теремного дворца в Московском кремле), Михаил Ушаков (умерший во время работ и похороненный в Можайске), а также известный ярославский мастер Федор Возоулин. С 1624 по 1626 год русские мастера возвели в городе мощный кремль по образу московского Китай-города. В крепость вели двое проезжих ворот — Никольские и Петровские. На Никольских была надвратная церковь. Уже существовавшие Никольские ворота строители включили в новое сооружение. Стена, шириной от 2 до 4 метров, имела подошвенный, средний и верхний бои, а также башни. Башня Кухня была названа так потому, что рядом с ней располагалась мукомольня и другие хозяйственные строения. В северо-западном углу кремля стояла Косая наугольная башня, далее шли Петровские ворота, полубашенье Сурино Колено, Глухая и Красная башни, и наконец Белая башня, построенная ещё при Борисе Годунове. Высота башен колебалась от 10 до 20 метров. На крыше башен были тесовые шатры. Кремль был побелен известью и издалека казался полностью белокаменным, хотя его сложили частично из кирпича, а частично из камня, который добывали на берегу Москвы-реки близ станции Тучково. Под стенами около Белой башни были сделаны «подлазы» — тайные ходы. Ходы были выложены белым камнем и закрывались железными воротами размером 0,7 х 1,6 метра. Около Поганого озера располагались бани и под откосом у башни Кухни — хлебопекарни, здесь же находились жилища гарнизона.

Можайская крепость заменила находившуюся в руках поляков Смоленскую крепость.

В 1632 году воеводой крепости был назначен знаменитый Дмитрий Пожарский. Внутри находился сильный гарнизон, хранились запасы оружия и пороха. В 1683-1685 годах была перестроена Никольская башня с надвратным Никольским храмом по приказу патриарха Иоакима.

Запустение крепости

В 1686 году был заключен вечный мир с Польшей и крепость начала постепенно приходить в упадок. Трескались и разрушались её стены. Никому не нужный, запущенный кремль привлекал лишь местных жителей (кирпичом и белым камнем), да путешественников своим необычным видом.В 1704 году воевода Ларионов описал безрадостную картину. Крепость к тому времени лишилась кровли, Косая и Петровская башни «расселась надвое» с вершины до подошвы, полубашню Сурино Колено «вихрем выломало», вместо неё «поставлен сруб и тот сруб сгнил», труба для водяного сходу у Петровских ворот засорилась. Двери у подлазов вывалились, кирпич из стены местами осыпался, вода в Чистом озере испортилась, вокруг стен крепости осыпи, артиллерия слаба, а порох отсырел, Поганое озеро высохло, деревянный мост до посада сгнил и обвалился.

Огромный пожар 1748 года, разразившийся в Можайске, лишь дополнил страшную картину разрушения. В 1775 году Петровские ворота были закрыты за ветхостью. В те годы Можайск посетил известный историк Герхард Миллер: «В городе расположена каменная крепость, стоящая на некотором возвышении, и в которой ничего, кроме церкви и воеводской канцелярии, не находится». В 1779 году начинается капитальная перестройка Никольского на крепостных воротах собора. Причиной тому являлись трещины в соборе и ветхость старого моста. Но вскоре, из-за хищения церковных сумм, постройка была временно приостановлена.

В мае 1782 года вышел правительственный указ о разрешении разобрать крепостные стены в Коломне, Серпухове и Можайске «по крайней их ветхости», поскольку падающие камни угрожали людям.

Московский губернатор Аршеневский в рапорте 22 мая 1802 года писал:

Что же касается до перенесения моста на другое место, то сие весьма нужно, ибо и прежде предполагал я, миновав церковь, сделать в стене проезд в крепость, поелику ворота ныне под самою церковью и от сотрясения, причиняемого проезжающими, часто вред всему зданию оной делают... поелику он (древний мост) стоит теперь на косогоре, делая тем и для собора большой вред, отчего и показались в некоторых местах на оном трещины

В 1802 году была начата разборка Можайского кремля. А поскольку камень и кирпич рекомендовалось использовать на ремонт старых храмов, было решено перестроить старый надвратный собор (Ново-Никольский собор). Через несколько лет, к 1803-1805 гг., интереснейшее сооружение русского зодчества исчезло с лица земли. О нём напоминал лишь можайский герб, принятый в 1781 году.

XIX век

Для строительства Нового Никольского собора были использованы крепостные Никольские ворота и надвратная церковь. Собор было решено строить в стиле неоготики. Возвдиженский придел был до основания разобран и заново отстроен (шире на 3 сажени) — в честь иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радости. Ворота крепости заделаны с обеих сторон кирпичной кладкой. Колокольня разобрана, как и старое пятиглавие (до перестройки церковь была копией Рождественского собора в Лужецком монастыре), а вместо была сооружена ротонда-купол с четырьмя «мавританскими» башенками по углам. С запада пристроили новую многоярусную колокольню с высоким шпилем. Снаружи собор был обложен в 2,5 кирпича. Строительство собора продолжалось с 1802 по 1814 год.

Война 1812 года нанесла большой ущерб недостроенному собору. Французы сожгли иконостасы, от пожара упали и повредились колокола. Однако икона Николы Можайского и богатая утварь, спрятанная в подвалах, уцелела. К 1814 году была достроена колокольня, наверху были устроены часы с боем. В 1829 году ротонды была устроена церковь Спаса Нерукотворного.

В 1844 году рухнул белокаменный собор XIV века — одно из самых древних каменных строений Можайска. В 1846—1852 годах на его месте был отстроен новый собор в честь Петра и Павла, повторявший черты старого и включивший в себя часть фундамента. Примерно в это время появляется здание церковно-приходской школы, которое находилось справа от собора, между Петропавловским храмом и мостом.

Советское время

В апреле-мае 1922 года из собора были изъяты драгоценности, включая ризу и митру с иконы Николы Можайского. Н. И. Власьев в своих тетрадях подробно описывает ризу и делает пометку «ныне цела, и по словам А. П. Хотулева и Н. П. Виноградова хранится в Кремле в Оружейной палате».

В 1932 году была демонтирована чугунная ограда у склона холма, которую можно увидеть на фотографиях Прокудина-Горского 1911 года.

В 1933 году собор был закрыт, резная икона Николы Можайского увезена в Третьяковскую галерею, где и хранится по сей день. Во время немецкой оккупации в 1941 году на территории кремля был организован лагерь для военнопленных. В то же время в ходе боевых действий 1941—1942 годов была разрушена ротонда Никольского собора над центральной частью. Вероятно в это же время сгорело здание церковно-приходской школы.

25 января 1942 года на западной оконечности Соборной горы была устроена братская могила советских воинов. В 1956 году на могилу был поставлен монумент из искусственного мрамора. Позднее на постамент была установлена скульптура 2 солдат, которая ранее стояла на Чертановской высоте. 5 августа 1960 года в эту могилу были перезахоронены воины с Петровского и городского кладбища. Всего здесь захоронено 1393 человека, 35 из них известны.

В 1960-х годах была проведена реставрация Никольского собора. Ротонда восстановлена не была, так же не были восстановлены поврежденные часы — их механизм хранится в запасниках Бородинского музея. После реставрации внутри собора была открыта трикотажная фабрика.

После войны на территории кремля был открыт Парк Культуры и Отдыха. В Привратной часовне был устроен шахматный клуб, её шпиль был утрачен за ветхостью в конце 40-х годов. На месте высохшего Поганого озерца была устроена сцена с танцплощадкой и трибунами. Особенность рельефа в этом месте создавала эффект амфитеатра. Между земляным валом и Петропавловской церковью были установлены качели и карусели. Появился общественный туалет.В 1980-х годах собор был передан в управление Бородинскому музею. В 90-х годах была разрушена сцена с трибунами, были убраны карусели и был ликвидирован ПКиО. В 1994 году в Никольском соборе возобновились богослужения.

Современность

В начале 2010-х годов началась реализация проекта по созданию макета каменного Можайского кремля XVII века. Инициатором является настоятель собора отец Даниил, исполнителем же стал староста храма Василий Михайлович Голиков, который выточил макеты всех башен Кремля, крепостных стен и Никольского собора. Макет расположился справа от церкви Петра и Павла. В 2014 году на месте установки был выложен рельеф, повторяющий изгибы Соборной горы; также на макете представлены 2 озера — Чистое и Грязное. Весной 2015 года начались работы по монтажу крепости и башен.

В данный момент на территории кремля расположена трапезная (сгорела 16 декабря 2013 г., теперь расположена в другом здании), дом священников. Внутри Никольского собора есть церковная библиотека и церковная лавка. В библиотеке проводятся занятия воскресной школы. При храме есть благотворительная столовая. Также на 1 этаже собора (в подклете) находится церковно-археологический музей. В нём можно увидеть находки, найденные на территории кремля, включая военные предметы обмундирования времен 1941—1945, находки из прошлых веков, церковную утварь и кресты. На стендах музея можно увидеть фронтовые письма, старые фотографии, карту ПКиО 1970-80-х годов и многое другое.

Ансамбль Кремля

Сохранившиеся объекты

Никольский собор

Построен в 1802—1814 годах. Включил в себя Никольскую башню кремля, 11 метров крепостной стены и старый Никольский собор 1683—1685 годов постройки. Автором проекта был московский архитектор Алексей Никитич Бакарев, ученик М. Ф. Казакова. В 1933 году собор был закрыт. Пострадал во время боев 1941—1942 годов. Восстановлен без купольной ротонды. После реставрации в 1960-х в нём разместилась трикотажная фабрика, и лишь в 1980-х годах его вместе с прочими зданиями на кремлёвском холме передали в ведение Государственного Бородинского военно-исторического музея. С 1994 года в соборе возобновились богослужения.

Петропавловский собор

Изначально на месте современного собора находился древний белокаменный городской собор XIV—XV века. До 1814 года назывался Никольским (Нижним или Старым). Ещё в конце XVII века сильно обветшал, но был укреплен металлом. Пожар 1812 года повредил метталические стяжки, и к 1830 году собор опять требовал срочного ремонта. По причине административных проволочек к ремонту собора смогли приступить лишь спустя 14 лет, в 1844 году. В этом же году рухнул. На его месте был построен новый храм, повторивший очертания старого. Строительство велось в 1849—1852 годах. Закрыт в 1930 году. С 1960-х — городской музей. Храм в настоящее время закрыт, иногда проводятся отпевания усопших. В 2012-м году был установлен новый купол, заново расписаны стены.

Прочие объекты

Фото	<center>Название	<center>Дата постройки	Описание
	Кремлевский каменный мост	1802	Новый каменный мост в крепость был создан взамен старого ветхого. Материал, из которого он построен был добыт из стен и башен кремля. Памятник федерального значения. Находится в аварийном состоянии. 22 мая 2016 г. обвалилась часть моста (каменное ограждение, то что видно на снимке).
	Кремлевская часовня	1912—1913	По легенде, убитых после Бородинского сражения не успевали заносить на высокий холм к Никольскому собору для отпевания. Поэтому священники спустились вниз и отпевали там. В память этого события на том месте была открыта часовня. Часовня пережила ВОВ, но сильно обветшала в 60-80 годах. Была отремонтирована в 1990-х. Памятник федерального значения.
	Привратная часовня и Кремлевские ворота	Нач. XIX в.	Ворота и часовня были построены из кирпичей кремля. Памятник федерального значения. Главка часовни была утрачена в послевоенные годы, а сам купол — в 90-х гг. В настоящий момент внутри расположена ремесленная мастерская. Кремлевские ворота же используются по прямому назначению — в 22 часа огромные двери запираются и открываются только в 6 утра.
	Надкладезная часовня	2004-2007	До революции на Чистом озере находилась деревянная купель с часовней, утраченная к 20-м гг XX века. В середине 2000-х годов была построена новая часовня-купель. Однако находится она не на самом озере, а на возвышении над ним.
	Братская могила	1942—1943	Братская могила советских воинов, погибших в боях за Можайск. Всего здесь захоронено 1393 человека, 35 из них известны
	Земляной оборонительный вал	XIV век	Крепостной вал объединяет оба холма в единую фортификационную систему длиной 630 метров и площадью почти 5 гектаров. В некоторых местах вал играет роль своеобразной дамбы, формирующей Чистое и Грязное озерца. Если не учитывать естественное осыпание, земляная фортификация прекрасно сохранилась почти по всему периметру городища, кроме южной бровки холма, где ныне стоит Ново-Никольский собор. Самый высокий участок вала находится с восточной стороны горы.
	Чистое озеро	-	Родниковое озеро, известное ещё с XVI—XVII веков, служило резервным запасом воды на случай осады крепости. Оно расположено на высоте 17 метров над уровнем реки Можайки. При строительстве крепости родник отгородили земляным валом и в результате образовалось озеро. До революции на озере находилась купель с часовней. В 2000-х годах озеро облагородили.

Башни кремля

<center>Иллюстрация	<center>Название	<center>Год постройки	<center>История	<center>Сохранилось
	Никольская башня	1470	Являлась городскими воротами с надвратным храмом. Выступали перед городской стены на 8,8 метров. Башня представляла собой прямоугольник размером 3,75 на 9,25 метров. В 1683—1685 годах была перестроена вместе с храмом. В 1802—1812 годах встроена в Ново-Никольский собор, а ворота закрыты с обеих сторон.	Башня с городским собором и 11 метрами крепостной стены внутри Ново-Никольского собора.
	Башня Кухня	1603—1605	Белокаменная башня была повреждена во время смуты и заново надстроена в 1624—1626 годах. Представляла собой квадрат 7,5 на 7,5 метров. Высота — 15 метров. Была названа так потому, что рядом с ней располагалась мукомольня и другие хозяйственные строения. Имела 3 яруса. Разобрана в 1802 году.
	Косая Наугольная башня	1624—1626	В 1541 башня была деревянная. Новая имела высоту 14,6 метров без цоколя, а с цоколем и шатром 24 метра. Ширина — 9,5 метров. Имела 3 яруса. К 1704 расселась с вершины до подошвы. Разобрана в 1802 году.	Фрагменты башни и её фундамента. Частично фундамент крепостной стены.
	Петровская башня	1624—1626	В 1541 башня была деревянная. Включала в себя Петровские ворота, которые были сделаны «по-китайски», по примеру Варварских ворот. Выступали из стены на 10,77 метров. Высота башни — 19 метров, размеры — 14,15 на 13,87 метров. Въезд располагался в смежных стенах — южной и западной. Имела 4 яруса. К 1704 году расселась с вершины до подошвы. Была закрыта за ветхостью в 1775 году. Разобрана в 1802 году	Первый цокольный этаж, состоящий из рядов камня.
	Башня Сурино Колено	1624—1626	Возможно название связано с Суринской слободой и поздним селом Новосурино. Над крепостной стеной башня не выступала. К 1704 году башню «вихрем выломало», вместо неё был поставлен сруб и тот сруб сгнил. Вероятно башня окончательно сгорела во время можайского пожара 1748 года.	-
	Круглая Глухая башня	1624—1626	В 1541 башня была деревянная. Разобрана в 1802 году	Белокаменный фундамент, торчащий со склона горы и фундамент крепостной стены.
	Красная башня	1624—1626	В 1541 башня была деревянная. Восьмигранная башня. Разобрана в 1802 году	Фрагменты белокаменного фундамента.
	Белая башня	1603—1605	Белокаменная башня была повреждена во время смуты и заново построена в 1624—1626 годах. Разобрана в 1802 году.	-

Наместники и воеводы крепости

Год	Имя	Комментарий
1432—1446	Василий Иванович Замыцкий-Чешиха
1490—1492	Семен Иванович Воронцов
1492—1493	Александр Васильевич Оболенский
1493 — ?	Андрей Федорович Челяднин
1608—1610	Николай Вильчек	Поляк
1610—1613	Николай Струсь	Поляк
1613	Нащокин
1614	Отрепьев Смирной Елизарович
1614	Замыцкий Иван Андреевич
1616	Шеховский Семен Данилович
1617	Федор Бутурлин, Данила Леонтьев, Волуев Григорий
1617—1618	Борис Михайлович Лыков-Оболенский	Князь
1618	Федор Волынский
1623—1625	Игнатьев Федор Иванович
1625—1627	Загряжский Петр Алексеевич	Стольник
1627—1634	Князь Дмитрий Пожарский	Князь
1634	Осип Иванович Щербатов	Князь
1635	Волконский Петр Андреевич	Князь
1636	Вяземский Иван Семенович	Князь
1641	Козловский Афанасий Григорьевич	Князь
1642	Иван Тимофеевич Вадбольский	Князь
1646—1647	Загряжский Дмитрий Иванович
1648—1649	Мещерский Богдан Матвеевич	Князь
1650—1652	Загряжский Алексей Владимирович
1652—1654	Шаховской Яков Дементьевич	Князь
1654—1657	Изъединов Борис Якимович
1658—1662	Воейков Никита Савинович
1662—1663	Асекин Елисей Андреевич
1664	Ушаков Иван Гаврилович
1665—1671	Воейков Никита Савинович
1672	Аксаков Иван Александрович
1675—1677	Кузовлев Иван Агеевич
1678—1681	Шахматов Петр Иванович	Стольник, князь
1681—1683	Челищев Евстрат Федорович
1683—1685	Зеленой Никифор Сергеевич
1685—1686	Чернышев Ерофей Богданович
1687—1688	Шахматов Петр Иванович	Князь
1689—1690	Греков Семен Григорьевич, Савелов Петр Тимофеевич (стольник)
1691—1692	Дурново Павел Петрович
1693—1696	Евлашев Гавриил Агеевич
1697—1699	Бологовский Петр Васильевич	Стольник
1700	Коробов Петр Васильевич	Стольник
1702—1703	Савелов Петр Тимофеевич	Стольник
1704—1706	Ларионов Петр Прокофьевич	Стольник
1708	Шишков Ларион Иванович	Стольник
1709—1710	Дохтуров Данила Петрович
1748—1750	Воинов Михаил	Титулярный советник
1750	Извеков Михаил	Коллежский асессор
1758	Толубеев Николай
1775	Ступишин Алексей	Коллежский советник
1778	Жохов Василий Алексеевич	Майор
1780—1781	Ступишин Алексей, Жохов Василий Алексеевич

Соборная гора

Известные названия холма, на котором расположен кремль — Никольская гора, Соборная гора, Кремлевский холм. В народе бытует название «Николка», «на Николке». С виду треугольный холм, охваченный кольцом оборонительного вала, кажется изначально единым. Однако современная поверхность Никольской горы сформирована отложениями культурного слоя, который в некоторых местах достигает 10 метров. Вполне правильным будет утверждение, что холм по большей части насыпной. Если «убрать» весь культурный слой, то в исходном рельефе холм кремля распадается на два холма, которые различаются своей высотой на 6 метров. Размеры холмов тоже разные — северо-западный имеет размер 50х100 метров, а юго-восточный 100х160 метров. Северо-западный склон сильно изрезан балками.Река Можайка постепенно пропилила моренный вал, отделявший её от обводненной области к югу. Перехваченная Можайкой вода устремилась по руслу реки и начала подмывать берега. Это создало условия для гигантского оползня, который и образовал «двойную» Никольскую гору 8-9 тысяч лет назад.

В бронзовом веке были освоены не только прибрежные части рек и озер, но и высокие бровки долин, отдельные холмы и мысы. Высокий останцовый Никольский холм в эпоху бронзы был еще более заметной доминантной, поэтому весьма велика вероятность обнаружения здесь артефактов того времени. В Можайском районе имеется довольно много находок каменных топоров, часто отмечающих места фатьяновских могильников (3 — 2 тыс. до н. э.). Среди них два таких топора были найдены на территории города Можайска, на Власьевой горе и у здания ОВД. Среди находок этой эпохи в городе на берегу реки Можайки была обнаружена мотыжка из лосиного рога, обнаруженная археологами в 2005 году.

Археологическими раскопками на территории кремля были выявлены слои и находки дьяковской культуры (7 в. до н. э. — 5 в. н. э.) и раннего железа. Вероятно в районе Петропавловского и Ново-Никольского собора также может быть открыто поселение раннего железного века.

Напротив Никольской горы, на Брыкиной горе, в 2006 году были обнаружены находки финно-угорских племен IX—X веков, что позволяет искать в этом месте дославянский могильник и поселение.

В настоящий момент Кремлевский холм представляет собой городище, взятое на государственную охрану как археологический памятник «Городище Можайское». Предметом охраны является полностью весь холм с напластованиями культурного слоя.

Оползни

14 апреля 2013 года в 10 часов утра в непосредственной близости от Ново-Никольского собора сошел оползень, размером 40х30 метров. Оползень засыпал 2 гаража, раздавил автомобиль. С собора выпали обломки декора и несколько кирпичей. В 10:59 в городскую администрацию поступило первое сообщение о происшествии. Одной семье было предложено место в резервном жилом фонде, всего 12 человек вынужденно покинули свои жилища. В ближайших домах был отключен газ. СМИ сообщали о том, что расстояние от кромки оползня до собора составляет 17-10 метров, но на самом деле оно составляло 8-4 метра.

Министерство культуры РФ на проектировку и сами работы выделило более 100 млн рублей.

В январе 2014 работы были начаты. В феврале было проведено бурение скважин.

В марте 2014 года начались масштабные работы — была огорожена территория, начато укрепление склона.

7 ноября 2014 года все работы были завершены. Наверху была устроена смотровая площадка.

• Nik opolz2.PNG

  13 апреля 2013

• Nik opolz1.JPG

  14 апреля 2013

• Nik Avar 1.JPG

  16 марта 2014

• Nik Avar 2.JPG

  16 марта 2014

• Nik opolz3.jpg

  21 апреля 2014

• Nik Avar 4.JPG

  2 июня 2014

• Nik Avar 3.JPG

  6 августа 2014

• Nik Avar 5.JPG

  8 декабря 2014

• Nik Avar 6.JPG

  8 декабря 2014

Археологические исследования

Первые раскопки на Соборной горе были проведены в 1981 году.

Были продолжены в 2005 году.

Одни из самых интересных находок:

• Корчага киевского типа X-XII века. В таких корчагах перевозили с юга Руси елей или иные жидкости, чаще для отправления церковных обрядов. Находка позволяет датировать постройку первой православной церкви на территории кремля.
• Кожаная обувь городского жителя Можайска, XIII век. Обувь была снята с ног погребенных под земляным валом на кладбище XII—XIII века.
• Кремневое орудие, предположительно скребок, 4000-3000 г. до н.э. Неясно как орудие каменного века попало в средневековые слои.
• Шахматная костяная фигурка (ферзь). Была найдена в древних слоях. Наличие шахматной фигурки указывает на высокий социальный статус хозяев кремля.
• Железное кресало XII века.
• 2 Грузика дьковского типа, 2000 лет тому назад.
• Фрагмент литого серебряного браслета XII—XIII века, скань.
• Кварцевая бусина XII—XIII века.
• Горсти зерна XIII—XIV века. Обгорели во время пожара.
• Костяной гребень с циркулярным орнаментом.
• Керамическая игрушка-свистулька, XVI—XVII вв.
• Фрагмент кожаных ножен, взяты из слоев XII века.
• Икона-мощевик, XVI век. Икона из кости, оклад из бронзы.

Кремль в геральдике

Первый герб Можайска был утвержден 20 декабря 1781 года. На гербе была изображена «каменная стена о шести башнях, которая в самом деле и ныне существует». Если вспомнить, что Петровская башня была закрыта за ветхостью в 1775 году, а Сурино-Колено сгорела в 1748 году, то от Кремля действительно остается 6 башен, если под въездной аркой подразумевать Никольскую башню.

16 марта 1883 года был утвержден новый герб. Несмотря на то, что Можайского кремля больше не существовало, герб сохранил 6 башен и въездные ворота.

18 сентября 1979 года Можайский горсовет утвердил новый вариант герба, теперь башен 7.

2 марта 1999 года Советом депутатов Можайского района был утвержден герб Можайского района. Количество башен — 6.

16 января 2007 года Советом депутатов ГП Можайск был принят новый герб города.

• Mozh gerb 1.gif

  Герб 1781 года

• Coat of Arms of Mozhaisk (Moscow oblast) (1883).png

  Герб 1883 года

• Mozh Gerb USSR.JPG

  Герб 1979 года на значке

• Coat of Arms of Mozhaysk (Moscow oblast).png

  Герб района

• Mozhaysk.png

  Герб города

Кремль в фильмах

• Война и мир (1967)
• Журавушка (1968)
• Ключи от счастья (2008)
• Сестра моя, любовь (2014)

Легенды и мифы

Легенда о бездонном озере.

Впервые эта легенда в письменном виде встречается у краеведа Николая Власьева. На Соборной горе существует старое родниковое озеро. Помимо типичных легенд о чудодейственной и волшебной воде, была такая легенда: на середине озера дна нет, а есть некое «окно», взглянув в которое, можно было увидеть из глубины просмоленные доски старинных кораблей.

В древности через Можайск проходил волок, и река Можайка имела такую глубину, что по ней спокойно плавали ладьи с грузами. В 2004 году археологическая экспедиция вела раскопки на территории кремля. В числе прочего, они слили воду из озера (за долгие годы озеро заилилось) и стали бурить глубокие скважины в иловых отложениях. Дна они так и не достигли, поэтому легенда осталась не опровергнутой.

Насчет просмоленных досок есть одна гипотеза. В 1624—1626 гг. внутри крепости существовало «озерко чистое, обрубленное дубовым лесом и огороженное 2 стенами… …осадный колодезь глубиной 8 2/3 саженей…». Скорей всего именно эти бревенчатые части осадного колодца и всплывали из глубин озера, а люди принимали их за запчасти древних кораблей.Легенда о подземных ходах

Существует легенда, что из Ново-Никольского собора есть подземный ход, идущий в сторону Лужецкого собора. Говорят также и о других ходах, соединявших когда-то многочисленные можайские церкви.

Литература

• Кондратьев И. И. [www.academia.edu/10058168/История_Можайского_кремля История Можайского кремля]. — М.: ТАУС, 2010. — 232 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-903011-80-3. (в пер.)
• Федорова О.В., Ушаков В.К., Федорова В.Н. Можайск. — М: Московский рабочий, 1981. — 288 с. — 30 000 экз.
• Власьев Н.И. Можайск в его прошлом - краткий исторический очерк. — 1925.
• Мокеев Г. Я. Можайск - священный город русских. — Можайск: Кедр, 1992. — 127 с. — 50 000 экз.
• Виноградов Н. О древней резной чудотворной иконе Святителя Христова Николая, находящейся в соборном храме города Можайска, Московской губернии. — Можайский Николаевский собор. — М: Типо-Литография И. Ефимова, 1900. — 16 с.
• Савин А.Г. Можайское наследие №2. — М: Экон-Информ, 2011. — 38 с. — 1000 экз.
• Савин А.Г. Можайское наследие №4. — М: Экон-Информ, 2013. — 43 с. — 300 экз.
• Ушаков В.К., Николайченко И.И., Овчинников В.М. и др. Справочник Можайского муниципального района. — Администрация Можайского района. — Тверь: Тверской ПК, 2011. — 207 с. — 2000 экз. — ISBN 9.
• Б.Е. Янишевский. Можайск и его округа в XI-XV вв.. — М: ТАУС, 2010. — 144 с. — ISBN 978-5-903011-78-0.

Замки и крепости   Архитектура

Отрывок, характеризующий Можайский кремль

Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.